«Литке» идет на Запад! - Юнга Евгений - Страница 17

• Предыдущая
• 17/21
• Следующая

Желтовский не замечал холодного ветра, который рвал полы засаленного ватника и пробирался за ворот рубашки. Он сверлил до тех пор, пока на выпачканном ржавчиной лбу не проступили капельки пота, и только тогда, отскочив в сторону, крикнул:

— Зубило, Егор!

Четвертый механик — Олин, пожилой человек, получивший звание механика после десятков лет работы кочегаром и машинистом, направил зубило на рваную часть коробки.

— Руби, Иодис!

Замерзший от ожидания машинист зачастил ручником. Удары звеняще сыпались на коробку. Нагретые огрызки металла разлетались по льдине, шрапнелью впивались в ее истоптанное множеством ног тело, стучали по листам клетушки форпика. Там возились боцман, плотник и помполит. Они забивали узкие ящики отсеков обломками кирпича и скрепляли их жидким цементом, перемешанным со старыми колосниками. Цемент готовился в трюме и по жолобу, сконструированному мортехникумцем Пономаревым, подавался в форпик. Гидробиолог Богоров, подрывник Рязанкин и заместитель начальника экспедиции Бронштейн сосредоточенно месили лопатами вязкую серую массу.

Савва Иванович, сменив Желтовского, внушительно крякал, зашивая новыми болтами стык бортов. Щель на замке форштевня постепенно уменьшалась. «Литке» принимал свой нормальный вид. Только шляпки болтов и стальной блеск срезанной коробки напоминали о серьезных повреждениях, полученных ледорезом под островами Самуила.

— Красота! — вытирая рукавицами пот, весело говорил старший механик. — И подремонтировали, и пресной водички набрали: и для желудка приятно, и котлам пользительно.

Двое суток ударные бригады помполита Щербины и старшего механика Пирожкова латали корпус, месили цемент, вытачивали болты, восстанавливая боеспособность краснознаменного судна.

Когда склепка форштевня и цементировка форпика были закончены, Щербина созвал литкенцев.

Коллектив подводил итоги соревнования за половину похода:

ни одного дисциплинарного взыскания;

ни одного отказа от работы, как бы трудна она ни была.

Кочегары спорили, не желая уступать первенства. Вторая вахта старшины Мазунина всего на три сотых процента отстала от первой вахты старшины Трофимова.

Первенство осталось за первой вахтой — лучшими ударниками сквозного похода: парторгом Трофимовым, предсудкома Дашенковым, кочегарами Бизякиным, Яцышиным, Висторовским, Швецом и Клименко.

Стенгазета «На запад!» отмечала знатных людей ледореза:

капитан Николаев,

штурманы Готский, Сысоев,

помполит Щербина,

механики Пирожков, Гайслер,

радисты Куксин, Романов,

рулевой Пономарев,

машинист Иодис.

Под островами Самуила была проверка качества цементации нашего коллектива после двух месяцев сквозного похода:

«Металл сдал. Замок, скрепляющий форштевень, треснул. Болты расшатались. Но на корабле не сдали люди — они крепче корпуса ледореза».

Буксируя речной пароход, мы шли проливом Вилькицкого, проверяя правильность решенного сутки назад уравнения с тремя неизвестными.

— Вскроется ли пролив в предполагаемый срок и вскроется ли вообще?

— Какова крепость льда перемычки?

— Удастся ли провести через перемычку суда второй Ленской экспедиции?

Профессор Визе определил день вскрытия пролива Вилькицкого: двадцать седьмое августа. Именно к этому дню синоптик Радвиллович (прозванный моряками более понятно — «ветродуй») ждал перемены ветра, который взломает перемычку и вынесет голубые льды в восточную часть моря Лаптевых. До намеченного срока вскрытия пролива оставалось целых шесть суток, вполне достаточных для того, чтобы вторая Ленская достигла бухты Тикси и приступила к перегрузке продовольствия и машинного оборудования на речные баржи.

Дуплицкий и начальник второй Ленской Орловский, находившийся на ледоколе «Ермак» по ту сторону пролива, долго беседовали друг с другом по радио, заполняя эфир планами досрочного взятия пролива Вилькицкого.

Планы предусматривали воздушную разведку. Пилот амфибии «Ш-2» Федор Кузьмич Куканов и капитан Николаев поднялись над проливом и определили состояние льдов. Перемычка растянулась на пятнадцать миль. Сплошное ледовое поле перегородило пролив, упиралось одним концом в отвесные скалы острова Большевик, другим — в отлогие берега Таймыра. Течения двух морей — Лаптевых и Карского — сжимали перемычку, держали ее на месте. Помощь мог оказать только ветер, норд-вестовый ветер.

Орловский нашел иной выход. Он повел «Ермак» в наступление на льды с запада, решив выиграть у Арктики шесть лишних суток, обеспечивающих возвращение второй Ленской в Европу в текущем году.

«Литке» подступал к ледовой перемычке с востока.

Повторяя слова капитана «Правды» Смагина, игра стоила свеч. Двадцать первого августа дедушка ледокольного флота «Ермак» вывел в море Лаптевых «Сакко» и «Молотова», а двадцать второго утром, форсируя взломанный таранами «Ермака» десятибалъный лед пролива, мы вошли в Карское море и отдали якоря у мыса Челюскин, самой северной точки Старого света.

Гурий[30], сложенный терпеливыми руками моряков «Королевы Мод», темнел на отлогом берегу мыса Челюскин, увенчанный железным шаром с надписью Амундсена:

«NO passagens beseirere Adolf Erik Nordenskiold оg hans kjoekke moend til minde Maudekspeditionen 1918–1919»[31].

Годы не расшатали груду плоских камней гурия. Только люди оставили на ней царапины надписей да в стороне, где Амундсен видел унылую скудость болотистой тундры, вырос новый советский поселок — станция Челюскин.

У берегового припая разгружал строительные материалы первенец сквозного похода — «Сибиряков». Буксируя громоздкие бревна разобранных домов, победно рокотали вездеходы. Пять дымков столбами поднимались над рейдом. Узловой порт Северного морского пути принимал очередную эскадру большевистских кораблей, плывущих в Якутию. На синем фарфоре неба дрожали неясные очертания Северной Земли, поднятые рефракцией над горизонтом. Течение уносило в пролив источенные водой и ветрами ледяные поля, оторванные от многолетнего пака. Манил просторами чистой воды путь на запад.

Снова краснознаменный ледорез шел штурмовать перемычку Вилькицкого. Это был сверхплановый рейс, наш подарок Якутской республике: проводка речного буксира, носившего славное имя сибирского героя — партизана Щетинкина.

Августовская ночь Заполярья окружала караван. Багрово светило над мачтами незаходящее солнце. Отблески пожара горели на взломанной перемычке пролива и квадратных иллюминаторах «Литке». Иногда снежная мгла прятала солнце. Набухшие, мягкие хлопья снега, лениво стлались на палубе и надстройках.

Проводка была неожиданна.

«Литке» выручал вторую Ленскую. Проводку «Партизана Щетинкина» должен был осуществить «Ермак». Но конструкция ледокола не позволяла ему ошвартовать вплотную к корме речной пароход: мешали выдвижные винты. А идти в кильватере «Партизан Щетинкин» не мог: огромные глыбы льда, придавленные грузной тушей «Ермака», выплывали позади неожиданно, как нерпы. Одного удара любой из них было бы достаточно для того, чтобы пустить ко дну идущее сзади маленькое судно, поврежденное еще у архипелага Норденшельда.

Речной буксир «Партизан Щетинкин» за кормой «Литке».

«Партизан Щетинкин» входил в состав второй Ленской экспедиции. Там раздавались голоса противников переброски парохода через пролив Вилькицкого. Говорили, что «Партизану Щетинкину» лучше вернуться в устье Енисея. Трусливые нотки слышались в этих голосах. Кое-кому из судоводителей, видимо, было чуждо всякое новаторство и непонятно значение переброски на Лену восьмисотсильного буксира, непонятна неотложность задачи — обеспечить своевременную доставку вверх по реке грузов, приплывших с запада, в отрезанные бездорожьем якутские наслеги.

• Предыдущая
• 17/21
• Следующая