Дикие карты (сборник) - Снодграсс Мелинда М. - Страница 4

• Предыдущая
• 4/114
• Следующая

— На том, как фрицы убили Сильверберга, а Джетбой поквитался с ними. Он потом рванул в Канаду, да?

— Поступил на службу в канадские ВВС — нелегально. Участвовал в битве за Англию, потом среди «Тигров» воевал в Китае с япошками. Вернулся в Британию как раз к Перл-Харбору.

— И Рузвельт призвал его?

— Ну да. Понимаешь, вот какая забавная с ним вышла штука. Он прошел всю войну — столько, наверное, ни один другой американец не служил — с конца тридцать девятого по сорок пятый, а потом, уже в самом конце, пропал без вести где-то над Тихим океаном. Мы все целый год считали его погибшим. А около месяца назад его нашли на необитаемом острове, и теперь он направляется домой.

Послышался тонкий пронзительный вой, как будто пикировал винтомоторный самолет, доносился он откуда-то из тумана в вышине. Скуп вытащил третью сигарету.

— Как он собирается приземляться в такое молоко?

— У него всепогодный радиолокатор — он снял его с какого-то немецкого ночного истребителя еще в сорок третьем. Бобби мог бы посадить свой самолет на цирковой шатер и в полночь. Пошли!

Лучи двух посадочных фар пронзали клубящуюся мглу. Они добежали до конца взлетно-посадочной полосы, развернулись и поползли обратно к машине-такси. В тусклом свете аэродромных огней блеснул красный фюзеляж. Двухмоторный самолет с высоко расположенными крыльями сделал разворот и, спустя некоторое время, остановился.

Из основания крыльев между моторами торчали четыре дула двадцатимиллиметровых пулеметов, а слева, чуть пониже края кабины, зияло гнездо под пушку семьдесят пятого калибра. Единственными отметинами на фюзеляже были четыре звезды ВВС США и серийный номер «ДБ-1» на верхнем правом и нижнем левом крыле и под рулем направления. Радарная антенна на носу больше всего походила на гриль для сосисок.

Паренек в красных брюках, белой рубахе и синем шлеме с очками выбрался из кабины и начал спускаться по трапу. Ему было лет девятнадцать, от силы двадцать. И когда юноша — невысокий и крепко сбитый — стащил с головы шлем и очки, то под ними обнаружились кудрявые темно-русые волосы и карие глаза.

— Линк!

Он обнял приземистого механика и добрую минуту хлопал его по спине. За это время Скуп успел нащелкать кучу кадров.

— Здорово, что ты вернулся, Бобби! — сказал Линк.

— Меня уже сто лет никто так не называл, — отозвался тот. — До чего же приятно опять это слышать!

— Это Скуп Свенсон, — представил репортера Линк. — Он намерен снова прославить тебя на весь мир.

— Мне сейчас куда больше хотелось бы немного поспать. — Он пожал Свенсону руку. — Есть здесь поблизости какая-нибудь забегаловка, где подают яичницу с ветчиной?

Из тумана вынырнул катер и направился к пристани, где его поджидали трое: Фред, Эд и Филмор. С катера сошел мужчина с чемоданчиком в руках. Филмор наклонился и передал рулевому одну пятидолларовую купюру и две двадцатки. Потом подал руку мужчине с чемоданчиком.

— С возвращением, доктор Тод.

— Ох, как же я рад, Филмор! — На Тоде был мешковатый костюм и пальто, хотя на дворе стоял август. Шляпу он низко надвинул на лоб, и в скудном свете складских фонарей из-под нее что-то блеснуло.

— Это — Фред, а это — Эд, — представил Филмор. — Они только вчера приехали.

Парни дружно кивнули: «Здрас-с-сь».

Их поджидала машина, «Мерседес» сорок шестого года, который больше походил на подводную лодку. Пока Тод с Филмором садились, Фред и Эд окинули цепкими взглядами затянутые туманом узкие улочки. Потом Фред сел за руль, а Эд взгромоздился на сиденье справа от него — с обрезанным стволом десятого калибра.

— Меня никто не ждет, никто даже не забеспокоится. Все, кто что-то имел против меня, или мертвы, или за время войны разбогатели и стали уважаемыми людьми. Я — старый усталый человек. Я хочу тихо жить в деревне, разводить пчел, лошадей и играть на бирже.

— Что, никаких планов, босс?

— Абсолютно.

Он чуть повернул голову, как раз когда они проезжали мимо фонаря. Половина лица у него отсутствовала, а вместо нее поблескивала гладкая пластина.

— Во-первых, я больше не могу стрелять. Глазомер уже не тот.

— Ничего удивительного, — заметил Филмор. — Мы слышали, что в сорок третьем с вами что-то случилось.

— Да, я проворачивал одно выгодное дельце в Египте, пока Африканский корпус разваливался на части. Вывозил и ввозил людей — за деньги, естественно, — при помощи номинально нейтральной авиации. Так, приработка ради. А потом наткнулся на одного выскочку.

— Это на кого?

— На щенка, который летал на реактивном самолете — еще до того, как они появились у немцев.

— По правде говоря, босс, я не особенно внимательно следил за военными действиями. Я стараюсь не совать нос в территориальные конфликты.

— Знал бы я, чем все закончится, тоже не совал бы, — сказал доктор Тод. — Мы летели из Туниса. С нами тогда было несколько важных шишек. Пилот вдруг закричал. Грохнул взрыв. Когда я пришел в себя, было уже следующее утро, а я с еще одним человеком болтался на спасательном плоту посреди Средиземного моря. Все лицо у меня болело. А когда я наконец-то сел, что-то упало передо мной на плот. Это оказался мой левый глаз. Он лежал и смотрел прямо на меня. И тогда я понял, что у меня неприятности.

— Вы сказали, это был парень на реактивном самолете? — переспросил Эд.

— Да. Потом мы узнали, что он пролетел шестьсот миль, чтобы перехватить нас.

— Хотите поквитаться? — спросил Филмор.

— Нет. Это было так давно, что я почти не помню, как выглядела левая половина моего лица. Просто этот случай научил меня быть осторожнее. Будем считать, что это закалило мой характер.

— Значит, никаких планов, так?

— Ни единого, — покачал головой доктор Тод.

— Что ж, для разнообразия неплохо, — заметил Филмор.

Они смотрели на проносящиеся мимо городские огни.

Он постучал в дверь, чувствуя себя неуютно в новом коричневом костюме-тройке.

— Входи, открыто, — послышался женский голос. Что-то зашуршало; голос зазвучал приглушенно. — Я сейчас.

Джетбой потянул на себя тяжелую дубовую дверь и, минуя перегородку из стеклоблоков, вошел в комнату.

Полуодетая девушка — на ней была сорочка, пояс с подвязками и шелковые чулки — натягивала на себя платье.

Молодой человек опешил и отвернулся, залившись краской.

— Ой! — пискнула девушка (оказавшаяся очень хорошенькой), быстро справившись с платьем. — Ой. Я… кто это?

— Это я, Белинда. Роберт.

— Роберт?

— Бобби, Бобби Томлин.

Какое-то время она смотрела на него, прикрыв грудь руками, хотя уже была полностью одета.

— Ох, Бобби!

Белинда бросилась к нему, обняла и крепко поцеловала прямо в губы. Он мечтал об этом шесть лет.

— Бобби! До чего же я рада тебя видеть! Я… я ждала одного… одну подругу. Как ты меня отыскал?

— С трудом.

Она отступила от него на шаг.

— Дай-ка на тебя взглянуть.

В последний раз они виделись еще в приюте — тогда у четырнадцатилетней Белинды была репутация настоящей оторвы. Худая, как щепка, с волосами мышиного цвета, она с одиннадцати лет то и дело задавала ему изрядную трепку.

Потом Томлин сбежал — работал на аэродроме, вместе с британцами воевал против гитлеровцев. Всю войну — после того как Америка вступила в нее — он писал Белинде при каждой возможности. Из приюта ее поместили в приемную семью. В сорок четвертом одно из его писем вернулось с пометкой: «Адресат выехал в неизвестном направлении». А весь последний год он был оторван от мира.

— А ты изменилась, — сказал он.

— И ты тоже.

— Угу.

— Я всю войну следила за тобой по газетам. Даже писала тебе, но, думаю, мои письма никогда за тобой не поспевали. Потом говорили, что ты пропал без вести над океаном…

— Да, я был на необитаемом острове, но потом меня нашли. И вот я здесь. Как ты жила все эти годы?

— Отлично — как только сбежала от приемных родителей. — Лицо девушки на миг исказило выражение боли. — Не представляешь, какое это было счастье — вырваться оттуда. Ох, Бобби! — вздохнула она. — Как бы мне хотелось, чтобы все вышло по-другому. — Она всхлипнула.

• Предыдущая
• 4/114
• Следующая