В дебрях Атласа - Сальгари Эмилио - Страница 19

• Предыдущая
• 19/57
• Следующая

— Родился он в пустыне, только не песочной, а травяной, — сказал тосканец. — В том вся и разница.

— Да, правда, — сказал мадьяр, улыбаясь. — Мадьярская пушта не что иное, как травянистая пустыня, по которой вместо верблюдов носятся дикие кони.

— Едем, — решил Хасси.

Ураган стихал постепенно. Облака скучились кое-где, и местами сквозь разорванные их края выглядывала луна, посылая снопы голубоватого сияния на равнину, залитую водой.

Ветер совершенно стих, и только редкие молнии освещали внезапными вспышками далекий горизонт.

Ночные животные начали выходить из своих убежищ, убегая от воды, которая, казалось, медленно, медленно подвигалась к западу. Но это были животные почти безвредные: полосатые и пятнистые гиены, скорее готовые бежать, чем нападать, чепрачные шакалы — полусобаки, полуволки, опасные только для баранов.

Семь махари, хотя и непривычные к этой грязной почве, представлявшей мало опоры большим мозолям их ног, приспособленным исключительно для песка и почвы, выжженной солнцем, побежали с прежней быстротой.

Хасси, чтобы ободрить их, затянул арабский мотив: эти замечательные животные чрезвычайно любят и пение, и музыку.

— Вот опять начинается морская болезнь, — сказал веселый тосканец. — Хорошо было стоять на якоре. Эх, плохой бы вышел из меня моряк! Никакая собака не доверила бы мне управление самой крохотной тартаной в Тирренском море.

— Все бы тебе балагурить, — сказал граф, смеявшийся вместе с Афзой.

— Да разве не из-за моего языка отец решил пустить меня в адвокаты, убедившись, что из меня никогда не выйдет сносный капитан? Так предоставь мне болтать, граф. Когда адвокаты молчали?… Даже и во сне, я думаю, говорят.

— Правда, Энрике… когда мы сидели в карцере, ты и с закрытыми глазами все припоминал какие-то статьи закона.

— Вероятно, военного кодекса — ответил тосканец. — Ведь дело шло о расстреле, так…

Во второй раз махари остановились по громкой команде Хасси.

— Что там опять? — спросил граф.

— Должно быть, налетели на банку или подводный камень и потерпели крушение, — сказал тосканец. — Очевидно, и плавание по суше с каждым днем становится все затруднительнее.

— Что такое, Хасси? — повторил свой вопрос граф, видя, что мавр вынул ружье из-под тяжелого чепрака, защищавшего оружие от дождя.

— Через дорогу перебежала тень и скрылась в тех кустах.

— Удивительное зрение! — воскликнул тосканец. — Я даже кончика своего носа не вижу, а он, должно быть, увидал что-нибудь крупное.

Темнота в эту минуту была полнейшая, опять набежали тучи и, сгустившись, совершенно скрыли луну.

— Не лев ли? — громко спросил граф.

— Ничего не было бы в том удивительного, — ответил мавр. — Мы уже далеко от дуара и бледа.

— Мы не могли сбиться с пути?

— Нет, это дорога к холмам. Направо вода, налево колючие кусты, которые изранили бы наших верблюдов.

— Шхеры среди бурунов, — заметил капитанский сын, любивший показать свои познания в морском деле, хотя и признавал, что вовсе не годится для морской службы.

Граф тоже взял длинное арабское ружье и зарядил его, говоря:

— Лев или леопард, мы все равно пробьемся, не отдадимся в руки спаги среди этой пустыни, где нет никакого убежища. Там, в рощах, покрывающих возвышенность, или в ущелье, нас не настигнут лошади. Приготовьте все оружие.

Тосканец, Афза и Ару поспешно повиновались.

Хасси подождал еще минуту, не покажется ли зверь Затем он пустил своего махари шагом по самому краю затопленной равнины, стараясь держаться насколько возможно дальше от колючих кусток

Если в кустах скрывался леопард, то нечего было опасаться неожиданного нападения, но если лев, то дело было иное.

Львы, живущие в Нижнем Алжире, самые большие, смелые и свирепые из всех населяющих Африку и обладают необыкновенными мускулами. Они у льва так сильны, что он в состоянии прыгнуть с утеса двух метров вышины, держа добычу в зубах. Поэтому всегда можно опасаться нападения на махари или едущего на нем всадника

— Плохо, когда не имеешь кошачьих глаз, — проговорил Энрике, по-видимому, не обеспокоясь присутствием хищника.

Вместе с графом он переехал на левую сторону от Афзы, чтобы защищать ее.

Махари, очевидно, почуяли опасность; они шли крайне осторожно, то вытягивая, то втягивая свои длинные шеи и громко вбирая воздух ноздрями.

Четверо мужчин, крепко сидя в твердых, больших седлах, навели ружья на подозрительные кусты.

Что там скрывался какой-то зверь — в этом не было сомнения, потому что верхушки кактусов и алоэ трепетали, хотя ветер совершенно затих.

Однако нападения не последовало. Вероятно, испугавшись пяти ружей, готовых встретить его дождем конических пуль, зверь не вышел из своей засады и не потревожил маленький караван, дав ему благополучно миновать кусты.

После этого махари снова понеслись, по временам громко и хрипло всхрапывая.

— Я перестаю уважать алжирских зверей, — сказал тосканец. — Не правда ли, граф, они как надзиратели бледа, которые прячутся, когда надо обуздать непокорного дисциплинарного?

— Побереги пока еще свое суждение, — отвечал магнат. — Как есть люди храбрые до безумства, а другие робкие до крайности, так же и дикие звери. Есть между ними отчаянно смелые, а есть и чересчур осторожные. Но советую не слишком доверяться им, если хочешь довезти собственную шкуру в целости до Италии.

— Ты думаешь, мне не хочется опять попробовать прекрасного вина с холмов Кьянти? Я готов отчаянно защищать свою жизнь, лишь бы опять увидеть и опорожнить бутылочку—другую.

— Благодаря которым у тебя закружилась голова и ты выпустил из рук руль твоего брига?

— Именно так.

— Я проклинаю твое кьянти.

— А я вовсе нет.

— Почему?

— Потому что все равно из меня бы вышел плохой адвокат, и я бы съел свой бриг, чтобы не умереть с голоду.

— Умерьте шаг, — приказал в эту минуту Хасси. — Холмы перед нами.

Невдалеке смутно обрисовывались очертания лесистых холмов, у подножия которых наводнение остановилось.

То не были первые предгорья большой Атласской цепи — она отстояла еще далеко, здесь же возвышались только небольшие группы холмов, метров в пятьсот-шестьсот, поросшие могучими простыми и пробковыми дубами, крепко укоренившимися в каменистой почве.

Хасси, граф и Афза знали эти холмы: здесь, в одной из глубоких лощин, они убили льва. Граф, узнав это место, выразил особое удовольствие: именно здесь, на этих возвышенностях, под могучий рык царя африканских дебрей началось его знакомство со Звездой Атласа и зародилась их любовь, которая привела к женитьбе, казавшейся невозможной для христианина.

Хасси, не слыша вдали никакого шума, указывавшего на приближение страшных спаги, дал вздохнуть махари, а затем начался подъем между сикоморами, дубами и пробковыми деревьями, отбрасывавшими тени.

Хотя и не привыкшие к подобному подъему по травянистой, неровной почве, семь животных благополучно добрались до вершины первого холма и спустились в ущелье, отделявшее его от следующей возвышенности и поросшее густыми кустарниками.

— Здесь мы найдем прекрасное убежище для наших животных,

— сказал Хасси аль-Биак. — Правда, место не совсем в их вкусе, но они так послушны и умны, что не станут упираться.

— И я уверен в этом, — подтвердил несколько иронично тосканец.

— Они хорошо воспитаны и прекрасно изучили кодекс приличий! Хасси слез с верблюда, не выпуская из рук ружья.

Граф помог Афзе спуститься на землю, между тем как тосканец, проявлявший, по-видимому, большие способности к акробатическим трюкам, сделал великолепный прыжок, сопровождаемый пируэтом.

— Возьмите махари за узду и спускайтесь осторожно, — сказал Хасси. — Если они поскользнутся, то погибнут…

— И разобьются вдребезги, в этом нет никакого сомнения, — докончил тосканец.

Начался спуск в глубокое ущелье, и люди с большим трудом расчищали дорогу между растительностью.

• Предыдущая
• 19/57
• Следующая