Лютый зверь - Калбазов (Калбанов) Константин Георгиевич - Страница 23
- Предыдущая
- 23/65
- Следующая
Двое с револьвером секунду осмысливают происходящее, потом один из них взводит курок пистоля… Не успел, нож уже торчит из его груди. Второй, бросившийся в сторону полати, на которой имеется оружие, получает нож в бок и завывает на одной протяжной ноте, как зверь, угодивший в капкан. Виктор стремительно делает пару больших шагов и, выхватив еще один клинок, бросает его в подранка, попав точно между лопатками.
В дверь влетает Горазд с револьвером в руке. Виктор деловито обходит поверженных противников и проводит контроль. Видя это, Горазд откинулся к стене и тяжко вздохнул. Лицо белое, как тогда, при ранении. Может, и сейчас прилетело? Было бы не вовремя.
— Ты как? Ранен?
— Нет. Просто… – нервно сглатывает.
Ага. Одно дело – в горячке вилы сунуть врагу в бок, совсем иное – хладнокровно резать ничего не подозревающего человека. К такому не вдруг и привыкнешь. Но вроде ничего, держится, блевать не собирается.
— Не на крыльце хоть бросил?
— Затолкал в прихожку, как ты и сказывал.
Виктор быстро снарядился, запахнул полушубок, проверил оружие. Порядок, к бою готов. Лучше бы не надо, конечно, но это вряд ли. Насчет парней, что уже поглядывают в сторону малой избы, он угадал точно. Не захотят они просто так отступаться, но уж лучше сразу, потом меньше придется за спину смотреть.
Вышли на крыльцо. Дело к вечеру. Словно и не было ничего, метет метель, уже успело замести и следы мужичка, что отсюда выходил, и от их следов ничего не осталось. Кони у коновязи жмутся друг к дружке, спасаясь от пронизывающего ветра. Эдак можно спокойно восвояси отправляться, никто и не почешется. Разве что кому–то понадобится что–нибудь в малой избе. Но уходить они не собираются.
— Готов, что ли? Если чувствуешь слабину, то лучше не начинать. Уйдем, пока не поднялся шум.
— Нам ведь они нужны, чтобы к гульдам наведаться. – Не спрашивает, просто повторяет ранее сказанное Виктором. – Я не подведу, Добролюб.
— Помни: никаких сомнений. Даже если придется половину положить – клади, не думая. Лучше кого лишнего упокоить, чем потом на том свете жалеть.
— Помню.
Большая изба. Да нет, самый натуральный барак, без перегородок, разве что лежаки в один ярус вдоль стены выстроились. Посредине – печь. С двух сторон от нее между полатями – два больших стола с лавками. Воздух спертый, хуже чем в казарме. Странно, вроде моются, иначе для чего тогда баня? Впрочем, тут как ни мойся, но если в относительно небольшом помещении постоянно проживают почти два десятка человек, это мало поможет. У всех ведь свои физиологические особенности.
Был у Виктора сослуживец, он даже в полевых условиях умудрялся каждый день мыться, но ничего не помогало: то ли повышенное потоотделение, то ли пот у него был ядреный, да только несло от него даже после душа, а мухи так и вовсе ни на минуту не отпускали. Но к парню притерпелись, тем более труса он никогда не праздновал, имелись и те, что жизнью были ему обязаны. Вот такие пироги с котятами.
Да-а, казарму хоть проветривают и моют каждый день, уж за этим догляд строгий. А тут с этим, похоже, полный швах. Да и пол земляной, особо не помоешь. Впрочем, рвотных позывов нет, глаза не режет, ну и слава богу. Оружие висит на деревянных крюках над лежанками, так себе оружие, средней потасканности, а иное – откровенный хлам. Огнестрела не особо много, в основном самострелы. А вон и пара луков висит, но луки, по всему видать, составные, добрые, – значит, и стрелки могут оказаться не из последних. Это нужно иметь в виду.
— Мир честной компании.
— О! А это что за чудо?
За дальним столом сидят несколько человек. Сколько, сразу и не разберешь, печь прикрывает. Но судя по тому, что ответили именно оттуда, там и находятся наипервейшие претенденты на малую избу. И прикид у них получше. Место возле двери не столь почетное. Оно и понятно: и холодом тянет посильнее, и, случись чего, так до дальних не сразу дотянешься. Находящиеся поблизости одеты откровенно плохо. И чего, спрашивается, в разбойники подались, коли в рванье ходят?
Самые ближние нервно сглатывают. Сидят и недоуменно переглядываются. Оно и понятно. Вошли двое, с оружием в руках. Один из них – чистый головорез, во сне приснится – топором не отмашешься, второй – бледный как смерть, зыркает так, словно готов порвать любого.
— Это чудо – новые ваши товарищи, – с прежним спокойствием ответил Виктор.
— А это кто так решил? – спросил мужик, выглядывающий из–за печи, один из двоих, которых видно.
Нужно их выманивать, а потом кончать, но не по беспределу, а так, словно поссорились. Остальные поддержать не должны, эвон опасливые взгляды бросают в дальний конец. Всего в бараке человек пятнадцать, вряд ли больше. Видно не всех, но предположить это можно. Шестеро лежат в избе атамана, трое дежурят в секрете (они мимо них проезжали). Атаман говорил про две дюжины, вот оно и выходит.
— Кабы атаманом был ты, то и решал бы непременно ты. Но за атамана у нас вроде как Струк.
— А что же он вас чин по чину не представил ватаге, как оно всегда делалось? – Это с явным намеком, мол, братцы, что же это делается–то, нас вовсе за людей не считают, совсем на шею сели. Перетягивают народ на свою сторону. Хм. Да тут, похоже, давно переворот зреет и вроде как приближается к финальной стадии. Ну–ну.
— А видать, тебе не по чину, вот и не представил. – Виктор намеренно конкретизировал именно этого мужика, пусть остальные себя не ассоциируют с теми, с кем «не по чину», значит. Это он удачно ввернул: появились ухмылки. Эвон, ребятки, так вы уж достать всех успели.
Народ за печью зашебуршился, задвигались лавки, прошуршала сабелька, покидая ножны, щелкнул взводимый курок, еще один. Те, что располагались при входе, подались к стенам. А вот теперь – взгляды опасливые, ухмылки пропали. Вид нерешительный – поди пойми, чью сторону принять. Похоже, поножовщина тут не столь уж редкое дело. Стоит ли удивляться, ведь не воинское подразделение, здесь все основано на личном авторитете и страхе. Что ж, это как нельзя кстати для реализации планов Виктора. Осталась самая малость – уцелеть. Пора бы уж испугаться, ан нет. Не страшно, хоть ты тресни, адреналин бушует, как адово пламя, по телу пробегает дрожь, но то от нетерпения. Должно быть страшно, а вот не страшно, и все тут! Ну же, ребятки, давай, покажитесь!
В руках Виктора – два одноствольных пистоля, в кобуре – кольт с взведенным курком; хотя он и дал ему столь громкое название, все же до скорострельности настоящего знаменитого американского револьвера ему ой как далеко, так что мельницу здесь не закрутишь. В руках у Горазда – «лукасы», но тут со скорострельностью тоже не лучше. Будь обстановка иной – револьверы сыграли бы решающую роль, но противникам предстоит сойтись лицом к лицу, на расстоянии едва в десяток шагов, вряд ли будет время взвести курки.
Только бы эти гады не решили действовать из–за печи! Тогда дело дрянь, поди их выкури. Нет, выходят на открытое место, картинно так выходят, с ленцой, обходя печь с разных сторон, нарочито побрякивая оружием. Пожалуй, основной огнестрел постояльцев этого барака – у этих парней. Двое сжимают по два пистоля, у двоих мушкеты, один вооружен саблей, непонятно, то ли нет своего нормального оружия, то ли просто не захотел, а сабелька вполне приличная.
— Так что ты там говорил?
Видно, мужику все же хочется придать своим действиям справедливый характер, потому как посматривает на отошедших к стене, словно желает сказать, мол, братцы, вы видали этих? Стоящий по правую руку бросает вожделенный взгляд на пистоли Горазда. А что, знатное оружие, к тому же необычное. Оружие вроде как изготовлено к бою, но вот незадача – оба противника стоят, опустив пистоли, значит, и им не следует целиться, но стволы смотрят в направлении этой пары олухов. Вроде все, больше никто не показывается. Вот и ладушки. Никакой показной справедливости Виктору не нужно, ему необходимо было выманить их всех. Вот они. Того с сабелькой – в сторону, им займутся позже, а вот этих субчиков… Горазд знает четко, его – те, кто слева. Надо выбивать огнестрел. Дальше тянуть нельзя.
- Предыдущая
- 23/65
- Следующая
