Украинская угроза. Что делать? - Родин Сергей - Страница 4

Конечно, заранее можно предвидеть, что в своем большинстве фанатики украинства, эти «маньяки чистой воды», не откажутся от своих преступных намерений в отношении Русского государства и Русского Народа, не откажутся использовать для подрыва России преступные практики украинства. И здесь заведомо бесперспективны все разъяснительные и пропагандистские усилия. В таком случае нам действительно придется отнестись к их выбору «уважительно», и стать на путь ликвидации этой «пятой колонны», внедренной в тело Русской нации.Ликвидации, конечно, в политическом смысле. В конце концов, не мы начали эту войну, ведущуюся против нас уже сто лет, и мы имеем полное право на защиту своей страны и своего народа всеми доступными нам способами…

А лобовое столкновение представляется почти неизбежным, слишком могущественные силы работают на организацию именно такого сценария развития событий. И в этом случае особую важность для нас приобретает проблема тех, кто оказался «по ту сторону баррикад» не в силу сознательного выбора, а став жертвой обмана и лживой украинской пропаганды. Таковых же среди так называемых «украинцев» – подавляющее большинство. Не по своей воле оказавшись гражданами «самостийной Украины», они за прошедшие годы подверглись тотальной «промывке мозгов», и это не могло не наложить известного отпечатка на их духовный облик, мировосприятие и мировоззрение…

В том, что труды «украинствующих» не пропадают втуне, я сам мог не один раз убедиться, встречая в Малороссии людей, совершенно далеких от политики, обычных трудяг, обремененных повседневными житейскими заботами, и, казалось бы, ни о чем другом не помышляющих, и, тем не менее, с уже очевидными следами уродливой идеологической обработки, сознанием и памятью, отравленными самостийнической пропагандой… С Валерием С., бывшим моим однокурсником, проживающем ныне в Днепропетровске, судьба свела меня в начале 2006 года. Типичный «технарь», он и в университете, и после него не проявлял никакого интереса к истории или текущей политике. Как и многие из наших коллег инженеров в постсоветской России, какое то время влачил жалкое существование в одном из оборонных НИИ, пока, наконец, не ушел в коммерцию, где звезд с неба не хватал, но себя и семью на плаву мог поддерживать. О будущем особо не задумывался, считая, что все как нибудь «само собою наладится». Собственно, и беседа наша не выходила за рамки обсуждения суровой «прозы жизни» да светлых воспоминаний беззаботной студенческой молодости, пока совершенно случайно не коснулась украинской темы, да и не ее даже, а революции 1917 года. И здесь мой совершенно аполитичный знакомый неожиданно огорошил меня заявлением, что эту самую революцию «на Украину» экспортировали «вы» – русские, навязав ее «нам», «украинцам», беспощадным террором и голодом. Разумеется, вспомнил он и расхожий укрсюжет о «голодоморе 1933 го»… Я оторопел от неожиданности. В университете Валерий никогда не отделял себя от Русских, был своим в нашей среде. И на «иностранца», даже в нелепом его украинском варианте, никак не тянул. Прошло всего девять лет, и вдруг такая перемена…

Впрочем, я тут же возразил ему: понятие «Украина», в употребленном им смысле, как раз и является порождением той самой революции, которую он столь страстно клянет, а до 17 го года никакой «Украины» ни территориально, ни тем более «этнически» не существовало. Поэтому, если уж придерживаться реалий того времени, речь следует вести о не скольких южных русских губерниях с Русским же населением, применительно к которым формулировка «экспорт из России» лишена не только оснований, но и бессмысленна.

Что же касается пресловутого «голодомора», то охватил он, собственно, и не Малороссию даже, а Новороссию («Новую Россию»), Слобожанщину, Дон, Кубань, Поволжье, земли уральских казаков. А еще раньше был голод 21 го года, от которого пострадали исключительно «великорусские» губернии, и ответственность за это ложится, прежде всего, на антирусскую власть, ту самую, что превратила виртуальную «Украину» в реальный субъект новосозданного «СССР», правящие структуры которого формировались почти исключительно из инородцев. При чем же здесь Русские?..

Тут то его и прорвало и, чем жарче становился наш спор, тем более бессвязный и алогичный вид приобретали излагаемые им версии событий давно минувших дней и дня нынешнего. Иногда казалось даже, что это и не он говорит, а некое механическое устройство внутри него, с умыслом запрограммированное чьей то злой волей на заведомую галиматью, теперь просто озвучиваемую голосом моего собеседника. Сам же он, взрослый, семейный, здравомыслящий мужчина, помимо воли выступает в роли пассивного передатчика этой несусветной чуши…

То, что он излагал с таким воодушевлением и неподдельным пафосом свежепосвященного неофита, тайны для меня не составляло. Речь опять же шла о невероятных похождениях «украинцев» в Америке и Палестине, столь красочно описанных Черемисом и Дубиною… гениальных прозрениях Плачинды насчет шведского флага и венерианской «мовы»… и совсем уже свежих баек Шевчука о Гетманстве, – словом, о типичном наборе украинской лжи, непроницаемым мраком покрывающей как прошлое, так и настоящее Малороссии…

Я стал было возражать, но тем лишь раззадорил его на еще большие экскурсы в историю и политику. Спорить было бесполезно, да он и не умел спорить. Историю знал очень поверхностно, почти что и совсем не знал, поэтому часто заходил в тупик, путался, противоречил самому себе и, тем не менее, изрекал все безапелляционным тоном человека, наконец то, по знавшего «истинную правду», которую от него столь долго утаивали «коммунисты», «шовинисты», «сионисты» и, Бог знает кто еще… В своем украинском восторге он доходил до полного самоотрицания. Совсем не владея украинским волапюком, ничего даже не читая на нем, он, тем не менее, со странной горячностью ратовал за тотальную украинизацию в качестве радикального средства восстановления непонятно кем и когда попранной «исторической справедливости», и клялся, что уж сын то его точно будет говорить «только по украински»…

Я пробыл у него в гостях несколько часов, общался с женой и двенадцатилетним сыном, но так и не услышал от них ни од ного украинского слова. На папины планы они смотрели как на временный «бзик» и всерьез не принимали. Да и сам он все как то не решался приступить к их активной реализации, ведь и в «украинском Днепропетровске» (а точнее, русском губернском городе Екатеринославе), где он жил, все и поныне говорят исключительно по русски…

Наша дискуссия получилась скоротечной и быстро себя исчерпала. Спорить, в общем то, было не о чем. Опровергать небылицы, которыми его напичкали, я считал делом бессмысленным. Он все равно никаких доводов не воспринимал и тщательно избегал обсуждения конкретных исторических, этнических или политических проблем. А точные даты и цифры вызывали в нем озлобленное раздражение. На любые мои возражения он долбил один и тот же ответ: «русские веками угнетали украинцев»… «все несчастья Украины от России»… «Россия и сегодня эксплуатирует нас и угнетает»… ну и все в таком же духе… Мне, наконец, стало скучно и грустно одновременно. Жаль его было. Та убогая и пошлая политическая доктрина, которую он теперь исповедовал, построенная на ненависти и лжи, совсем не шла к нему, – доброму, отзывчивому, простодушному, в иные моменты по детски наивному человеку. И это резкое несоответствие ясно говорило, что новые «убеждения» моего товарища – всего лишь результат подлой и коварной пропаганды. Воспринимать Валерия в качестве «врага», сознательно находящегося «по ту сторону баррикад», было бы ошибкой, он просто временно дезориентирован. Какие уж тут споры… Интерес представлял разве что сам факт «обращения», а точнее его источники. Об этом стоило поговорить.

«Да, начитался же ты всякой мерзости за девять лет своей жизни здесь», – решил я подвести черту под нашей бесплодной перепалкой. Однако, к моему удивлению, оказалось, что по большому счету ничего то он и не читал: о Грушевском, Крипьякевиче, Дорошенко, Полонской Василенко, Костомарове и прочих только слыхал, а из современных глашатаев украинства даже и фамилии ни одной не мог назвать… Тогда все почерпнул из «телеящика»? – предположил я. Но, как выяснилось, телевизора он почти не смотрел, разве что футбол, да изредка какой нибудь фильм. И политики по прежнему сторонился: на митинги не ходил, во время выборов за укрнацюков не агитировал (хотя исправно за них голосовал, в отличие от жены, поддерживавшей коммунистов), в общем, старался как будто подальше держаться от всей этой грязи… и в то же время по уши в ней утопал. «Кто же тогда тебя так нагрузил?» – «Да брось ты! – сразу рассвирепел Валерий. – Никто никого не грузил, все это давным давно известно, а истории, сочиненной в угоду великодержавным шовинистам, уже никто не верит». И он тут же, весьма кстати, поведал мне несколько басен из «Истории Русов», в их числе о Батурине, «сожженном вместе с жителями», и «тысячах казненных в Лебедине». «Даже фашисты так не поступали» – с полным сознанием своей правоты подытожил мой визави… «Истории Русов» он, впрочем, тоже не читал. Но где то же должен был все это слышать!.. И здесь меня осенила догадка: радио! Ну, конечно. Я же был у него в мастерской и единственным развлечением от монотонного труда служил в ней радиоприемник. Я и обратил на него внимание лишь потому, что из его утробы раздавалась не обычная попсо бессмысленная «композиция», а нечто похожее на «интеллектуальную передачу»… Помнится, речь шла о Киево Могилянской академии. Это меня и удивило: обычно наши трудящиеся внимают местечковым «эфирам», расплодившимся на всем пространстве исторической России и щедро потчующих своих несчастных слушателей мерзопакостным репертуаром «звезд» типа Верки Сердючки или «Мумми троля», перемежая эту «духовную пищу» убогим набором погоды, сплетен, уголовной хроники и т.п. дребедени. А тут неожиданно передача с явной претензией на «серьезность». «От попсы уже тошнит, – коротко объяснил Валерий, – а эти бубнят себе потихоньку, фон создают, ну и ладно»…