Сказки из дорожного чемодана - Сахарнов Святослав Владимирович - Страница 30

• Предыдущая
• 30/35
• Следующая

«Это Сита! — подумал Хануман. — Но как отвлечь от нее стражу?»

Он вернулся во дворец, набил полные карманы жареными зернами пшеницы из чаш, которые стояли на всех столах, и, вернувшись, стал посыпать зернами дорожки сада. Тотчас налетели ночные птицы и стали драться из-за зерен. Они носились между деревьями, сбивая на землю красно-желтые цветы ашоки.

Ракшаси, которым Равана приказал стеречь не только Ситу, но и сад, кинулись гонять птиц. Тогда Хануман быстро вскарабкался на одно дерево, перескочил на второе и очутился над головой у пленницы.

— Взгляни вверх скорее — прошептал он.

Сита вздрогнула, подняла голову и увидела среди веток обезьяну.

— Кто ты? — испуганно спросила она.

Ракшаси были далеко. Хануман спрыгнул на землю, но, увидав в глазах царевны ужас, понял, что она считает его демоном, принявшим облик обезьяны. Тогда он достал из кармана перстень Рамы. Узнав его, царевна горестно вскрикнула, а Хануман, торопясь, стал рассказывать ей историю странствий двух братьев и историю их союза с Сугривой.

— Мужайся, рани! — закончил он свой рассказ. — Ждать недолго: скоро придет Рама и освободит тебя… Я ухожу — не хочешь ли передать ему что-нибудь?

Оставив себе перстень, Сита сняла с шеи драгоценный камень и протянула его Хануману.

Но тут послышались голоса идущих назад служанок. Обезьяна одним прыжком вернулась на дерево и спряталась в его ветвях.

— Что с тобой? Почему на твоих щеках румянец? — удивились ракшаси. — А на губах снова улыбка? Уж не сам ли Рама побывал здесь, пока мы бегали по саду?

Они засмеялись.

На беду, одна из ракшаси, смеясь, подняла голову и увидела в ветвях обезьяну. От испуга она завизжала. В сад вбежали стражники. Окружив дерево, они стали метать в обезьяну копья. Но Хануман прижался к стволу — копья пролетали мимо.

«Недолго и до беды! — подумал посланец Рамы. — Этак я могу и не вернуться и не рассказать о том, что видел! И потом, у меня камень — послание Ситы! Беги, Хануман!»

И он, уклоняясь от копий, стал прыгать с дерева на дерево, пока не добрался до царской деревянной беседки.

На шум прибежали еще ракшасы. Они окружили беседку и стали пускать в обезьяну стрелы. Хануман ловко увертывался и от них.

— Стойте! — вдруг закричал один из стражников. — Эта обезьяна заколдована! Давайте сожжем ее!

Ракшасы принесли из дворцовой кухни горшок с угольями и с воем и хохотом стали метать их в Ханумана. Крыша была сложена из сухих пальмовых листьев — они вспыхнули, Хануман почувствовал, что шерсть на нем тлеет.

— Смотрите, смотрите, у нее загорелся хвост! Вот потеха! — вопили стражники.

«Горящий обезьяний хвост — это, конечно, смешно, — подумал Хануман. — Но сейчас будет еще смешнее!»

Он сильным прыжком перелетел с беседки на стену сада, со стены на бамбуковый дом, в котором жили слуги Раваны. Дом вспыхнул. С дома — на сторожевую башню. Она загорелась, с башни, через улицу, на дом — он запылал. С крыши на крышу… Он мчался, повсюду оставляя за собой дым и брызги пламени.

Скоро половина домов в городе пылала. Черные клубы взвивались в небо, горестный вопль ракшаси повис над столицей.

Не успели Раване доложить о случившемся, как Хануман уже достиг городской стены, перебрался через нее, перебежал поле и очутился на берегу океана.

Там он снова начал расти, стал огромный, как гора, присел, оттолкнулся и прыгнул изо всех сил, простирая руки в сторону материка. Толчок его был столь силен, что ракшасы, выбежавшие из городских ворот, попадали, а стены Ланки пошатнулись.

Хануман взлетел в небо, пробил головой тучи и помчался над океаном, подобный рыжему пламени.

Подлетая к берегу, он снова уменьшился и плавно опустился на песок у костра, вокруг которого сидели обезьяны, готовые уже оплакивать смерть своего товарища.

— Скорее в путь! — воскликнул Хануман. — Я нашел Ситу!

С этими словами он поднял над головой драгоценный камень, врученный ему царевной.

Ранним утром, когда столица Страны обезьян еще утопала в тумане, стража у городских ворот увидела, что из леса вышло несколько огромных фигур и что великаны направляются к воротам. Подняли тревогу, но туман рассеялся (а ведь именно в тумане все предметы кажутся непомерно большими), и все увидели — возвращается отряд Ханумана.

Их проводили во дворец. Там Рама и Сугрива уже с нетерпением ждали посланцев.

— Я выполнил вашу волю! — начал Хануман, обращаясь к Сугриве и Раме. — Я был на Ланке. Сита томится во дворце Раваны, окруженная стражей. В городе много воинов. Войско ракшасов ни на час не покидает столицу.

— Говорил ли ты с ней? — воскликнул Рама. — Видел ли ты ее?

Вместо ответа Хануман протянул ему камень. Долго и безмолвно держал его в руках царевич Айодхьи.

— Ну вот, теперь можно выступать! — сказал, прерывая его молчание, Лакшмана.

— Можно выступать, — как эхо откликнулся Рама.

— Сколько ворот в стенах Ланки, Хануман? — спросил он.

— Четыре. Одни с севера, одни с юга, одни с востока и одни с запада.

— Мы должны иметь четыре армии, чтобы запереть ракшасов в городе.

— Мои войска уже собраны! Их достаточно. Воины рвутся в бой, — сказал Сугрива.

Когда спала дневная жара, он, Рама, Лакшмана и Хануман, выйдя из городских ворот, стали впереди четырех армий и повели их на юг, к тому месту, откуда совершил свой удивительный полет сын Ветра.

Как пенный коричневый вал, с ревом и хрипом, катилось по лесам воинство Сугривы. Рыжие обезьяны неслись по деревьям, тащились по горным тропам. Дрожала земля. Тучи пыли закрыли солнце.

Птицы, испуганные звериным ревом, молчали в рощах. Первые отряды достигли берега океана и остановились.

— Я предлагаю построить корабли, — сказал Сугрива. — Неподалеку, близ мыса Коморин, живут рыбаки, искусные в сооружении судов.

— Но у нас тысячи и тысячи воинов. Сколько же потребуется кораблей? И как долго мы будем их строить? — возразил ему Лакшмана. — Не забывай, мы должны торопиться. Я предлагаю построить мост.

— Хорошая мысль! — воскликнул Рама, но мудрый Хануман только покачал головой.

• Предыдущая
• 30/35
• Следующая