И в сердце нож - Хаймз Честер - Страница 6

— Смир-рно!

— Рассчитайсь! — добавил второй.

— Детективы Могильщик Джонс и Гробовщик Джонсон по вашему приказанию явились, генерал, — пробормотал Поросенок.

— Господи! — ахнул Чинк. — Нам только не хватало этих головорезов.

Сержант сказал, подмигнув белому полицейскому:

— Ведите их в магазин, Джонс и Джонсон. Вы-то знаете, как с ними обращаться.

Могильщик мрачно на него покосился.

— Для нас они все одинаковые, комиссар, — буркнул он, — черные, белые, голубые, пегие. — И, обернувшись к толпе, добавил: — А ну вперед, братцы кролики.

Пока полицейские загоняли в стойло подозреваемых, к магазину подъехал и затормозил большой кремовый «кадиллак» с откидывающимся верхом. Сейчас, впрочем, верх был опущен. На каждой дверце было изображено по игральной карте. В уголках каждой из них были нарисованы соответственно пики, черви, трефы и бубны. Каждая дверца была величиной с дверь амбара.

Одна из дверц распахнулась, и из «кадиллака» вылез человек. Он был высок ростом, но его шесть футов не производили особого впечатления из-за покатых плеч и длинных рук. На нем был серо-голубой шелковый костюм, светло-желтая шелковая рубашка, на галстуке было вышито оранжевое солнце на синем утреннем небе. Туфли начищенные, темно-коричневые, на резиновой подошве, заколка для галстука в виде маленькой десятки червей — с опаловыми червами. Три кольца, в том числе массивный золотой масонский перстень, алмаз желтой воды в золотой оправе, а также большой пестрый камень неизвестной разновидности, также в золотой оправе. Запонки — золотые квадратики с брильянтовыми глазками. Столь большое количество золота он носил на себе не из тщеславия. Он был профессиональным игроком, и это был его портативный банк, которым можно было воспользоваться в случае крайней необходимости.

Голова его не была покрыта. Курчавые, подернутые сединой волосы были коротко острижены. В рассветном сумраке его крупное узловатое лицо напоминало, что его хозяин повидал виды. Посредине лба виднелся сизый, чуть вздутый шрам, от которого отходили ответвления, напоминавшие щупальца осьминога. Это придавало ему выражение постоянного неудовольствия, способного перейти в ярость. Это впечатление усиливали карие мутные глаза, в которых тлели угольки, готовые вспыхнуть настоящим пожаром.

У него был вид крепкого, крутого, уверенного в себе человека, которому сам черт не брат.

— Джонни Перри! — воскликнули, или пробормотали, или произнесли про себя все собравшиеся здесь гарлемцы. Его знали и потому побаивались.

Дульси помахала ему рукой из магазина.

Джонни подошел к полицейским, стоявшим у дверей. Походка у него была пружинистая, и ступал он на носки, словно боксер на ринге. Полицейские слегка занервничали.

— Что стряслось? — спросил он сержанта.

Наступила мимолетная пауза.

Затем сержант кивнул в сторону корзины на тротуаре:

— Человека убили. — Казалось, слова эти исторг из него огонь, загоревшийся в глазах вновь прибывшего.

Джонни посмотрел на корзину, подошел и пристально уставился на труп. Минуту-другую он стоял как вкопанный. Когда он вновь подошел к дверям, лицо его приобрело фиолетовый оттенок и щупальца осьминога, казалось, ожили. Глаза тлели, словно промокшая древесина, прежде чем загореться ярким пламенем. Но в голосе были те же ровные интонации игрока.

— Кто его убил?

Сержант посмотрел ему в глаза и ответил:

— Мы пока не знаем. А вы?

Джонни выбросил вперед левую руку, потом быстро убрал ее в карман. В другой карман пиджака он сунул правую руку. Он промолчал.

Дульси протиснулась к витрине и постучала по стеклу.

Джонни бросил на нее взгляд, затем сказал сержанту:

— Там моя жена. Выпустите ее.

— Она в числе подозреваемых, — безучастно отозвался тот.

— Убили ее брата, — пояснил Джонни.

— Вы можете увидеться с ней в участке. Сейчас подъедет машина, — все так же безучастно сообщил сержант.

В мутных глазах Джонни заплясали язычки пламени.

— Отпустите ее, — сказал Могильщик. — Он сам ее приведет.

— А кто его, черт возьми, приведет? — рявкнул сержант.

— Мы с Эдом, — сказал Могильщик.

На Седьмой авеню показался первый из полицейских фургонов. Сержант распахнул дверь бакалеи и сказал:

— Ну ладно, давайте их выводить.

Дульси оказалась третьей. Она стояла, а полицейские обыскивали двоих мужчин перед ней. Один из полицейских попросил ее сумочку, но она бросилась мимо него в объятия Джонни.

— Джонни, — повторяла она сквозь рыдания, пачкая его костюм помадой, краской для ресниц и орошая его слезами.

Он обнял ее с нежностью, неожиданной для человека его наружности.

— Не плачь, детка, — сказал он. — Я найду эту сволочь.

— Лучше залезайте в фургон, — сказал один из белых полицейских, подходя к Дульси. Могильщик жестом руки велел ему отойти. Джонни повел Дульси к своему «кадиллаку», так, словно она сделалась инвалидом.

Из магазина вышла Аламена и, пройдя к «кадиллаку», села рядом с Дульси. Никто не сказал ей ни слова.

Джонни завел мотор, но перед ним как раз остановилась машина от коронера. Из нее вышел помощник коронера с черным чемоданчиком и двинулся к трупу. Из подъезда вышли двое полицейских, а с ними Мейми Пуллен и преподобный Шорт.

— Идите к нам! — крикнула им Аламена.

— Слава Богу! — произнесла Мейми и, медленно протиснувшись между машинами, села на заднее сиденье «кадиллака».

— Преподобный Шорт! — крикнула Аламена. — Вам тоже есть местечко!

— Я не поеду с убийцей, — проскрежетал он и заковылял к только что подъехавшему второму фургону.

Полицейские как по команде посмотрели сначала на него, затем на «кадиллак».

— Снимите с меня ваше проклятие! — пронзительно крикнула Дульси, снова впадая в истерику.

— Замолчи, — велела Аламена.

Джонни, не глядя по сторонам, двинул машину вперед, и сверкающий «кадиллак» поехал. Маленький черный седан с Гробовщиком и Могильщиком следовал за ним.

Предварительный допрос проводил другой сержант — детектив Броди из отдела по расследованию убийств, а помогали ему участковые детективы Гробовщик и Могильщик.

Допрос проводился в звуконепроницаемой камере без окон на первом этаже участка. Гарлемский преступный мир называл ее «Стукачиным гнездом». Поговаривали, что, каким бы крутым ни было яичко, стоило ему повариться в этой камере, из него вылуплялся стукач.

Трехсотваттовый прожектор был направлен на деревянную табуретку, наглухо приклепанную к доскам пола в центре комнаты.

Сиденье было до блеска отполировано брюками и юбками тех, кому пришлось отвечать здесь на вопросы детективов.

Сержант Броди сидел, поставив локти на большой обшарпанный стол, стоявший у стены возле двери. Стол находился за пределами круга света, в котором поджаривались допрашиваемые.

У одного конца стола примостился полицейский стенографист с блокнотом в руке. Гробовщик маячил длинной призрачной тенью в углу. Могильщик стоял у другого конца стола, водрузив ногу на единственный пустой стул. Оба детектива были в шляпах. Главные действующие лица, родные и близкие Вэла — Джонни и Дульси Перри, Мейми Пуллен, Аламена, преподобный Шорт и Чинк Чарли, — находились в следственном отделе этажом выше.

Прочих загнали в «коровник» в подвале и выводили по четыре человека.

Вид покойника и поездка в полицейском фургоне выбили хмель из многих голов. Усталые разноцветные лица мужчин и женщин выглядели под прожектором зловеще, словно африканские военные маски.

После того как записывались их имена, фамилии и адреса, сержант Броди задавал обычные в таких случаях вопросы безучастным полицейским голосом:

— Не ссорился ли кто-то на поминках? Не дрался? Никто при вас не упоминал Вэлентайна Хейнса? Кто из вас видел, как уходил Чарли Чинк Доусон? Когда? Один или нет? Когда ушла Дульси? До него или после?

Кто из вас видел, как уходила Дульси Перри? До того или после того, как вернулся преподобный Шорт?