Зимовка на «Торосе» - Алексеев Николай Николаевич - Страница 8

• Предыдущая
• 8/57
• Следующая

Жизнь на корабле переключилась с походного на научно-исследовательский режим, который был несравненно утомительнее.

Гидрологические станции выполнялись нами через каждые 30 миль, т. е. примерно через 4 часа хода. В промежутке между станциями делали промер, причем через каждые 5 миль «Торос» останавливался для получения наиболее правильных показаний глубин. Работа выполнялась глубомером Клаузена с контролем его показаний по блоксчетчику. В моменты остановок делались также определения дрейфа судна по углу отклонения промерного троса. Работа спорилась, и только очень внимательно присматриваясь к людям, можно было заметить какое-то, если хотите, смущение тем, что «Торос», вместо того чтобы рваться к проливу Вилькицкого, измерял прозаические глубины на западе Карского моря.

— Николай Николаевич, — окликнул меня из своей лаборатории Сергей Александрович, производивший анализ морской воды, добытой ему гидрологами, — а что, лед будет виден?

— А на что он вам?

— Да как же, я второй раз уже попадаю в Арктику, а льда еще не видал. Стыдно дома рассказывать, а врать неудобно, попадешься — еще хуже будет.

Это была шутка, за которой скрывались чаяния всей экспедиции — итти туда, в лед, бороться, окунуться с головой в «арктическую романтику». Увы… ежедневные сводки с острова Диксона приносили одно и то же сообщение, что все суда, не исключая и лидеров-ледоколов, безуспешно бились в непроходимом льду, не пройдя еще и трети пути до заветного пролива Вилькицкого. Опять, как и в Архангельске, надо было вооружиться терпением.

«Торос» заканчивал уже третью гидрологическую станцию, когда на горизонте показались сначала дымок, затем черная точка. Несколько биноклей впились в идущее навстречу судно. — «Садко»! Вот тебе и работа в море Лаптевых! — посыпались восклицания со спардека. В самом деле, прямо на нас, т. е., значит, на запад, шел корабль, чрезвычайно напоминавший по первому взгляду ледокольный пароход «Садко», на котором должно было находиться почти все руководство Арктическим институтом. Корабль как будто бы даже несколько изменил курс, увидя, что «Торос» снялся с якоря, и шел явно к нам. Уже совершенно отчетливо была видна голубая марка Главсевморпути на трубе парохода, как вдруг над ней появился столб пара и над гладью моря пронесся звук парового гудка, приглашавшего нас подойти ближе. В тот же момент я разглядел в бинокль на борту судна белую надпись «Малыгин».

Получилось что-то совсем непонятное. «Малыгин» был передан на всю навигацию нашему Управлению для выполнения гидрографических работ в проливе Вилькицкого. Тяжелая ледовая обстановка вынудила пароход изменить свой план, но появление его у острова Вилькицкого было совсем загадочным. Между тем, «Торос» поравнялся с бортом «Малыгина» С обоих судов раздались крики взаимного приветствия, покрытые громким голосом в мегафон, раздавшимся с мостика парохода:

— Николай Николаевич, здравствуйте! Сегодня во время ледовой разведки от острова Диксона к мысу Желания исчез самолет с ледокола «Садко». На самолете два человека, запас горючего был только на два летных часа. Прекращайте работу и следуйте на розыски по курсу 330°. Пройдите 60 миль и, если ничего не обнаружите, возвращайтесь к Диксону. Сообщите о случившемся на все встречные суда. Несите непрерывную радиовахту.

Новость была далеко не из приятных. «Торос» сейчас же изменил свой курс и полным ходом пошел на северо-запад. В наблюдательной бочке на фокмачте появился штурман, высматривающий в бинокль злополучный самолет.

Невольно закрадывалась мысль, что наши поиски были похожи на розыск иголки, затерянной в стоге сена. Но в данный момент это была единственная возможность оказать помощь гибнущим, и ее надо было использовать до конца.

На горизонте стали появляться отдельные льдины, очень напоминавшие стаи лебедей, сидящих на глади какого-нибудь озера. «Торос» временами менял свой курс, чтобы убедиться, что на воде действительно плавает льдина, а не самолет. Мостик и борта «Тороса» были усеяны людьми. Каждый отчетливо понимал, что при малейшей невнимательности можно не заметить среди плавающего льда крошечную точку самолета, что неминуемо повлечет за собой гибель людей. Наконец, пройдены и заданные нам «Малыгиным» 60 миль. Вокруг только беспредельное море, усеянное сверкающими на солнце льдинами. Начался довольно свежий ветер. Настроение падало вместе с падением барометра, предвещавшего усиление ветра, а следовательно и увеличение опасности для затерянных в море людей.

В эфире носились радиограммы с извещением о несчастьи. «Нерпа», почти заканчивавшая суточную гидрологическую станцию, прекратила работу и тоже устремилась на поиски. С «Малыгина» пришло распоряжение повернуть к острову Диксона и продолжать поиски. Попутный ветер позволил поставить паруса, и «Торос» десятимильным ходом пошел на юг. Вскоре на горизонте показалась «Нерпа», также идущая по направлению к острову Диксона.

Вдруг эфир принес еще одну телеграмму:

Эта телеграмма сразу успокоила всех, но и вызвала одновременно чувство досады. Оказалось, что «исчезнувший» самолет и не вылетал никуда. «Садко», стоя в бухте острова Диксона, направляет на разведку льдов самолет, дает ему горючего на два часа полета и никого не извещает об этом. За самолетом никто не следит. Проходит три часа. Самолет не возвращается. Руководство экспедиции на «Садко» поднимает тревогу, срывает с работы корабли… после этого обнаруживает, что самолет и не улетал, собственно, никуда с острова. Чувствовалось, что в организационном отношении экспедиция на «Садко» заставляла желать много лучшего.

Подойдя к берегу для уточнения своего местоположения, «Торос» возобновил прерванные работы.

Шестого сентября, закончив шестую гидрологическую станцию, «Торос» подошел к кромке сплоченного льда, расположенной в 30 милях к западу от островов Скотт-Гансена. Из наблюдательной бочки, носящей у моряков название «воронье гнездо», были видны сплоченные торосистые льды по всему горизонту, за исключением его юго-западной части. По направлению к югу сплоченный лед разрежался до 7—8 баллов. Линия выбранного нами гидрологического разреза и промерного галса случайно уперлась в залив во льду, вытянутый к востоку. Сейчас «Торос» остановился в самой вершине этого залива, т. е. в наиболее восточной точке, до которой можно было добраться без форсирования льда. Дальнейший путь на восток был закрыт. К сожалению, расположение льда не давало нам также возможности выполнить промер в интересовавшем нас районе по галсам, расположенным нормально к берегу. На восточной и северной частях небосклона всюду был виден белесый отблеск — явный признак того, что там простирался сплошной лед. Из сводок о движении судов мы знали, что «Седов», являвшийся передовым разведчиком всего флота Главсевморпути в западной половине трассы, не может пробиться на восток дальше архипелага Норденшельда. Путь к архипелагу «Седов» проложил с огромным трудом в тяжелом льду.

Ледокол «Ермак» с караваном из четырех судов все еще бился к северо-западу от полуострова Михайлова.

Единственное, что нам можно было еще предпринять при создавшейся ситуации, — это сделать попытку пробиться к югу к берегу материка, где, может быть, существовала так называемая «береговая полынья».

Обычно, после того как сплошной зимний ледовый покров взламывается, под берегом открывается узкая полоса чистой воды, обязанная своим происхождением приливно-отливным колебаниям моря и стоку с береговых возвышенностей талой снеговой воды. В том случае, если отсутствует ветер с моря, береговая полынья может служить для прохода судна, имеющего небольшую осадку. При наличии ветра лед очень быстро подходит вплотную к берегу, и судно, идущее полыньей и не принявшее во-время мер предосторожности, может оказаться в весьма трудном положении. Таким образом, плавание «береговой полыньей» является достаточно рискованным предприятием, но нам необходимо были испытать и это средство, прежде чем отказаться от похода на восток. Сдавать свои позиции без боя мы и не могли и не хотели.

• Предыдущая
• 8/57
• Следующая