Гнездо над крыльцом - Семаго Леонид Леонидович - Страница 29

• Предыдущая
• 29/41
• Следующая

С некоторых пор в нашем городе стало происходить с воронками что-то непонятное. Мелкие поселения их еще как-то держались, а большие, многолетние колонии стали словно вымирать одна за другой. Ветшали и отваливались даже надежно укрытые гнезда. Предполагать можно было лишь одно: птицы погибали где-то во время своих заморских странствий. Смущало, однако, то обстоятельство, что колонии исчезали не сразу, не в один сезон. Создавалось впечатление, что неведомая беда настигала большие стаи ежегодно, обходя до поры до времени маленькие стайки. А оказалось, что причина — в хорошем санитарном состоянии города. Мух стало мало в центральных его кварталах. Маленьким, в несколько пар, поселениям добычи еще кое-как хватало, а большие колонии, оставаясь на прежних местах, не смогли бы прокормить весь приплод.

Воронки переселились поближе к кормным местам. Многосотенные колонии их появились на железобетонных мостах, переброшенных через водохранилище. Большая вода может прокормить и воронков, и множество других насекомоядных птиц.

Рябиновый пир

Октябрьский листобой быстро растрепал, оборвал и разметал наряд золотой осени, оголил березняки и дубравы, успокоил осинники. В городе ее пестролистое убранство продержалось чуть дольше. И только у старых тополей хватило сил, не меняя цвета листвы, сопротивляться до первых морозов и метелей. Память еще долго сохраняла ушедшие картины солнечных дней: огромные костры кленов, мягкие ковры на дорожках скверов, последний шорох вишневых садов. Из-за бедности красок ненастное предзимье особенно уныло, но только не там, где растет рябина. В «рябиновые» годы на ветках этого песенного дерева остается иногда на всю зиму немало осенней красоты.

Красива рябина. Красива цветением, листвой, урожаем. Действительно, дерево для песни. Лишь ощипанная птицами, стоит она ничем не примечательная. Из наших лесных деревьев каждое чем-нибудь привлекательнее других в свою пору. Ольха — перед цветением, яблоня — на цвету, черноклен — после него, береза — в зеленоватой весенней дымке, клен — перед листопадом, осина — в конце зимы. Рябина в урожайные годы начинает украшаться с середины лета, когда спелым цветом наливаются тяжелеющие гроздья. И потом уже ее красоты не убавят ни осенние дожди, ни бешеные метели, ни трескучие морозы. Но и без урожая на общем карнавале рябина стоит не среди последних. В разгар золотой осени красуется она таким разноцветным нарядом, равного которому не сыскать у деревьев ни в лесу, ни в городе. Ее разрезные листья, теряя зелень, раскрашиваются во все цвета и оттенки теплой части солнечного спектра, и на одной ветке, не повторяя друг друга, сидят рядом с еще зеленоватыми желтые, оранжевые, алые, багряные. Будто каждый миг короткой вечерней зари оставил на листочке свою отметину. Нет одинаковых листьев, нет похожих деревьев. А назавтра утренняя зорька или новый закат перекрасят что-то по-иному, уберут одну краску, убавят другой, доведут до предельной густоты третью, и вот уже ажурная, чуть поредевшая крона поражает взор другими оттенками, другим сочетанием цветов, нежели вчера.

Рябина, дерево лесное, оказалась необыкновенно устойчивой и неприхотливой к жизни в городе и чувствует себя одинаково хорошо и в зеленых переулках, где стоит почти деревенская тишина, и на тех перекрестках, где ни на секунду не прерывается автомобильный поток, где в безветрие висит от него сизый чад и порой цвет листвы и цвет спелых плодов становятся одинаковыми от осевшей пыли. Но растет, цветет, удивляет богатым урожаем живущая и на асфальтовых тротуарах рябина.

А ведь совсем недавно ее почти не знали в наших краях. Пели о рябине задушевную, немного грустную песню, а само дерево видели немногие. Город утопал в зелени лип, тополей, каштанов и кленов, а рябины не было. Единственная рябина, которая помнится мне с довоенных лет, росла неподалеку от нашей школы, и мы нещадно обрывали ее в первые дни учебного года. Может быть, именно из-за наших безжалостных налетов было то дерево хилым и кособоким. Таким оно и сгорело вместе с домом, перед которым стояло. Да и в огромном для черноземного подстепья лесу, Усманском бору, чахлые рябинки были, наверное, у лесоводов наперечет.

Зато когда Воронеж, восстанавливаясь и строясь заново, стал возвращать себе славу зеленого города, когда на старинных улицах взамен погибших лип и каштанов, а на новых впервые начали высаживать молодые деревца, рябине было оказано особое гостеприимство. И попробуйте сейчас найти хотя бы один квартал в зоне современных новостроек или в центре города без рябины. Она всюду: во дворах и двориках, вокруг заводских корпусов, на главных магистралях. Рябины, рябины, рябины. Не сосчитать теперь, сколько их.

А следом за рябиной в Черноземье приползла и пошла гулять тысячеустой молвой никогда не слышанная здесь прежде примета, нелепая, как и множество других толкований самых простых явлений живой природы: «Если в лесу много рябины, осень будет дождливой, если мало — сухой». Потом ее довольно быстро, не проверив для осени, переиначили для зимы: «Большой урожай рябины — к холодной зиме». Так ли?

Достаточно четырех-шести лет, чтобы убедиться: рябина не может давать больших урожаев два сезона кряду. У нее даже при хорошем уходе, если сегодня много, то на следующий год — ничего, как у лесного орешника лещины, яблони Грушовки. И если бы рябина предсказывала, какой будет грядущая осень или зима, то необязательно ждать, когда созреет урожай. Уже в начале мая, по цветению видно, будет он или нет, потому что у рябины каждый цветок обязательно дает завязь, из которой вырастает сочное, наливное яблочко весом всего в один грамм. Нарушить, да и то не очень заметно, эту четкую регулярность могут лишь злые засухи, которые в последние годы перестали быть редкостью. И за два десятилетия, когда велись регулярные наблюдения за рябиной (1967–1987 годы), урожайными были все нечетные годы. А по четным может быть на одном дереве из сотни краснел по осени жалкий десяток легковесных гроздей.

Из городов и поселков рябина с помощью птиц начала свое шествие по островным лесам Подворонежья. В некоторых урочищах молодых сеянцев было больше, чем травы. Но они выше травы там не поднимаются. И не потому, что семена на плохую почву попали, не потому, что тесно или света мало под пологом деревьев-великанов, а потому, что стригут ее заросли олени, обкусывая мягкие прутики зимой, ощипывая листья и молодые побеги весной и летом. А лось ломает и перемалывает крепкими зубами ветки потолще пальца. Так что в лесу рябине трудно стать плодоносящим деревом. И поддерживается жизнь рябиночек по лесам только пернатыми сеятелями, а без них может быстро угаснуть совсем.

Горчит немного спелая рябина, но не отпугивает пернатых любителей ее. Местные птицы оказались равнодушными к рябиновой красоте и ее вкусу. Прилетавшим зимовать снегирям вполне хватало семян ясеней и почек вязов. На рябину они даже отдохнуть не присаживались и нарядом с ней не пытались соперничать. На рябиновый пир явились хохлатые странники свиристели и красивые и шумливые дрозды-рябинники.

Дрозды-рябинники прилетают раньше свиристелей, иногда до начала листопада. Не так давно они были в наших краях редкими гостями. Пролетали, не задерживаясь, весной и осенью, как и другие путешественники неба, но почему-то избегали гнездиться. А потом, когда ветки молодых деревьев стали гнуться под тяжестью могучих урожаев рябины, в лесах и загородных парках, на сельских усадьбах стали оседать пары и небольшие колонии этих красивых птиц. Ростом они примерно с скворца, но стройные, с голубовато-серой головой, коричневой спиной. Хвост и крылья почти черные, светлая грудь в ровных рядах пестрин. К осени собираются в стаи и на ягодном корме могут пережить довольно суровую зиму. Если нет рябины, боярышником обходятся.

Благодаря рябине дрозд-рябинник перестал бояться городов. И другие дрозды: певчий, белобровик, черный — пролетают через их воздушное пространство, но не задерживаются в них. Рябинники же кочуют по пригородам и центральным кварталам открыто, не поднимаясь выше крыш. Их даже издали не спутать со скворцами или свиристелями: те всей стаей, какой бы она ни была, всегда выполняют общий маневр, что придает ей вид единого, управляемого одной волей тела. А в рыхлой стае рябинников каждый летит сам по себе: кто выше, кто ниже, кто хочет в сторону свернет или опустится. То широко развернутся по фронту, то растянутся друг за другом, как усталые грачи. Но одного дерева рябины достаточно, чтобы как магнитом стянуть всю стаю в одну точку. И начинается торопливое и шумное пиршество. Покрикивают не от жадности и поспешности, а скорее ради собственной безопасности. И посторонних, конечно, предупреждают, (голос у рябинника всегда какой-то недовольный). И действительно, прогоняют они с того дерева, на котором кормятся, и снегиря, и скворца, чтобы ягод не трогали. У вороны хватает сообразительности не лезть туда, где пируют рябинники.

• Предыдущая
• 29/41
• Следующая