Дети Мафусаила. Уолдо. Магия, инк. - Хайнлайн Роберт Энсон - Страница 38

• Предыдущая
• 38/100
• Следующая

— Постарайся сосредоточиться, Либби, — настаивал Лазарус. — Или хотя бы попробуй догадаться.

— Что ж… Если мы сейчас идем по линейной траектории — а в этом я пока не уверен — то мы можем когда-нибудь прибыть в район звезды РК3722, то есть туда, куда указывал Креель Сарлоо.

— Вот, черт! — с негодованием произнес Лазарус. — Кинг, ты пробовал замедлить полет?

— Да, — отрезал капитан. — Приборы не работают.

— Веселенькое дельце! Энди, когда мы приблизительно сможем туда добраться?

Либби беспомощно пожал плечами.

— У меня нет никаких ориентиров. А как тут вычислишь время, если пространственные координаты неизвестны?

Время и пространство — понятия неразделимые и представляющие единое целое… Либби еще долго думал над этим, когда все ушли. Конечно, в ограниченном пространстве корабля вычислить бортовое время не составляет труда. Часы на корабле тикали, звенели или просто шли; люди спали и просыпались, ели и пили, отдыхали и занимались полезными делами. Но за пределами этого крохотного мирка вычислить что-то было невозможно, там происходило нечто совсем иное, и теперь даже связь с прошлым была утрачена. Сколько ни смотри на монитор и на показания приборов, больше ничто не связывает корабль с другими частями Вселенной.

Да и какой Вселенной? Ее просто не стало.

Продолжают ли они двигаться? И вообще, существует ли движение, когда его невозможно определить, взяв что-либо за точку отсчета?

И все же пассажиры явственно ощущали воздействие искусственной гравитации, вызываемой вращением корабля. Вращением относительно чего? Могло ли случиться так, что у космоса имеется истинное, абсолютное и нереляционное строение, собственная структура, подобная постулированной в давным-давно отброшенной теории «эфира», которую классические эксперименты Микельсона-Морли не смогли доказать на практике? Нет, не просто доказать — ведь при этом была отброшена сама возможность его существования? По этой же причине отрицалось и превышение скорости света. Действительно ли их корабль смог превысить ее? Не напоминает ли этот космолет огромный гроб, в котором вместо пассажиров летят в никуда и в неизвестно какое время некие призраки?

Но нет, ведь лопатка действительно зачесалась, да и желудок давал о себе знать, от долгого сидения затекла нога… Если это смерть, решил Либби, то в материальном отношении она ничем не отличается от жизни.

Восстановив душевное равновесие, Энди вышел из диспетчерской и направился в давно облюбованный им ресторанчик, одновременно обдумывая пути решения математической задачи в свете новых известных природных явлений. Он сразу же отказался от осмысления того, каким образом гипотетические боги джокайра телепортировали долгожителей с планеты на космический корабль. Получить хоть какие-нибудь, а тем более измеримые данные не было никакой возможности. Лучшее, что мог бы сделать в такой ситуации непредвзятый ученый — это зафиксировать факт и указать, что научного объяснения ему пока нет. А факты ведь вещь упрямая — вот сейчас он сидит в корабле, а всего несколько часов назад беседовал на планете с представителем джокайра; о реальности происшедшего говорило и то, что врачи под руководством Шульца накачивали успокоительным тех землян, для кого неожиданный отлет оказался тяжким испытанием.

Либби пока не мог дать объяснение всему происходящему и, не располагая необходимыми данными, даже не пытался этого сделать. А вот проблемой проявления всеобщих закономерностей в незнакомой среде — одной из основных задач физики — он занялся бы с удовольствием.

Если отбросить необычайные способности к математике, Либби был обычным человеком. Ему нравилась непринужденная атмосфера «Клуба» — столовой 9Д, однако, несколько по иным причинам, чем Лазарусу. Компания людей, которые были младше по возрасту, успокаивала душу, а Лазарус был единственным из старших, с кем он чувствовал себя свободно.

Зайдя в клуб, он узнал, что в течение ближайшего времени пообедать ему не удастся; хозяйственная служба оказалась явно неподготовленной к такому наплыву людей. Но зато там уже сидел Лазарус и его друзья; Нэнси Уизерол подвинулась и уступила место Либби.

— Я как раз собиралась поговорить с вами, — сказала она. — Лазарус любезно согласился помочь мне. Куда же мы летим на этот раз и когда мы будем на месте?

Либби изложил свое мнение как можно доступнее. Нэнси поморщилась.

— Ничего себе, прогнозик! Как я понимаю, малышке Нэнси снова придется надолго заснуть.

— Что вы хотите этим сказать?

— Вот вы когда-нибудь пробовали ухаживать за нашими сомнамбулами? Ну, конечно, нет, ведь это утомляет! Переворачивать их, правильно складывать руки, оберегать от пролежней, переставлять с головы на ноги, закрывать капсулу и переходить к следующему — и так до бесконечности! Меня уже и так тошнит от человеческих тел, что я готова навеки дать обет безбрачия!

— Ну, зачем уж так сразу, — возразил Лазарус.

В их разговор вмешалась Элинор Джонсон:

— А я рада, что мы снова на корабле. Эти противные джокайра — фу!

Нэнси пожала плечами.

— Ты необъективна, Элинор. Джоки — по-своему неплохие ребята. Конечно, они не такие, как мы, но ведь то же самое можно сказать и о собаках. Ты ведь ничего не имеешь против собак?

— Вот именно, — отозвался Лазарус. — Они и есть собаки.

— Что-то я не понимаю…

— Я не хочу сказать, что они полностью похожи на собак — внешне у них и близко нет ничего общего, они сродни нам и даже в чем-то превзошли нас, но все равно это домашние ручные собачки. Эти существа, которых они зовут «Богами», на самом деле — их хозяева, просто владельцы. Нас нельзя приручить, поэтому хозяева и выгнали нас.

Либби тем временем силился понять, каким образом владельцы джокайра применили массовый телекинез.

— Интересно мне знать, — задумчиво промолвил он, — на что бы все это было похоже, если бы они смогли приручить нас. Они научили бы нас многим превосходным вещам.

— Забудь об этом, — резко оборвал его Лазарус. — Людям не подобает быть чьей-либо собственностью.

— А что же подобает человеку?

— Человек должен сам решать, что ему делать и зачем! — Лазарус встал. — Я, пожалуй, пойду.

Либби тоже было поднялся, но Нэнси остановила его.

— Не уходите, мне нужно вас кое о чем спросить. Какой год сейчас идет там, на Земле?

Либби уже начал было что-то считать, но осекся.

— На этот вопрос я ответить не могу. Это все равно, что спросить: «А много — это сколько?»

— Наверно, я не совсем точно сформулировала вопрос, — призналась Нэнси. — Я не очень-то хорошо разбираюсь в физике, но все же знаю, что время — относительно, а одновременность — это понятие, применимое только к двум точкам, которые находятся недалеко друг от друга в одной и той же системе координат. Но все равно, я хотела бы кое-что узнать. Мы двигались намного быстрее и прошли гораздо большие расстояния, чем кто-либо до нас. Так вот, не отстают ли наши часы от времени в других измерениях или что-то в этом роде?

У Либби на лице появилось такое выражение, с каким обычно опытные физики слушают дилетантские рассуждения о точных науках, да еще и высказанные примитивным языком.

— Вы упомянули о явлении, известном как контракция Лоренца-Фитцджеральда. Но, простите меня, говорить о нем обычными словами — это просто бессмыслица.

— Но почему же?

— Потому что… Гм, потому что языковые средства не в состоянии это явление описать. Формулы, используемые для описания эффекта, обычно называемого контракцией, предполагают, что наблюдатель является одной из составляющих этого феномена. Но при словесном описании получается, что мы стоим где-нибудь в стороне и наблюдаем, что же происходит. Математические формулировки отрицают даже саму возможность такого постороннего наблюдения. Всякий наблюдатель принадлежит своей собственной мировой системе и не может выйти за ее рамки, чтобы вести постороннее наблюдение.

— А если предположить, что сможет? Скажем, если бы у нас сейчас была возможность наблюдать за Землей?

• Предыдущая
• 38/100
• Следующая