Выпуск 1. Том 10 - Кристи Агата - Страница 13

• Предыдущая
• 13/92
• Следующая

– А другой какой-нибудь нет?

Стюард подумал.

– Вообще-то есть семнадцатая, прямо по правому борту. Сегодня утром она пустовала, но, по-моему, ее уже кому-то пообещали. Однако этот джентльмен еще не перенес туда свои вещи, так что, думаю, он будет согласен и на тринадцатую. Джентльмены не так суеверны, как дамы.

Я с благодарностью восприняла его предложение, и стюард пошел спросить разрешения у помощника капитана. Потом, улыбаясь, вернулся.

– Все в порядке, мисс. Пойдемте.

Стюард привел меня в семнадцатую каюту. Она была меньше тринадцатой, но меня все в ней устраивало.

– Сейчас принесу ваши вещи, мисс, – сказал стюард.

Но тут в дверях вырос мужчина со зловещим лицом. (Так я его прозвала.)

– Извините, но эта каюта забронирована для сэра Юстаса Педлера, – заявил он.

– Мы все уладим, сэр, – поспешил успокоить его стюард. – Сэр Юстас получит взамен тринадцатую каюту.

– Нет, я заказывал семнадцатую!

– Но тринадцатая лучше, сэр. Она просторнее.

– Я специально выбрал семнадцатую, и помощник капитана сказал, что не возражает.

– Очень жаль, – холодно проронила я, – но семнадцатая каюта обещана мне.

– Я не согласен!

В наш спор вмешался стюард:

– Другая каюта ничуть не хуже… даже лучше!

– Но я намерен поселиться в семнадцатой! – твердил мужчина.

– Что тут происходит? – раздался вдруг еще чей-то голос. – Стюард, занесите вещи сюда. Вот моя каюта.

Как выяснилось, голос принадлежал моему соседу по столу, преподобному Эдварду Чичестеру.

– Извините, – возразила я, – но каюта моя.

– Нет, она зарезервирована для сэра Юстаса Педлера! – воскликнул Пейджет.

Обстановка явно накалялась.

– Сожалею, но вынужден с вами не согласиться, – заявил Чичестер с кроткой улыбкой, сквозь которую, однако, проглядывала твердая решимость настоять на своем. Кроткие люди часто бывают большими упрямцами, я это заметила.

Чичестер попытался бочком протиснуться в каюту.

– Вам отвели двадцать восьмую, по левому борту, – сказал стюард. – Прекрасная каюта, сэр.

– Увы, не могу с вами согласиться. Меня обещали поселить в семнадцатой.

Разговор зашел в тупик. Никто не желал уступать. Честно говоря, я могла бы уже не участвовать в споре и облегчить всем жизнь, согласившись на двадцать восьмую каюту. Ведь мне было все равно, в какой поселиться, лишь бы не в тринадцатой. Однако я негодовала и не собиралась уступать. Тем более что Чичестер мне не нравился. За едой он клацал вставными зубами, а это, согласитесь, вполне веская причина для ненависти. Многих людей ненавидели за гораздо меньшие провинности.

Мы стояли и переливали из пустого в порожнее. Стюард еще настойчивей уверял, что другие каюты лучше, но его никто не слушал.

Пейджет начал терять терпение. Чичестер, напротив, сохранял полное самообладание. Я тоже, но с трудом. И никто никому не уступал.

Потом стюард вдруг подмигнул мне и шепнул на ухо пару слов… Я незаметно ретировалась. По счастью, мне удалось почти тотчас же разыскать помощника капитана.

– О, пожалуйста, – взмолилась я. – Вы ведь разрешили мне занять семнадцатую каюту, правда? Но мне не дают… Там мистер Чичестер и мистер Пейджет. Умоляю, сделайте так, чтобы она досталась мне, хорошо?

Ей-богу, моряки – самые галантные кавалеры на свете. Крошка, помощник капитана, повел себя просто безупречно. Примчавшись на место сражения, он сообщил спорщикам, что семнадцатая каюта предназначена для меня, а в их распоряжении тринадцатая и двадцать восьмая. Если же им это не по вкусу – пусть остаются в старых, он не возражает.

Я одарила помощника капитана красноречивым взором, давая понять, что он герой, и вошла в новые апартаменты. Борьба существенно повысила мой жизненный тонус. На море царил штиль, с каждым днем становилось все теплее и теплее, морская болезнь отошла в далекое прошлое.

Выйдя на палубу, я приобщилась к метанию колец в цель. Потом поучаствовала еще в нескольких спортивных играх. Когда подали чай, я с удовольствием подкрепилась. После чая мы играли с приятными молодыми людьми в кегли. Они были со мной чрезвычайно любезны. Я чувствовала, что жизнь прекрасна и удивительна.

Сигнал, оповещавший о том, что пора переодеваться к ужину, застал меня врасплох, и я опрометью кинулась к новой каюте. У двери меня поджидала обеспокоенная горничная.

– В вашей каюте чем-то ужасно пахнет, мисс. Понятия не имею, что это такое, но боюсь, вы не сможете тут спать. На палубе вроде бы есть свободная каюта. Можете перейти туда… хотя бы на одну ночь.

Пахло действительно ужасно, просто тошнотворно. Я сказала, что подумаю, пока буду переодеваться. И, морщась, торопливо принялась наводить красоту.

Что же это за запах такой? Дохлой крысы? Нет, еще хуже… да и воняет совсем иначе. Но почему-то мне этот запах знаком… Я уже с ним сталкивалась… как же это… Ах вот! Поняла! Это асафетида. В войну я какое-то время работала в госпитальной аптеке и имела дело с некоторыми жутко вонючими препаратами.

Значит, асафетида… Но с какой стати?.. И вдруг меня осенило. Я как подкошенная рухнула на диван. Кто-то насыпал щепотку асафетиды в мою каюту. Но зачем? Чтобы я освободила ее? Однако почему им так хотелось меня выдворить? Теперь я совсем по-другому восприняла утренний конфликт. Чем же так притягивала всех семнадцатая каюта? Две другие были лучше. Почему же оба мужчины упорно добивались, чтобы их поселили именно в семнадцатой?

Семнадцать… Все та же цифра. Семнадцатого я выехала из Саутгемптона. Семнадцать… Я поперхнулась, быстро раскрыла чемодан и вынула драгоценную записку, спрятанную в чулке.

17.1 22… Я решила, что это дата, дата отплытия «Замка Килморден». Но что, если я ошибалась? Ведь если подумать, разве обязательно, указывая число, писать год и месяц? Что, если «17» обозначает семнадцатую каюту? Тогда цифра «1»… Цифра один – это время. А 22 – число. Я взглянула на маленький календарь.

Двадцать второе – завтра!

Я была вне себя от волнения. Сомнений нет, наконец-то я на верном пути! И ясное дело, переселяться мне отсюда нельзя ни в коем случае. Придется терпеть запах асафетиды. Я еще раз проанализировала сложившееся положение.

Завтра двадцать второе, и в час дня или в час ночи что-то произойдет. Думаю, скорее ночью… Через шесть часов станет понятно.

Не знаю, как я прожила тот вечер. Только начало смеркаться, а я уже ушла в каюту. Горничной я сказала, что у меня насморк и я не чувствую запахов. Она очень расстраивалась, но я была непреклонна. Вечер никак не кончался. Я вовремя легла в постель, однако на всякий случай надела халат из толстой фланели и улеглась прямо в нем. В таком виде я могла моментально спрыгнуть с кровати и принять активное участие в событиях.

Но какие события назревали? Я толком не знала. У меня мелькали смутные догадки, однако в основном предположения отличались дикой бредовостью. Я была твердо убеждена лишь в одном: в час ЧТО-ТО произойдет.

Мои товарищи по плаванию постепенно расходились спать. Время от времени через приоткрытый иллюминатор до меня долетали обрывки разговоров, смех, пожелания: «Спокойной ночи!» Затем наступила тишина. Свет на корабле погас. Лишь в коридоре да в моей каюте горели лампы. Склянки пробили восемь. Весь следующий час время тянулось просто неимоверно долго. Я украдкой поглядывала на часы, чтобы не пропустить роковую минуту.

Если моя догадка неверна и в час ничего не произойдет, значит, я совершила огромную глупость и швырнула все свои деньги псу под хвост. Сердце бешено стучало в груди.

Потом послышалось два удара склянок. Час ночи! И – ничего!.. Хотя… постойте-постойте… Что это? Я услышала топот ног, кто-то бежал по коридору.

Затем дверь в каюту резко распахнулась, и на пороге вырос молодой человек.

– Спасите! – хрипло вымолвил он. – За мной гонятся.

Ни спорить, ни объясняться было некогда. В коридоре раздавались шаги. На все про все оставалось примерно сорок секунд. Я вскочила с постели и оказалась лицом к лицу с незнакомцем, стоявшим посреди каюты.

• Предыдущая
• 13/92
• Следующая