Море Мечей - Сальваторе Роберт Энтони - Страница 2

• Предыдущая
• 2/70
• Следующая

— Я щедро оплачиваю твое участие в наших поединках, — сказал он. — Так что было бы лучше, если бы ты внимательно прислушивался к моим словам и не сомневался в них, а постарался настолько хорошо имитировать боевой стиль Дзирта До'Урдена, насколько это позволяют твои жалкие возможности.

Голый по пояс Тюневек вытирал пот с мускулисто го стройного торса. Он протянул полотенце Лелоринелю, смерившему его презрительным взглядом, как всегда в случаях неудач эльф прошел мимо партнера и открыл крышку лаза, через который можно было спуститься на верхний этаж башни.

— Похоже, действие заклятия «каменной кожи» заканчивается, — сухо бросил он, спускаясь.

Оставшись на крыше один, Тюневек невесело усмехнулся. Подойдя к своей рубашке, он вдруг заметил мерцание в воздухе. Эльф-полукровка остановился, поджидая, пока материализуется старый Маскевик.

— Ну что, сегодня он доволен? — скрипучим голосом спросил седобородый старик. Но по его желтозубой насмешливой улыбке было ясно, что ему уже все известно.

— Лелоринель просто одержим, — отозвался Тюневек. — Если бы сам не видел, не поверил бы, что такое возможно.

Маскевик безразлично пожал плечами.

— Он больше пяти лет трудился на меня в поте лица, чтобы заслужить и мои услуги, и то, чем он щедро оплачивает твои, — заметил он. — Только, чтобы найти такого, как ты, подающего некоторую надежду со временем научиться воспроизводить стиль этого странного темного эльфа, Дзирта До'Урдена, мы потратили много месяцев.

— Стоило ли надрываться? — огрызнулся раздосадованный Тюневек. — Почему бы вам с Лелоринелем не разыскать этого разнесчастного дроу и покончить с ним раз и навсегда? Все проще, чем эти бесконечные поединки.

Красноречивая усмешка Маскевика говорила, как сильно эльф-полукровка недооценивает этого дроу, тогда как они с Лелоринелем много наслышаны о его необыкновенных свершениях.

— Говорят, Дзирт — близкий друг дворфа по имени Бренор Боевой Топор, — сказал Маскевик. — Слыхал о таком?

Тюневек, натягивая серую рубашку, отрицательно мотнул головой.

— Он король Мифрил Халла, — пояснил чародей. — Или был по крайней мере. А я не испытываю ни малейшего желания навлечь на себя месть целого клана разъяренных дворфов с толпой чародеев в придачу. Вряд ли можно надеяться на отменное здоровье или сказочное богатство, имея врагом Бренора Боевого Топора. Кроме того, я не имею ничего против этого Дзирта До'Урдена, — прибавил Маскевик. — С какой стати я должен желать ему смерти?

— Потому что Лелоринель твой друг.

— Лелоринель, — несколько насмешливо повторил маг. — Не спорю, он мне нравится, и, соблюдая долг дружбы, я время от времени пытаюсь убедить его, что выбранный им путь ведет к саморазрушению, и ничему больше.

— Могу спорить, он остается совершенно глух, — вставил Тюневек.

— Точно, — подтвердил Маскевик. — Этот Лелоринель Тел'е'бренекетт такой упрямец.

— Если только это его настоящее имя, — фыркнул Тюневек, который после последнего поединка был со всем не в духе. — «Я с тобой так, как ты со мной», — перевел он имя эльфа, которое и впрямь было одной из вариаций распространенной у этого народа поговорки.

— Что ж, в ней нашла отражение философия дружбы и уважения, разве не так? — спросил старый маг.

— И мести тоже, — хмуро добавил Тюневек.

Лелоринель же, оказавшись один с маленькой комнате на одном из нижних этажей башни, сорвал с лица маску и тяжело плюхнулся на кровать, весь кипя от раздражения и ненависти к Дзирту До'Урдену.

— Сколько же лет на это уйдет? — пробормотал он, теребя на пальце ониксовый перстень. — А хоть бы и веков, какая разница?

Лелоринель сдернул кольцо и поднес его к глазам. Ему пришлось два года трудиться изо всех сил, чтобы получить эту вещь от Маскевика. Перстень был волшебным и мог надолго удерживать различные чары. В нем заключалось четыре заклятия, которые, как считал Лелоринель, помогут ему убить Дзирта До'Урдена.

Само собой, эльф понимал, что если ему придется применить их все, то, скорее всего, он тоже погибнет. Но это не имело значения. Если Дзирт До'Урден умрет, Лелоринель перейдет в мир иной спокойно.

Как хорошо быть дома! Как прекрасно слышать шум ветра в Долине, чувствовать его бодрящий холодок, словно напоминающий мне, что я живу.

Как часто мы забываем, насколько важно это простое ощущение. Так легко забыть, что ты действительно живешь, и испытывать благоговение оттого, что можно, наслаждаться рассветом и закатом каждого дня.

И чувствовать, что все время, разделяющее их, и все долгие часы после того, как падет покров темноты, принадлежат тебе и ты волен распоряжаться ими.

И любой человек, встреченный на пути, может как-то изменить жизнь, оставить по себе хорошую или плохую память, оживить будни, прервать монотонный поток одинаковых мгновений. Я думаю, что эти бесполезные мгновения, часы, похожие друг на друга, — наш враг, мазки смерти на полотне жизни.

Да, прекрасно быть дома, в суровой Долине Ледяно го Ветра, где полно всяких чудовищ и за каждым поворотом дороги можно встретить разбойника. Но я чувствую себя более живым и более счастливым, чем раньше. Я слишком долго боролся со зловещей тенью мо его происхождения. Я боролся с неизбежностью отпущенной мне датой жизни, стараясь примириться с тем, что умру много позже Бренора, Вульфгара, Реджиса и Кэтти-бри.

Как глупо было скорбеть о конце ее дней и не радоваться тем дням, что отпущены нам, дням, когда мы вместе! Как глупо позволять настоящему бесследно уплывать в прошлое, при этом сокрушаясь о возможном — всего лишь возможном — будущем!

С каждым мгновением нового дня все мы приближаемся к смерти. И это неизбежно. Осознание этой истины может либо парализовать нас страхом, либо наполнить нетерпеливой жаждой испытать и испробовать все на свете, стремясь жить так, чтобы каждое мгновение запечатлелось в нашей памяти. Жить так, чтобы ощущать биение бытия в мерцании звезды и при ярком свете дня, в тихую погоду и в бурю, и делать каждый шаг с готовностью независимо от того, идешь ли ты через цветущий сад, или глубокие снега.

Старые и зрелые люди нередко забывают эту истину, так хорошо известную юным. И именно в этом прчина злости и зависти, которую многие питают к молодым. Как часто мне доводилось слышать распространенную жалобу: «Если бы я только мог вернуться в то время, зная то, что знаю сейчас! Слышать такое просто смешно, потому что на самом деле таким людям следовало бы сказать: „Если бы я только мог вновь ощутить жажду и радость жизни, что испытывал тогда!“

Я, в конце концов, понял, что в этом и есть значение жизни, и в осознании этого и почерпнул ту самую жажду и радость. Можно прожить короткую жизнь в двадцать лет полнее и радостнее, чем целые столетия, когда глаза потуплены и опущены плечи.

Вспоминаю наш первый совместный бой с Вульфгаром, когда я, улыбаясь и чувствуя себя переполненным жаждой жизни, вступил в схватку, несмотря на то, что нам противостояли страшные гиганты с перевесом в численности и силе! Странно, что со временем эта жажда жизни уменьшилась.

Мне потребовалось мною времени, пришлось пережить горькие утраты для того, чтобы понять неправильность такого отношения. Чтобы вновь очнуться для жизни, наслаждаться красотой вокруг и испытывать восторг от собственного существования, мне прежде пришлось неразумно уступить хрустальный осколок Джарлаксу, наконец, завершить (надеюсь, навсегда) наш спор с Артемисом Энтрери и вернуться в Долину Ледяною Ветра.

Само собой, тревога и переживания никуда не деваются. По-прежнему Вульфгара с нами нет, мы не знаем, где он, и я беспокоюсь за его здоровье и жизнь. Но я смирился с тем, что он выбрал такой путь, — именно ради того, чтобы сохранить свою жизнь и здоровье, ему нужно было оставить нас. Мне остается только мо лить небо, что когда-нибудь наши дороги вновь пересекутся и он вернется домой. Я надеюсь, что до нас наконец дойдут какие-нибудь вести о нем и либо наши опасения развеятся, либо нам придется собираться в путь, чтобы спасать его.

• Предыдущая
• 2/70
• Следующая