Факты против мифов. Подлинная и мнимая история второй мировой войны - Новоселов Борис Николаевич - Страница 22

Позиция «невоюющего союзника» Англии, крупнейшей капиталистической державы мира — США накануне агрессии Гитлера против СССР и в первые месяцы после нее, с одной стороны, была весьма близкой к позиции Англии, а с другой, несколько отличалась от нее.

После разгрома Франции, резкого ослабления мощи и международных позиций Великобритании, вынужденной отражать удары гитлеровской авиации, США взяли на себя ответственность за судьбы мирового капитализма. Соответственно формулировались и цели Соединенных Штатов в войне, точнее, в послевоенном мире. Еще 28 мая 1941 года, по сообщению английского историка Д. Рейнольдса, в беседе с английским послом Галифаксом и экономистом Кейнсом президент США был «совершенно определенен и категоричен» по двум вопросам: во-первых, на этот раз США не уйдут в изоляцию в конце войны, а будут нести «свою долю ответственности в послевоенной Европе, причем европейцам, по мнению президента, надо будет сказать, где им «выходить»; во-вторых, хотя всему остальному миру придется разоружаться… Англия и США должны будут сохранить достаточные силы для поддержания мира и стабильности» [119]. Накануне нападения Гитлера на СССР вопрос о целях США в войне превратился «в один из ключевых». 21 июня помощник государственного секретаря США А. Берл получил санкцию президента приступить к составлению «набросков послевоенного порядка», причем Рузвельт «подчеркнул, как обычно, что не должно быть никакой утечки информации…».

Таким образом, задолго до того, как США формально оказались среди участников войны, в планах их правящих кругов были весьма сильны гегемонистские мотивы. Затем, к концу войны, под влиянием политических и военных реалий взгляды самого президента США Ф. Рузвельта по этому вопросу в значительной степени претерпят изменения. Но это будет впоследствии…

Администрация США во главе с Рузвельтом проявила реализм, выступив в поддержку подвергшегося агрессии Советского Союза. Она сделала этот шаг вопреки мнению собственных изоляционистов, выступавших против какого-либо участия Соединенных Штатов в войне и под этой ширмой против помощи Советскому Союзу, а также вопреки точке зрения многих военных, крайне низко оценивавших боевые возможности Вооруженных Сил СССР. Однако такой шаг был сделан ею исходя прежде всего из собственных интересов. Оккупация Германией западноевропейских стран резко противоречила интересам США в Европе. Американские монополии потеряли европейский рынок. Гитлер угрожал национальной независимости и самих Соединенных Штатов. В беседах со своим гросс-адмиралом Редером он поднимал вопрос сначала о бомбардировках Азорских островов, которые намеревался захватить, а затем и о «решительном наступлении» против США после окончания похода на Восток [120].

Вашингтон давно строил свою политику на противопоставлении соперников США друг другу и их ослаблении таким образом. В данном случае столкновение Германии и СССР полностью вписывалось в схему обеспечения благоприятного для США «баланса сил», который можно было, по мнению вашингтонских политиков, обеспечить чужими руками, не участвуя активно в войне.

2 августа 1941 года правительство США продлило торговое соглашение, предоставлявшее СССР режим наибольшего благоприятствования, чтобы «оказать все осуществимое экономическое содействие с целью укрепления Советского Союза в его борьбе против вооруженной агрессии», но оно исходило при этом из того, что это «соответствует интересам государственной обороны Соединенных Штатов» [121]. 7 ноября 1941 года, то есть только на 140-й день Великой Отечественной войны, США распространили на СССР действие закона о ленд-лизе. Но и здесь расчет был прост. «Деньги, истраченные по ленд-лизу, безусловно, спасали множество американских жизней, — констатировал в своих мемуарах Г. Трумэн. — Каждый русский, английский или австралийский солдат, который получал снаряжение по ленд-лизу и шел в бой, пропорционально сокращал военные опасности для нашей молодежи».

Рузвельт, писал посол США в Москве в 1943–1946 годах А. Гарриман, «надеялся, что, если мы поможем русским продолжать сражаться, Красная Армия сломит армии держав «оси» и мы, используя воздушные и морские силы, сможем избежать использования крупных наземных сил в Европе» [122].

В частных беседах американским политикам грезились варианты, когда США благодаря своей «рациональной» политике обретут доминирующее положение в мире. «Нам предназначена роль… игроков, которые вступят в игру в решающий момент… Мы придем со свежими силами», — доверительно разъяснял свои планы американский президент в одной из бесед с сыном в августе 1941 года [123].

Таковы факты. По крайней мере, некоторые из них. Мюнхен провалился, но это не означало, что он мертв. «Антисоветский дух Мюнхена держался и после того, как Германия напала на Советский Союз в июне 1941 года», — приходит к выводу американский исследователь Дж. Стюарт [124]. Тень Мюнхена постоянно присутствовала в планах и намерениях правящих кругов Запада. Правящим кругам Англии грезилась ведущая роль в Европе, правительству Соединенных Штатов — роль мирового лидера. Такие настроения — реальный факт, и они оказывали сильнейшее влияние на позицию Лондона и Вашингтона, делая ее двойственной по отношению к СССР. Эта двойственность проявлялась практически по всем основным вопросам их взаимоотношений с Советским Союзом во время войны, включая прежде всего вопрос о втором фронте. Гегемонистские устремления нацеливали «западные демократии» на устранение Германии и Японии как империалистических конкурентов и на всемерное ослабление социалистического Советского Союза как классового противника.

Весной 1942 года вопрос о создании США и Англией фронта в Западной Европе приобрел первостепенное значение. На переговорах между народным комиссаром иностранных дел СССР В. М. Молотовым и У. Черчиллем в мае этого года советский нарком, подчеркнув «особую важность и срочность вопроса о втором фронте», спросил: «Могут ли союзники Советского Союза, и в первую очередь Великобритания, оттянуть с нашего фронта летом и осенью 1942 года хотя бы 40 германских дивизий и связать их боями в Западной Европе? Если это будет сделано, тогда вопрос разгрома Гитлера был бы предрешен уже в текущем году» [125]. В конце мая — начале июня вопрос об открытии второго фронта обсуждался и с Рузвельтом.

Буржуазные историки, как правило, предпочитают не вспоминать, что инициатива приглашения советских представителей в Вашингтон для переговоров по вопросу о втором фронте принадлежала американской стороне. 11 апреля 1942 года президент США Рузвельт пригласил к себе советника посольства СССР в США А. А. Громыко и вручил ему личное послание на имя главы Советского правительства. В послании, в частности, говорилось о стремлении американских союзников проявить «реализм», оттянув на себя часть сил Гитлера, «облегчить критическое положение» на советско-германском фронте и «оказать помощь в уничтожении гитлеровских армий и материальных сил лучше», чем это делалось «до сих пор».

Таким образом, уже весной 1942 года понятие «второй фронт» было определено по месту, времени и цели и согласовано между правительствами СССР, США и Англии. 11–12 июня, после американо-советских и англо-советских переговоров, в Москве, Вашингтоне и Лондоне были опубликованы коммюнике, в которых сообщалось, что «достигнута полная договоренность в отношении неотложных задач создания второго фронта в Европе в 1942 году» [126].