Выпуск 1. Том 8 - Кристи Агата - Страница 3

• Предыдущая
• 3/90
• Следующая

Впрочем, этого следовало ожидать. Те, кому уже перевалило за пятьдесят, просто не в состоянии ничего понять. У них обо всем самые диковинные представления.

«Наверно, это из-за войны[5], — подумал Бобби, пытаясь оправдать отца. — Она выбила их из колеи, и они так и не смогли оправиться».

Ему и стыдно было за отца, и жаль его.

— Прости, папа, — сказал он, ясно понимая, что объяснения бесполезны.

Викарию и жаль было сына — тот явно был смущен, — и стыдно за него. Мальчик не представляет, сколь серьезна жизнь. Даже его извинение звучит весело — ни следа раскаяния.

Они направились к дому, и каждый изо всех сил старался найти оправдания для другого.

«Хотел бы я знать, когда наконец Бобби подыщет себе какое-нибудь занятие…» — думал викарий.

«Хотел бы я знать, сколько времени еще придется здесь торчать?..» — думал Бобби.

Но, что бы им там ни думалось, отец и сын обожали друг друга.

О том, как события развивались дальше, Бобби не знал. Наутро он уехал в Лондон — встретиться с другом, который стал владельцем гаража и полагал, что участие Бобби в этом предприятии может оказаться весьма полезным.

Они замечательно обо всем договорились, и через два дня Бобби решил возвращаться домой поездом 11.30. Правда, когда он изволил прибыть на Паддингтонский вокзал[6], часы показывали 11.28 — он кинулся в туннель, выскочил на платформу, — поезд уже тронулся, и тогда Бобби устремился к ближайшему вагону, презрев возмущенные крики контролеров и носильщиков.

Рывком отворив дверь, он рухнул на четвереньки, потом кое-как поднялся… Проворный носильщик захлопнул за ним дверь, и Бобби остался наедине с единственным пассажиром этого купе[7].

Это оказалось купе первого класса. В углу, лицом по ходу поезда, сидела смуглая девушка и курила сигарету. В красной юбке, в коротком зеленом жакете и ослепительно ярком голубом берете она, несмотря на некоторое сходство с обезьянкой шарманщика (миндалевидные темные, полные грусти глаза и наморщенный лобик), была, несомненно, привлекательна. Бобби принялся с жаром извиняться и, вдруг запнувшись, воскликнул:

— Франки! Неужели это ты! Тысячу лет тебя не видел.

— И я тебя. Садись, рассказывай.

Бобби усмехнулся.

— У меня билет в другом классе.

— Не важно, разницу я оплачу, — любезно сказала Франки.

— При одной мысли об этом восстает все мое мужское самолюбие, — сказал Бобби. — Как я могу позволить даме платить за меня?

— Кажется, только на это мы теперь и годимся, — сказала Франки.

— Я сам оплачу разницу, — героически вымолвил Бобби, когда в дверях возникла дородная фигура в синей униформе.

— Я все улажу, — сказала Франки.

Она одарила контролера благосклонной улыбкой. Тот поднес руку к козырьку, взял у нее белый картонный билет и прокомпостировал.

— Мистер Джоунз как раз только что заглянул ко мне поболтать, — сказала она. — Это ведь не возбраняется?

— Конечно, ваша милость. Джентльмен, наверно, пробудет тут недолго. — Он тактично кашлянул. — Я приду теперь не раньше Бристоля, — многозначительно прибавил он.

— Чего не сделает улыбка, — сказал Бобби, когда контролер вышел.

Леди Деруэнт задумчиво покачала головой.

— Не уверена, что дело в улыбке, — возразила она. — Скорее в моем отце: когда он куда-нибудь едет, то непременно раздает всем по пять шиллингов на чай.

— Я думал, ты навсегда распрощалась с Уэльсом, Франки.

Франсез вздохнула.

— Дорогой мой, ты же знаешь, как это бывает. Ты же знаешь, какими ветхозаветными бывают родители. А там такая тоска, даже ванну толком нельзя принять и совершенно некуда себя деть, поболтать и то не с кем.., ведь никого сюда не заманишь — даже ненадолго! Говорят, мол, экономят и не могут позволить себе ехать в такую даль. Ну и что бедной девушке остается делать?

Бобби покачал головой, с грустью признавая, что ему все это хорошо знакомо.

— Но после вчерашнего сборища я поняла, что дома и то лучше.

— А что там было не так?

— Да ничего. Сборище как сборище, только еще более занудное, чем всегда. Все были приглашены в «Савой» к половине девятого. Несколько человек, я в том числе, приехали где-то в четверть десятого и конечно же сразу смешались с теми, кто там был, но часам к десяти мы снова собрались своей компанией, пообедали, а чуть погодя поехали в «Марионет».., пронесся слух, что там вот-вот нагрянет облава, но все было тихо — просто мертвое царство, так что мы слегка выпили и рванули в «Балринг», но там было еще тоскливее, и тогда мы поехали попить горячего кофе, попали в забегаловку, где кормят жареной рыбой, а затем отправились завтракать к дядюшке Анджелы — хотели посмотреть, разозлит его наш налет или нет. Но он ни капельки не разозлился, просто вскоре мы ему надоели, и он нас, можно сказать, не солоно хлебавши отправил по домам. Так что сам понимаешь, какое это было веселье. Никому не пожелаю.

— Ну еще бы, — сказал Бобби, подавив вспыхнувшую в нем зависть.

Даже в самых сумасбродных мечтах он не мог представить, что вдруг бы оказался членом клуба «Марионет» или «Балринг».

Странные у него были отношения с Франки.

В детстве он и его братья играли с детьми из Замка. Теперь, когда все уже выросли, они виделись редко. Но, встречаясь, по-прежнему звали друг друга по именам. В те редкие дни, когда Франки приезжала домой, Бобби и его братьев приглашали в Замок поиграть в теннис. Но к себе они ни саму Франки, ни обоих ее братьев не приглашали. Все вроде как негласно подразумевали, что им это будет неинтересно. Да и Бобби с братьями звали к ним скорее потому, что при игре в теннис всегда недостает мужчин… Однако, хотя все они обращались друг к другу по имени, в их отношениях не было простоты. Деруэнты держались, пожалуй, чуть дружелюбнее, чем следовало бы, — словно боялись, как бы гости не подумали, что их считают неровней. Джоунзы, в свою очередь, — чуть официальное, словно боялись, как бы хозяева не подумали, что они претендуют на отношения более тесные, чем им предлагают. Два этих семейства теперь не связывало ничего, кроме кое-каких детских воспоминаний. Но Бобби Джоунзу Франки очень нравилась, и их редкие случайные встречи страшно его радовали.

— Мне так все надоело, — сказала Франки усталым голосом. — А тебе?

Бобби задумался.

— Нет, не сказал бы.

— Дорогой мой, это замечательно!

— Только не думай, что я эдакий бодрячок. — Бобби боялся произвести на Франки дурное впечатление. — Терпеть не могу бодрячков.

Только при одном упоминании о бодрячках Франки передернуло.

— Да, конечно, — пробормотала она. — Они несносны.

Франки и Бобби одобрительно посмотрели друг на друга.

— Кстати, — вдруг сказала Франки. — Что это за история с человеком, который свалился со скалы?

— Его обнаружили мы с доктором Томасом, — сказал Бобби. — А как ты про это узнала?

— Из газеты. Вот, смотри.

Она ткнула пальцем в небольшую заметку под заголовком «Смерть в тумане».

«Жертву трагедии в Марчболте опознали вчера поздним вечером благодаря найденной при нем фотографии. На фотографии была снята миссис Лео Кэймен. С миссис Кэймен связались, и она немедленно приехала в Марчболт, где опознала в покойном своего брата Алекса Притчарда. Мистер Притчард недавно вернулся из Сиама. Он не был в Англии десять лет и как раз отправился в пеший поход. Следствие начнется завтра в Марчболте».

Бобби вновь перенесся мыслями к тому лицу на фотографии, что так странно тревожило его воображение.

— Мне, должно быть, придется давать показания, — сказал он.

— Ох, до чего интересно! Приду тебя послушать.

— Не думаю, чтоб это было так уж интересно, — возразил Бобби. — Видишь ли, мы ведь просто нашли его.

• Предыдущая
• 3/90
• Следующая