Человек без сердца - Коган Татьяна Васильевна - Страница 52
- Предыдущая
- 52/53
- Следующая
На улице людно и светло: фары машин включены. Все жители близлежащих домов сбежались на место происшествия.
Врач нервно интересуется у Лизы, когда наконец им разрешат приступить к их прямым обязанностям. Лиза отвечает, что скоро. Ведь она ждет кого-то очень важного. Он вот-вот должен появиться.
Похоже, медики настроены решительно. Двое санитаров берут Лизу под локти и волокут к машине. В этот момент рядом останавливается автомобиль, из которого выбегает высокий крепкий мужчина с взъерошенными волосами. Он бросается к Лизе, подхватывает ее на руки и ныряет в «Скорую».
Лиза улыбается, прижимаясь к мощным родным плечам, и сразу расслабляется. Силы покидают ее. Она плывет куда-то по мягким белым волнам и больше не испытывает страха перед неизвестностью.
Весь путь до больницы Макс не выпускает Лизу из рук.
Глава 26
Солнце садилось, его теплый золотой свет струился над дорогой, автомобиль мчался вперед, безжалостно разрезая дрожащее закатное полотно. В окна врывался горячий ветер, свистел, трепал волосы. Джек уверенно сжимал руль и медленно давил на педаль газа, увеличивая скорость. Он ехал наугад, не имея конкретной цели, – дорога и была самой целью.
Он не испытал ликующего восторга, когда открыл глаза и снова увидел мир. Не разрыдался от избытка эмоций, не выдохнул с облегчением. В тот самый миг, когда зрение вернулось, Джек понял: именно так и должно быть. Все частицы пазла сложились простым и естественным образом, и картинка возникла из небытия – такой, какой задумывалась изначально. И не было в этом ни чуда, ни удачи – лишь закономерность. Любая материя рано или поздно принимает самую комфортную для нее форму. Джек снова обрел себя, став тем, кем всегда являлся. Все наносное, неправильное, чуждое отвалилось сухой шелухой.
Нет. Он не ощущал счастья. Счастье слишком поверхностное, слишком легкомысленное состояние. То, что он чувствовал, было по-настоящему велико…
Бинты сняли спустя сутки после операции. Еще сутки пациента продержали в клинике, на всякий случай. И сегодня после обеда доктор Вангенхайм сообщил, что в пребывании в стационаре больше нет надобности.
Джек удивленно вглядывался в лицо доктора. Вопреки своему бесстрастному голосу, тот оказался улыбчивым подтянутым старичком с ясными веселыми глазами. При разговоре он то и дело кивал, доброжелательно посматривая на собеседника, и в целом создавал впечатление человека не только умного, но и сопереживающего. Джек долго беседовал с лечащим врачом, мысленно отмечая, как плавно, но неуклонно меняется слуховое восприятие. Теперь голос доктора Вангенхайма звучал пусть не эмоционально, но вполне живо. Будучи слепым, пациент слышал совсем иные интонации…
Палата была ровно такой, какой Джек себе ее представлял: просторная, оформленная в светло-бежевых тонах. Из окна открывался вид на больничный двор. Тот самый, где пациент наматывал бесконечные круги, скрашивая скучный досуг.
– Хочешь пройтись? – лукаво улыбаясь, спросил отец.
– Ты не можешь представить, как! – Иван оторвался от созерцания незамысловатого пейзажа и кивнул на дверь: – Пойдем?
Они вышли в коридор – широкий и светлый, с гладким, вымытым до блеска полом. Миновали холл, где на стенах висели фотографии баварских красот, а у огромного – от пола до потолка – окна располагались массивные темно-коричневые диваны и низкий деревянный столик на резных ножках. За стойкой администратора стояла молодая женщина в розовой униформе и говорила по телефону, записывая что-то в блокнот. Увидев мужчин, она улыбнулась и поздоровалась. По обе стороны стеклянных дверей высились пышные декоративные деревца в больших керамических кадках.
Двор был немного меньше в размерах, чем представлял Джек. Теперь он шагал быстрей и уверенней, поскольку незримые препятствия больше не возникали на пути. За деревьями виднелись белые прутья забора, ограждавшего территорию клиники. Сразу за ним пролегала тихая улочка с припаркованными у бордюра машинами. Джек вертел головой, не упуская ни малейшей детали.
Ель, нависавшая над тропинкой, скособочена и стара. Вверху ее ветви темно-зеленые, а внизу густо-серые. У пихты чуть поодаль прорезаются молоденькие побеги, отчего кажется, что кончики малахитовых веток обмакнули в яркую фисташковую краску. Земля усыпана мелкими светло-коричневыми шишками. Рыжеватая белка напряженно следит за людьми, цепляясь за ствол когтистыми лапками. Солнце бликует в окнах больничного корпуса. Небо бледно-голубое, безоблачное. На другом конце двора три голубя клюют крошки. Один голубь сизый, два других черно-белые. За забором едет велосипедист в синей рубашке.
Джек резко остановился, неожиданно осознав, что просто не смог бы жить, оставаясь незрячим. Недавняя слепота показалась ему нелепым недоразумением, сбоем в программе. Кто бы там наверху ни являлся ответственным за эту ошибку, он догадался вовремя устранить ее. Потому что иначе нельзя. Никак нельзя.
Джек медленно выдохнул.
– Не можешь поверить? – спросил Кравцов-старший, все это время внимательно следивший за сыном.
– Ты прав. Не могу. Но не в то, что снова вижу. А в то, что когда-то не видел. – Иван помолчал, задумчиво разглядывая голубую побелку здания. – По правде говоря, состояние у меня сейчас весьма необычное. Никогда такого не испытывал.
– Это нормально. – Сергей Иванович похлопал сына по спине. – Я бы удивился, если бы ты не испытывал ничего странного после перенесенного потрясения.
Джек посмотрел на отца. Последние сутки тот практически прописался в клинике, разделяя с сыном волнительный момент выздоровления и полностью взвалив на себя административные вопросы. Он выглядел уставшим, но не утомленным, оставался верным своей манере держаться сдержанно-отстраненно и никак не выражал бурную радость. Однако глаза его буквально светились от счастья. Джеку даже показалось, что отец помолодел, сбросив добрый десяток лет.
– Пап. – Иван кашлянул от волнения. – Я так рад тебя видеть!
Кравцов-старший расплылся в улыбке, молча притянул сына к себе, обнял и не отпускал несколько долгих секунд.
Джек подумал о том, какой он все-таки везучий человек. Не каждый ребенок может похвастаться идеальными родителями. С отцом всегда было легко, он не навязывал ему свои ценности, не поучал, позволяя сыну выбирать собственный путь. Наверное, поэтому Иван искренне интересовался мнением отца и подсознательно копировал его отношение к жизни и развивал в себе многие из его качеств. Печальные события сблизили Кравцовых еще сильнее.
– Спасибо тебе. – Джек поднял на отца полный признательности взгляд. – Если бы не ты, не знаю…
– Отставить, – прервал его Сергей Иванович. – Родные люди не нуждаются в благодарностях. Я не сделал ничего особенного. Просто оставался твоим отцом.
Джек покорно кивнул и поспешил сменить тему, почувствовав, как увлажнились глаза.
– Одолжишь мне на вечер свою машину?
– Без вопросов. – Кравцов-старший достал из кармана пиджака ключи. – Держи. Домой тебя сегодня ждать?
– Да. Попозже. Матери не говори. Устрою ей сюрприз.
Джек сбавил скорость, съехав с автобана на проселочную дорогу. За окном простирались широкие альпийские луга, изредка попадались опрятные домики с бордовыми черепичными крышами, лесистые холмы становились выше и агрессивней, пока, наконец, не явили взору всю свою скалистую мощь. Джек почти остановил автомобиль, ошарашенно глядя на открывшийся пейзаж: в высоте на каменном обрыве, укрытом пиками елей, белел восхитительно дерзкий Нойшванштайн. Лучи заходящего солнца скользили по зубчатым стенам и упрямым башенкам, окрашивая замок в призрачный желтовато-розовый цвет и придавая ему вид нереальный, потусторонний.
Несколько дней назад психотерапевт Иван Кравцов боялся, что больше никогда не увидит этот замок. А сегодня машинально выбрал маршрут, пролегающий мимо известной на весь мир деревеньки. Жизнь удивительна…
Джек припарковался у придорожного кафе, купил двойной капучино и вернулся к машине. Медленно пил ароматный напиток, опершись о капот и созерцая наступающий вечер. Там и сям сновали туристы, небо постепенно темнело, откуда-то доносился запах горящих дров. Вдалеке звучали приглушенные гусиные крики. Где-то за деревьями пряталось маленькое озерцо Шванзее. То самое Лебединое озеро, вдохновившее Чайковского на создание знаменитого балета.
- Предыдущая
- 52/53
- Следующая