Черный Корсар - Сальгари Эмилио - Страница 41
- Предыдущая
- 41/67
- Следующая
— Осторожно! — предупредил Кдрмо. — Эта проклятая тварь вот-вот на нас бросится…
Не успел он умолкнуть, как зверь снова прыгнул почти к ногам корсара, но второй прыжок совершить не успел.
Шпага бесстрашного мореплавателя вонзилась ягуару в грудь, пригвоздила его к земле, а тяжелый приклад аркебузы африканца с силой опустился ему на череп.
— Каков дьявол!.. — воскликнул Кармо, с силой пнув зверя, дабы убедиться, что он наконец мертв. — Из какой породы этот окаянный зверюга?
— Сейчас узнаем, — сказал каталонец, подтаскивая ягуара за хвост поближе к месту, освещенному луной. — Весу-то в нем ничего, а какая смелость, какие когти!.. По прибытии в Гибралтар надо будет поставить свечу Гваделупской богоматери за наше спасение.
Глава XXII. САВАННА УХОДИТ ИЗ-ПОД НОГ
Зверь, столь дерзко напавший на путников, своими очертаниями напоминал африканскую львицу, однако размером он был невелик: метр пятнадцать — метр двадцать в длину и не выше семидесяти сантиметров.
У него была круглая голова сероватого оттенка, вытянутое крепкое тело, хвост длиною в полметра, большие острые когти, густая, но короткая шерсть палевого цвета, более темная на спине и почти белая на животе.
Каталонец и корсар убедились теперь, что имели дело с одним из тех зверей, которых испанцы называют кагуаром, или пумой. Иногда их называют американскими львами.
Эти звери, довольно распространенные и в наши дни как в Южной, так и в Северной Америке, отличаются, несмотря на сравнительно небольшие размеры, исключительной свирепостью.
— Акула меня подери! — воскликнул Кармо. — Маленький зверь, да удаленький: любой лев может призанять у него храбрости.
— Понять не могу, как только он не перегрыз мне горло, — заметил каталонец.
— Говорят, они моментально задирают угодивших им в лапы животных.
— Как бы то ни было, а надо идти дальше, — заключил корсар. — Из-за этого кагуара мы потеряли драгоценное время.
— Мы идем быстро, капитан.
— Знаю, Кармо, но не забудь, что Ван Гульд намного нас опередил. В путь, друзья!
Бросив тело кагуара, флибустьеры двинулись дальше через бесконечные заросли леса, с трудом пробиваясь сквозь сплетения лиан и корней, преграждавших им путь.
Вскоре они вступили в район топей и болот. Здесь даже самые скромные растения разрастались до гигантских размеров. Путникам казалось, что они ступают по какой-то огромной пористой губке, ибо из-под ног при движении сразу же начинала сочиться вода.
Быть может, здесь в лесу таились опасные воронки с засасывающим песчаным дном, получившие название зыбкой саванны, в которых находят смерть любые существа, раз ступившие на предательскую поверхность.
Каталонец, уже бывавший в этих местах, проявлял крайнюю осторожность. Срезав ветку, он то и дело прощупывал ею почву, смотрел вперед, чтобы убедиться, что лес не кончается, и время от времени наносил удары по кустам и корням.
Это объяснялось не только боязнью быть поглощенным трясиной. Он побаивался также и пресмыкающихся, которыми кишат джунгли.
В царивших вокруг потемках легко было наступить на уруту, чей укус ведет к параличу пораженной части тела, или на кораллового аспида, укус которого нередко смертелен.
Внезапно каталонец остановился.
— Опять пума? — спросил Кармо, шедший за ним следом.
— Нет, я просто боюсь идти дальше, пока не взойдет солнце.
— Почему? — спросил корсар.
— Почва уходит из-под ног, синьор. Значит, мы недалеко от опасной саванны.
— От зыбкой саванны, быть может?
— Боюсь, что да.
— Но мы же теряем время.
— Через полчаса начнется рассвет, к тому же и у беглецов тоже, наверное, не все идет гладко.
— Что делать! Придется ждать восхода солнца.
Они легли под деревом и с нетерпением стали ждать, когда рассеются густые сумерки.
Только что погруженный в тишину, огромный лес огласился вдруг странными звуками. Тысячи квакш и жаб принялись квакать так, что едва выдерживали ушные перепонки.
До путников доносился лай, заунывное мычание, оглушительный скрип, словно тысяча жерновов нежданно пришла в движение. Иногда казалось, что в кустах засела не одна сотня простуженных, полощущих себе горло людей или армия плотников, работающих паровыми пилами.
Время от времени с деревьев раздавался пронзительный свист. Это свистели небольшие ящерицы, обладающие, однако, столь мощными легкими, что их свисту позавидовали бы современные поезда.
Звезды начали уже бледнеть, а заря — разгонять сумерки, когда вдали послышался слабый выстрел, который невозможно было принять за кваканье лягушек.
Корсар вскочил на ноги.
— Это выстрел из аркебузы! — сказал он, глядя на каталонца, также приподнявшегося с земли.
— Похоже, — ответил тот.
— Может быть, это они?
— Возможно.
— Значит, они недалеко.
— Слух может вас обмануть, синьор. В лесу эхо разносится очень далеко.
— Уже светает, и если вы можете, пойдем дальше, — сказал Черный корсар.
— Что же, отдохнем потом, — сказал Кармо.
Свет зари уже проникал сквозь гигантские листья деревьев, рассеивая сумерки и пробуждая обитателей джунглей.
Туканы, птицы с огромным клювом, величиной почти с их собственное тело, начали перелетать с дерева на дерево, издавая неприятные звуки, похожие на скрип плохо смазанного колеса; гонораты, спрятавшись в густой листве деревьев, во всю глотку издавали свои баритональные ноты: до-ми-соль-до; кассики щебетали, раскачиваясь на своих странных гнездах в виде сумки, подвешенной к гибким веточкам магнолий или к концу огромных листьев маета, в то время как грациозные колибри, похожие на крылатые драгоценности, перелетали с цветка на цветок, переливаясь на солнце своим зеленым, синим и черным оперением с золотым и медным отливом.
Кое-где, покинув свои ночные убежища, появлялись пары обезьян. Потягиваясь и зевая, они то и дело поглядывали на солнце.
Некоторые из них раскачивались, зацепившись хвостом за ветки, и пронзительно кричали, другие при виде проходивших корчили рожи или швыряли в них плоды или листья.
Иногда среди пальмовых листьев можно было заметить стаи крошечных обезьян — мико. Эти грациозные создания настолько малы, что свободно проникают даже в узкие щели. В поисках насекомых, составляющих их пищу, они ловко взбирались и опускались по веткам, но, завидев людей, пускались наутек и с верхушек деревьев смотрели на них умными и выразительными глазами.
Чем дальше шли флибустьеры, тем реже росли деревья и кустарники, словно не вынося топкой и влажной почвы.
Роскошные пальмы уже исчезли, попадались лишь группы имбаубы — разновидности низкорослых ив, погибающих в дождливый сезон, чтобы снова разрастись в сухое время года, да пузатые ириатрии — причудливые деревья с сильно разросшимися стволами. На высоте двух-трех метров они поддерживаются семью-восемью мощными корнями, а на высоте двадцати пяти метров у них растут огромные зубчатые листья в виде гигантского зеленого зонтика.
Однако вскоре перестали встречаться и эти деревья, уступив место порослям калупы — растения, из плодов которого, если их разрезать на части и оставить немного побродить, добывают освежающий напиток, — да огромным зарослям бамбука, достигающего в высоту пятнадцати — двадцати метров.
Перед тем как вступить в эти заросли, каталонец сказал флибустьерам:
— Прежде чем выйдем из леса, не выпить ли нам по чашечке вкусного молока? Кармо весело расхохотался:
— Где это ты увидел стадо коров? Не заказать ли нам тогда и по бифштексу?
— С бифштексом придется подождать, а доить мы будем не корову.
— А кого же тогда?
— Молочное дерево.
— Идет, подоим молочное дерево.
Получив от Кармо фляжку, каталонец подошел к толстоствольному, широколистному дереву с гладкой корой, высотой свыше двадцати метров, поддерживаемому мощными корнями, которые, казалось, не найдя себе достаточно места под землей, вылезли наружу, и сильным ударом шпаги сделал глубокий надрез.
- Предыдущая
- 41/67
- Следующая