Зона испытаний - Бахвалов Александр - Страница 22

• Предыдущая
• 22/63
• Следующая

– Что?.. Должна же я знать. Если бы не вы… Знаете, они какие! Я вас с папой познакомлю, хорошо?

– Не надо торопиться. Вот узнаем друг друга получше, тогда… Кстати, он кто, ваш папа?

– Генерал. Директор завода.

– Тем более… Еще на водку даст.

– Чудной вы!.. – Она впервые улыбнулась, впервые поглядела на него, чуть сощурив глаза, и лицо ее впервые осветилось присущим ей ладом веселости – таким неожиданным и милым, что весь остальной путь к ее дому, льстиво торопясь подтвердить свою чудаковатость, Костя лез из кожи вон, чтобы рассмешить Далю, расположить ее к себе – и не без успеха: она согласилась встретиться через две недели, но с одним условием – неподалеку от дома.

– Правда придете? – спросил Костя, высматривая в ее глазах недавнее оживление и не находя его.

– Если смогу, конечно. – Она протянула ему его кожаную куртку, в которой шла по городу, вежливо поблагодарила (за куртку, наверное) и ушла, ни разу не обернувшись.

Проводив ее глазами, а затем окинув взглядом старинный дом, затуманенные легким тюлем высокие окна квартиры на втором этаже, Костя перебросил «канадку» через плечо и вслух произнес:

– Не придет.

Он постоял, глядя под ноги, как бы прислушиваясь к чему-то в себе, и мысленно прибавил: «Он был титулярный советник, она генеральская дочь».

– Еже ли сравнить.

Но при любом сравнении тогдашняя – временная – профессия Кости никак не соответствовала ни этому, ни какому-либо другому чину в административной иерархии прошлого.

В Энске Карауш застрял нежданно-негаданно. Демобилизовавшись из авиационной части, где служил радистом, Костя приехал навестить отца, обосновавшегося в Энске после госпиталя, намеревался побыть у него недельку-другую и укатить в родную Одессу. Там его ждали благоволившие к племяннику дядья – братья умершей матери. «Мне нужно приличное место на приличной посуде дальнего плавания, – писал им Костя. – А что касается насчет моря, я думаю, не стоит морочить голову, пусть будет, какое есть».

Казалось, что могло удержать его в Энске?.. Дом, где жил отец, находился неподалеку от порта и представлял собою недостроенную тепловую электростанцию. Ее начали сооружать в конце войны, потом почему-то бросили, перегородили два просторных машинных зала деревянными стенами, выкроив таким образом два десятка комнат, и поселили там рабочих-речников. Нелепый домина этот, крепостью возвышавшийся над рекой, прозвали «Грущу», а пригород в этой стороне – «Шанхаем». Оба эти названия вызывали у Кости кривую улыбку: «Экзотика».

Он уже собрался уезжать, но случилось непредвиденное. Карауш познакомился на танцах в городском парке с Витюлькой Извольским и от него услыхал о существовании в городе отделения для подготовки бортрадистов в недавно созданной школе летчиков-испытателей. Показалось заманчивый поступить в это заведение, а тут еще Витюлька подстрекал, и Костя решил попытать счастья. Когда же ему сообщили о зачислении, он не знал, радоваться или горевать: стипендия была невелика, а сидеть на шее отца – совестно. До начала занятий он еще кое-как перебивался «активным участием в погрузочно-разгрузочной деятельности», а потом все больше случалось так: работа есть – времени нет, время есть – работы нет.

Тут-то и подвернулся разбитной студент, обосновавшийся в «Грущу» примерно в то же время, что и Костя, и не меньше его озабоченный пустым карманом. «Сократ», как уважительно называл его Карауш за хорошо подвешенный язык, совмещал в себе пройдоху и доброго пария, у которого при случае можно было перехватить деньжат; ему чаще удавалось подзаработать, хотя и он нередко возвращался домой «с несолоным хлебалом», по его выражению.

Как-то вечером он неожиданно ввалился к Косте.

– Есть работа!.. – Круглая физиономия «Сократа» излучала решимость. – Непочатый край. Завтра выступаем. Ты зачислен в артель.

– А я смогу? В смысле времени?

– Безусловно.

– Что за работа?

– Сдельная, ночная.

– Уголовно наказуемая?

– Напротив! Требует гражданского мужества, общественного темперамента, более того – философского взгляда на жизнь!

– Если философского – согласен. Что делать?

– Чистить гальюны.

– Пардон, как?

– Ковшиком. Когда «одна заря сменить другую спешит, дав ночи полчаса», ты подъезжаешь на телеге с емкостью к тыльной стороне запланированного объекта и играючи ликвидируешь запущенное войной хозяйство! По-научному это называется ассенизацией. Некоторые поэты с гордостью причисляли себя к ассенизаторам!.. В переносном смысле.

– А в буквальном они не пробовала? – кисло спросил Костя.

– Ну… – развел руками «Сократ». – Если мы такие гордые кабальеро, носи свою шинель еще десять лет… А костюм тебе нужен? А белая рубашка у тебя есть?.. Не будь идиотом, посмотри на свои кирзовые сапоги и вспомни, что сказал император Тит Флавий Веспасиан?

– Что сказал этот тип насчет моих сапог?

– Деньги не пахнут, вот что он сказал!..

«В конце концов, император прав», – решил Костя.

Несмотря на раздобытые «Сократом» приставные усы, – для себя рыжие, Косте – черные, – поначалу, выезжая на расположенного за городом конюшенного двора на понурой кобыле, волокущей телегу с прикрытыми рогожей бочкой и черпаком, Карауш чувствовал себя так, будто голым выставлен на позорище. Но мало-помалу, если не привык, то притерпелся и даже перестал наклеивать усы: все те прохожие, мимо которых ему доводилось проезжать, ни разу не поинтересовались, с усами он или без усов. Они вообще не глядели в его сторону.

А платили действительно хорошо, в особенности – владельцы частных домов «Шанхая» и соседнего с ним дачного поселка. Так что ко времени встречи с Далей Костя не только приобрел синий костюм и белую рубашку, но и канадскую куртку светло-рыжей кожи, купленную на привокзальной барахолке.

Тонкая фигура Карауша в этой куртке была исполнена изящества и мужественности. Сочетание неотразимое, если прибавить, что на вопросы девушек о роде занятий, Костя дипломатично отвечал:

– Слушатель школы летчиков-испытателей.

Этого было достаточно, то есть куртки и услышанного, чтобы заключить, что Костя – летчик.

Но Дале он врал без всякой дипломатии. Отца обратил в капитаны дальнего плавания, себя – в военного летчика, специально направленного в Энск, «чтобы двинуть вперед авиацию, у которой «струя пошла», то есть пошли в ход реактивные двигатели. Зная Костю, в этом нетрудно было усмотреть особую примету: при всей безалаберности, он совестился лгать тем, к кому был душевно расположен.

И все-таки, несмотря на вдохновенную ложь, он не верил, что она придет. Когда чего-нибудь очень хочется, наверняка не сбудется.

Но Даля пришла, как обещала – ровно через две недели. Они пробыли у реки с полудня и до ранних сумерек. Вначале, правда, разговор не ладился, и Костя не мог понять почему: он изо всех сил старался выглядеть воспитанным молодым человеком, а она смотрела на него совершенно безучастными глазами. «Помните, коллега, – напутствовал его «Сократ». – Ситуация требует, чтобы от вас несло древесиной. Вы меня поняли?»

И самое интересное, что он оказался прав: стоило Косте упомянуть об их нервов встрече, и Даля оживилась, глаза у нее заблестели, на лице проступили алые пятна.

«Странно создан человек!..» – думал Костя, возвращаясь домой в самом приятном расположении духа.

После месяца регулярных и нескучных свиданий, которые с каждым разом оканчивались все позже, он был приглашен на день рождения. Костя вспомнил высокие окна, затуманенные легким тюлем, генерала, и ему стало не по себе.

– А с другом прийти можно?

– Кто он?

– Студент. Будущий философ.

– А то мама подумает, что я бог знает с кем… – мялась она.

– Что ты! Воспитанный человек. Почти как я. Одетые в синие костюмы и белые рубашки, они сидели рядом за праздничным столом, и в то время как их желудки рвались к деятельности, воспитанные молодые люди, выпив по заглавному бокалу шампанского и чувствуя всенарастающий бунт внутри себя, с таким усердием слушали свидетельские показания очевидцев детства Дали – матери и двух теток-музыковедов (генерала не было), словно старались получше запомнить, чтобы изложить письменно.

• Предыдущая
• 22/63
• Следующая