Черная сотня. Происхождение русского фашизма - Лакер Уолтер - Страница 1

Когда я писал эту книгу, а это было задолго до октября 1993 года и задолго до выборов, на которых партия Жириновского оказалась второй по силе, я, конечно, не знал, насколько злободневным станет предмет моего исследования. В Советском Союзе фашизм был абсолютно табуизированной темой — исключая разве что случаи политической декламации. А сейчас все внезапно заговорили о фашизме и необходимости с ним бороться, вспомнили о Веймарской Германии и о других аналогичных ситуациях. Я знал, что в России подготовлено поле для развития — в широком смысле — европейского фашизма 20–30-х годов. Это суждение отнюдь не разделяли многие наблюдатели в России и на Западе. Некоторые считали мою озабоченность крайними правыми неуместной, а мои предложения чересчур тревожными. В самом деле, рецензируя настоящую книгу, известный историк русской революции профессор Ричард Пайпс написал, что мирное продвижение России к демократии более или менее предопределено, — и рецензия его была озаглавлена «Ложная тревога». Я уверен, что очень скоро он будет испытывать трудности из-за этого заголовка.

Но должен признаться, что, работая над книгой, я не думал, что фашистское движение объявится на российской политической сцене так быстро и при такой поддержке избирателей. Русское издание книги необходимо сопроводить коротким пояснением. Нет нужды говорить, что это книга не о Жириновском. Речь идет об исторических обстоятельствах и движении политических созвездий, которые сделали Жириновского возможным. Я не пророк и не знаю, добьются ли эти силы новых успехов или бесследно распадутся — так же быстро, как и появились[1].

Но даже если я окажусь не прав, источники и опасность фашизма будут существовать еще долго.

Российским читателям следует помнить, что мое исследование было написано для западной аудитории. В книге для русского читателя я мог бы сократить определенные разделы, а некоторые темы развить более подробно. У меня не было намерения писать о русском патриотическом движении вообще, или о русских правых, или о консерваторах в целом. Это важные темы, но главной для меня была тема крайних правых — тех, кто в широком смысле стал наследниками традиций «черной сотни». Я намеренно говорю «в широком смысле», поскольку посткоммунистическая Россия 1994 года абсолютно не похожа на царскую Россию 1905 года. То обстоятельство, что крайние правые и необольшевики сблизились (не только в России, но сейчас и во Франции), не случайно. Радикальный популизм может сдвигаться влево или вправо с одинаковой легкостью, во всяком случае, старые ярлыки не имеют особого значения. В 1905 году черносотенцы и большевики убивали друг друга, сегодня их отношения куда лучше. Некоторые английские и немецкие рецензенты этой книги были удивлены тем, что автор целенаправленно писал книгу об идеях и людях, которые ему явно неприятны. Но у меня не было намерения писать полемическую книгу. Я изучал фашизм и знаю, что это не то движение, с которым можно сражаться и идеи которого можно опровергать разумными доводами. Антисемит не полюбит евреев, даже если он убедится, что множество евреев получили Нобелевскую премию и замечательно играют в шахматы и на скрипке.

Господина Сергея Бабурина как-то спросили, почему он не присоединился к Фронту национального спасения. Он объяснил — и это было одним из наиболее разумных его высказывании, — что находит затруднительным работать с людьми, которые не могут связать двух предложений, не проклиная жидомасонский заговор. Соответственно, я считаю неуместным на каждой странице книги напоминать читателю, что правый экстремизм — плохое лекарство и, придя к власти, крайняя правая ввергнет Россию в глобальную катастрофу. Пусть читатель сам делает выводы.

В этой книге я сосредоточился больше на идеях крайней правой, а не на ее составляющих. Есть несколько причин для этого, но основная та, что партии и секты постоянно меняются, они объединяются и раскалываются каждые несколько месяцев, возникают снова, меняют названия, поэтому анализировать это постоянное движение трудно, а зафиксировать в книге и вообще невозможно. Пока она издается, возникнут новые структуры, которых никто не мог предвидеть, и это будут не последние изменения.

Я без пессимизма смотрю на будущее России, мне трудно объяснить распространенное среди русских отчаяние, и я считаю его недостойным великой нации. Конечно, российская история последних двухсот лет полна пессимистических нот, но все же, по моему впечатлению, она не располагает к столь глубокому отчаянию. Русская интеллигенция говорит и пишет о грядущем апокалипсисе, но действует так, будто он еще очень далеко. Конечно, нет места и для чрезмерного оптимизма: мы видим массу проблем, и прежде всего отсутствие у России опыта в том, как управиться с фашизмом. Путь России к процветанию и свободе не будет похож на путь Германии после 1945 года. Это будет очень длинный путь, не всегда прямой, с отходами назад. Учитывая неизбежный долгий экономический и политический кризис, можно с точностью предсказать, что крайняя правая в союзе с неокоммунистами и, возможно, военными кругами имеет шансы на успех.

С тех пор как появилось английское издание этой книги, история не стояла на месте и тенденции, раньше едва различимые, теперь стали яснее. Не произошло возрождения великой монархии, казачество не стало ведущей политический к силой национального масштаба. Во время кризиса в сентябре — октябре 1993 года церковь призывала не проливать кровь и пыталась примирить обе стороны, правда, без особого успеха. Несмотря на заметное религиозное возрождение, большинство русских не видит в церкви политического наставника. Церковь — за некоторыми примечательными исключениями — не спешила предлагать себя в руководители, но настаивала на своем моральном приоритете. Некоторые священнослужители открыто встали на сторону крайней правой, одним из них был Иоанн, митрополит С.-Петербургский. Его призывы были откровенно шовинистическими и антисемитскими; до 1990 года он не был известен как выдающийся патриот. Возможно, этот человек переменился недавно, а возможно, раньше он считал рискованным высказывать свои истинные убеждения. Некоторые его коллеги все еще осторожничают, хотя их симпатии, может статься, недалеки от Иоанновых.

Будущее крайней правой — это, видимо, Жириновский. А если он споткнется и упадет, его сменят молодые лидеры — Николай Лысенко, Николай Павлов, Сергей Бабурин и лидер коммунистов Геннадий Зюганов. Призывы коммунистов будут слушать лучше, если они решатся изменить название партии, отбросить старые лозунги, отречься от Ленина и Сталина, популярных только у старшего поколения.

Анализ декабрьских выборов 1993 года показывает, откуда берет силы движение крайней правой. Здесь нет сюрпризов. Поддержка пришла прежде всего от тех, кто пострадал в результате реформ 1989–1993 годов, а таких очень много. Поддержали не Проханова и Бабурина, которые поставили себя в положение, называемое на футбольном языке «офсайдом». Поддержали Жириновского, хитрого демагога, несмотря на то, что истеблишмент крайней правой не доверяет ему и держит на расстоянии.

Как обстоят дела с финансовой помощью крайней правой? Деньги сами по себе еще не сила. Генерал КГБ Стерлигов понял это во время октябрьских событий 1993 года, когда он не сумел послать ни одного боевика к «Белому дому» и Останкино, а Баркашов, фашист и мастер карате, мобилизовал несколько сотен. Потом вспомнят, что ни «Память», ни соколы Жириновского не участвовали в сражении, да и некоторые другие правые лидеры и организации не пожелали быть замешанными. А те, кто пошел — например, Константинов и генерал Макашов, — теперь, возможно, об этом жалеют о финансировании крайней правой известно мало. Значительные суммы, несомненно, поступают от московских и провинциальных новых бизнесменов. Другие платят потому, что искренне симпатизируют патриотам, не принадлежащим к «компрадорской буржуазии», третьи — потому что жизнь приучила их к перестраховке. Во всяком случае, не похоже, чтобы хотя бы одна группа существовала исключительно на членские взносы. Каковы иные источники финансирования? Таинственно исчезнувшие деньги компартии? Деньги КГБ? Саддам Хусейн? В свое время понадобилась мартовская революция 1917 года, чтобы выяснить источники финансирования «черной сотни», так что вряд ли у нас скоро появятся бесспорные факты насчет денежных ресурсов нынешних правых.