Поговори со мной… Записки ветеринара - Бакатов Сергей - Страница 21
- Предыдущая
- 21/47
- Следующая
Главная задача дня решена – все согрелись. У Саймира в бассейне лед потихоньку растаял, а сам он уже выглядел вполне прилично, и его состояние больше не вызывало особого опасения. А после обеда и печки хорошо раскочегарились, да и мороз несколько отпустил.
Последующие два-три дня вроде все было ничего. Саймир по утрам меня опять встречал, виляя хвостиком, правда, не очень весело. Но в целом казалось, что удар стихии мы все же перенесли с малыми потерями.
А вот потом…
Потом все и началось.
То ли на третий, то ли на четвертый день после мороза Кешу, кайманового крокодила, обнаружили уж очень спокойно лежащего под водой и совершенно не желающего подниматься на поверхность. Когда я его вытащил из воды, то сомнения и вовсе рассеялись. Кеши в зоопарке больше не было.
Наверное, мы все же поторопились перевести его в теплое помещение. Надо было делать это постепенно. Дело в том, что крокодил существо пойкилотермное, и, стало быть, температура его тела зависит исключительно от температуры окружающей среды. То есть чем теплее вокруг, тем все физиологические процессы в его организме происходят интенсивнее – жизнь бьет ключом. Но чем холоднее вокруг, тем все происходит медленнее, вплоть до почти полной остановки – анабиоза, когда животным нет необходимости не только в принятии еды и питья, но и даже воздуха требуется совсем небольшое количество.
Теперь-то я знаю, что Кешу следовало с месяц продержать в прохладном помещении при температуре 12—14 градусов, и он, возможно, пришел бы в себя. Месячную голодовку, особенно при понижении температуры, рептилии переносят абсолютно без ущерба здоровью. Они за это время лишь чуть-чуть теряют в весе. Да и средневековые мореплаватели таким же образом заготавливали крокодилятину в трюмах кораблей – свежий провиант на долгое плавание.
Вторая ошибка, которая, возможно, и стоила нашему Кешке жизни, состояла в том, что отогреваться мы его поместили рядом с водоемом. А он, почувствовав, что наконец попал в тепло, на какое-то время пришел в себя, пошел принимать ванну и, наглотавшись воды, там, на дне, и заснул, так и не выйдя из состояния частичного анабиоза, в которое попал после переохлаждения.
На вскрытии оказалось, что его легкие – «тяжелые». На самом деле у крокодила и не легкие вовсе, а так называемые воздухоносные мешки, примерно такие, как у курицы. И они были полностью заполнены водой, что очень просто определяется при опускании легкого в воду. Здоровые легкие при этой процедуре плавают, стало быть – легкие, а отечные, заполненные водой – тонут, значит – тяжелые.
Причиной отека легких могло стать и переохлаждение.
Анатомировали животных обычно Василич или Георгич, а то и оба на пару. А я заносил всю информацию в протокол. В каждом случае приходилось делать полное вскрытие павшего животного, со снятием шкуры или кожи – для досконального описания всех обнаруженных изменений. Ведь каждый случай уникален, и полученная информация могла впоследствии пригодиться. Кроме того, шкуры и кожи сдавали на склад, для отчетности, как доказательство для инспектирующих органов, что данное животное мы не продали.
А между тем Саймир готовил нам очередную головоломку. На третий или четвертый день после той морозной ночи он начал кашлять и у него поднялась температура. Кожа стала сухой и начала трескаться с выделением красноватой сукровицы. Купаться он больше не ходил, поэтому его приходилось постоянно поливать водой и всего смазывать растительным маслом с камфарой.
Кроме глинтвейна он еще соглашался на чай. Но стоило добавить в чай отхаркивающее и антибиотик, как он и от этого отказывался. Пару раз антибиотики с глюкозой нам удалось ввести ему шприцом Жане в прямую кишку, но это его очень рассердило. И у меня чуть было не испортились с ним отношения.
– Саймир! Очень тебя понимаю, мне бы это тоже не понравилось! – уговаривал я бегемота, а про себя решил на следующий день попробовать сделать ему внутривенные уколы или хотя бы внутримышечно.
Но это оказалось совсем не просто. Вен как таковых на поверхности кожи у него вообще не видно. Разве что небольшие венки на ушах, которые он мне проколоть не позволил. Зато в кожу можно хоть гвозди забивать, да вот беда – ни одна игла в кожу не входила! Не знаю, будете вы смеяться или плакать, но мне пришлось для этой цели даже простерилизовать молоток, которым я и пытался в него забить иглу. После того как игла была с трудом забита, ввести лекарство все равно не удалось. С горя я начал читать всю имеющуюся в наличии справочную литературу по бегемотам. И там вдруг прочел, что толщина кожи у них до пяти – шести сантиметров! Стало быть, обычной иглой я все равно не смогу ее проколоть. Нужно срочно искать толстую иглу длиной хотя бы восемь сантиметров. В моей аптечке таковой не имелось.
По счастливой случайности в этот день в зоопарк зашел приятель, работавший в цеху по обработке металла, и уже вечером у меня была стальная, каленая и остро заточенная трубка длиной в десять сантиметров, которая очень хорошо подошла к шприцу Жане.
Самодельную иглу в ляжку Саймира удалось забить без труда, и первую порцию глюкозы с антибиотиками он принял, не моргнув.
Следующие три дня я просидел в зоопарке почти безвылазно, так как колоть приходилось через каждые четыре часа. Днем, когда я убегал ненадолго домой, чтоб родные меня не забыли, на вахту заступали коллеги. (Пролонгированные антибиотики, которые можно колоть один раз в день, появились гораздо позже.) Глинтвейн мы заменили на липовый чай с чабрецом, душицей, мятой, анисом, ромашкой, багульником, девясилом и медом. Эту пропись гиппопотам весьма одобрил. Хочу похвастаться, что некоторые травы собирал сам и по всем правилам, так как я большой любитель травяных чаев.
На четвертый день, как обычно, мы с коллегами собирались сделать Саймиру очередную инъекцию.
Хорошо помню, что было хоть и морозное, но солнечное утро. Все процедуры бегемоту я старался проводить сам, так как у меня уже с ним наладился прочный контакт, да и вообще, по молодости лет я был, естественно, проворнее своих коллег. Но Василич и Георгич при процедурах всегда присутствовали для подстраховки.
Как только я «забил» в ляжку гиппопотама самодельную иглу (я уже наловчился это делать без молотка), он встал! Да так встал, что своей тушей преградил мне пути к отступлению. Василич и Георгич, стоявшие с другой стороны, спешно ретировались. Надо заметить, что всех людей в халатах (что-то типа униформы) бегемот воспринимал весьма доброжелательно, но общались с ним в основном я и Амин, которого он, несомненно, любил, и не только потому, что Амин его кормил.
Мне кажется, больше потому, что только мы с Амином разговаривали с Саймиром на его родном языке.
И вот бегемот встал. Хорошо откашлялся. Смотреть на то, что вылетало из его носа, мало приятно, тем не менее это радовало: кашель уже влажный и мокрота хорошо отделялась. Его немножко шатало, а у меня качалась под ногами земля. Я начал говорить все ласковые слова, какие только знал, намекая на то, что уже ухожу и вовсе не собираюсь его колоть. Об инъекции я уже и не мыслил – мне бы только вытащить иглу. Мысленно перекрестившись, я ее выдернул. Похоже, бегемот этого даже не почувствовал. Он вроде как внимательно слушал и в ответ только махал своими маленькими ушками, но при этом постепенно прижимая меня к стене… Я попробовал обойти его сзади. Но как только я туда пробрался, он включил хвостовой пропеллер и, как бы помягче выразиться, начал метить территорию. Я сделал отчаянную попытку перемахнуть через его спину, но поскользнулся и плюхнулся прямо на него. Все, что скопилось в его толстом кишечнике за последние три-четыре дня, теперь толстым слоем покрывало пространство от стен до потолка. Коллегам удалось найти укрытие в прихожей. К счастью, и то место, которое я успел занять, тоже оказалось довольно безопасным. Мне достался только рикошет. Но настолько обильный, что и его хватило! Рано радовался.
Не могу с уверенностью сказать, что бегемоту понравилось мое местонахождение, но он так сильно захотел по большому, что в тот момент его совершенно не интересовало, что происходит у него на спине. Однако, пока я по нему ползал, пытаясь найти самое безопасное место, он развернулся таким образам, что выбраться из его загона теперь я смог бы только по его голове. И еще я понимал, что, если и останусь живым, этого он мне никогда не простит.
- Предыдущая
- 21/47
- Следующая
