Люди в погонах - Рыбин Анатолий Гаврилович - Страница 36

• Предыдущая
• 36/105
• Следующая

— По-моему, есть ценные мысли.

— Не о мыслях я спрашиваю, — повысил голос полковник, но сразу же взял себя в руки, перешел на прежний тон. — Сам факт меня поражает. Что значит ему, Мельникову, не нравится план боевой подготовки? Мало, видите ли, ночных занятий, не так оборудовано стрельбище. Неужели вы считаете все это нормальным?

— Можно обсудить, — сказал Шатров и, помедлив, добавил: — Было бы очень полезно.

Жогин повел на него недоверчивым взглядом:

— Вы предлагаете устроить собрание?

— А почему бы нет?

— Ну и придумали! — Жогин возмущенно покачал головой. — Хотите боевой полк превратить в артель. И это сейчас, после приказа министра, когда мы обязаны пресечь всякую малейшую недисциплинированность, требовать строжайшего выполнения устава. Нет, я рассудка еще не лишился. План, утвержденный старшим начальником, для меня закон и для вас тоже.

— Да, но творческое обсуждение вопросов боевой учебы не противоречит уставу.

— Это громкие фразы. Надо не обсуждать, а выполнять то, что приказывают. Вызовите подполковника ко мне.

После ухода Шатрова Жогин еще раз перечитал рапорт, подчеркнул красным карандашом некоторые строчки и долго думал над тем, как вести себя с автором этого странного сочинения.

Медленно походив по кабинету, полковник решил поговорить с комбатом не горячась, обстоятельно. «А то ведь он может пойти к комдиву, — подумал он, — а тот начнет упрекать, что не могли побеседовать, убедить».

— Садитесь, — вполголоса предложил Жогин, когда Мельников вошел в кабинет. — Очень удивлен вашими действиями, — начал он, постукивая тяжелыми пальцами по рапорту. — Вы своими замечаниями ставите под сомнение план, утвержденный старшим начальником. Кто позволил вам это делать?

Мельников недоуменно поморщился:

— Вы не так поняли, товарищ полковник. По-моему...

— А по-моему, это безобразие, — отрывисто сказал Жогин. — Представьте, если каждый из нас начнет составлять вот такие петиции, — он взял рапорт и бросил обратно на стол, — вряд ли армия будет армией. Надеюсь, вы согласитесь со мной, подполковник... Иначе быть не может... Теперь о ваших так называемых мыслях. Должен сказать, что все это несерьезно. — Голос его то набирал силу, то слабел, но тон все время был непререкаемым. — Вот вы пишете о ночном бое. И так пишете, будто открытие делаете. А ведь мы еще басмачей по ночам громили. Бывало, такие налеты совершали, что от вражеских отрядов пыль одна оставалась. Да, да. И сейчас, батенька, понимаем, что значит воевать ночью. Но должен вам сказать: с такой дисциплиной, как у вас, пожалуй, и днем в беду попасть можно.

Мельников попытался не согласиться, но Жогин остановил его.

— Вообще, — сказал он, резко тряхнув головой, — разговор этот ненужный. Командующий дал указания, какие учения проводить ночью. Будут другие указания — будем выполнять. Но пока их нет, а есть приказ министра о недисциплинированности некоторых офицеров. Советую подумать и вам.

Но Мельников обдумал все еще до того, как написать рапорт. Вначале он хотел поговорить с командиром полка в присутствии Григоренко и Шатрова. Готовился даже высказаться на очередном совещании офицеров. Но мысль о том, что Жогин все равно отмахнется от него так же, как отмахнулся на высоте «Верблюд» во время занятий, заставила Мельникова придумать другой ход: изложить свои взгляды в рапорте. «Тут желаешь или не желаешь, разговаривать придется», — решил он и не ошибся. Жогин действительно кипел, но разговаривал. А Мельников старался быть спокойным. Он понимал, что ничего плохого своими действиями не совершил, а беседы все-таки добился. Полковник хотя и пренебрежительно, но все же разбирал вопрос за вопросом, затронутые комбатом в рапорте. Касаясь учебы офицеров, он не выдержал, сказал с раздражением:

— Почему вы так пишете, что изучение офицерами техники проводится в отрыве от боевой подготовки подразделения? Это же ложь.

— Разрешите доложить? — спросил Мельников.

— Что, что вы доложите?

— Я считаю, что на занятиях и учениях офицеры должны и работать на радиостанциях, и водить машины. У нас же этого нет.

— Значит, водителей долой и сажай за руль офицеров? — с усмешкой спросил Жогин. — Очень красиво получится. Обезличка, хаос, и за поломки отвечать некому. — Он встал и вышел на середину кабинета. — Нет, подполковник, техника у нас новая, дорогая, и пусть каждый отвечает за то, что ему поручено. Заменять водителей на учениях разрешаю только в случае болезни. А практикой вождения занимайтесь, как я приказал, на специально выделенных машинах и строго в отведенном месте.

— Но этого мало, — сказал Мельников.

— Мало? — удивился Жогин. — Впервые слышу. Ну, что же... — Он подумал и вдруг предложил: — Если хотите, можете количество часов на вождение прибавить. Буду очень рад. Правда, с горючим у нас туговато, но попытаемся запросить дополнительно, давайте рапорт, заявку.

— Хорошо, я напишу, — согласился комбат. — Но ведь мое предложение...

Полковник остановил его и сказал категорически, что никаких самодеятельных предложений он рассматривать не будет и что разговор по этому поводу считает законченным.

Уходя из кабинета, Мельников подумал: «Разговор можно закончить, но от мыслей своих я не откажусь и попробую доказать, что они правильные».

Проводив комбата долгим взглядом, Жогин облегченно вздохнул. Он был доволен тем, что разговор закончился удачно. Взяв красный карандаш, полковник старательно написал на углу рапорта: «Побеседовал, разъяснил ошибку». Затем он взял рапорт и сам отнес его начальнику штаба.

Однажды утром, едва Жогин успел зайти в штаб, ему навстречу попался председатель колхоза «Маяк» Фархетдинов. Невысокий, подвижной, в лохматом лисьем треухе, он пожал полковнику руку и сразу заговорил о деле:

— Павел Афанасьевич, уважаемый, ну как же быть? Волки овец едят. Помощь нужна...

— Товарищ Фархетдинов, — остановил его Жогин, — ну как вы не поймете, что полк — это не охотничье общество, а боевая единица. Мы не можем отвлекать людей от боевой подготовки. Не можем. У нас план.

Фархетдинов развел руками:

— Нехорошо, Павел Афанасьевич. У вас план и у нас план. Мы хлеб даем армии, мясо. Ничего не жалеем. Только помощь просим. Летчики аэросани дали. Тридцать волков убили. В лес аэросани не идут. Солдат надо в лес.

Жогин вздохнул:

— Не знаю, как убедить вас, товарищ Фархетдинов. Не можем мы дать солдат, не можем. Вот разве полковых охотников мобилизовать. Пойдемте в кабинет. — Перед самой дверью полковник остановился и крикнул дежурному: — Позовите замполита!

Пришел Григоренко. Жогин сказал ему, кивнув в сторону Фархетдинова:

— Опять на волков соблазняет.

— Чувствую, — сказал Григоренко. — Что ж, надо помочь.

— Ясное дело, надо, Павел Афанасьевич, — подхватил Фархетдинов, сняв с головы рыжий треух. — На вас вся надежда. Ведь чуть не каждый день овцы гибнут. Прямо сладу нет с проклятым зверем.

— Знаю, все знаю, — сказал Жогин после небольшой паузы и перевел взгляд на Григоренко. — Давайте, подполковник, помогайте. Вы — охотник. Вам, как говорят, и карты в руки.

Григоренко молчал, посматривая себе под ноги и слегка покачиваясь, как бы говоря: карты-то карты, но что можно сделать?

— А кто у нас из комбатов охотник? — спросил вдруг Жогин.

— Мельников, кажется, — ответил Григоренко.

— Вот с ним и действуйте.

— Не знаю, какое у него настроение.

— При чем тут настроение, — повысил голос полковник. — Передайте, что я приказал. — Он повернулся к Фархетдинову и так же громко сказал: — Вот и все! Теперь имейте дело с замполитом. А ко мне больше не ходите.

Повеселевший было Фархетдинов сразу изменился в лице и пристально посмотрел на Жогина. Посмотрел сердито, исподлобья, смяв треух в крепких, задубевших на ветру пальцах. Полковник неожиданно смягчился. Но не потому, что испугался взгляда председателя. Нет. За время командования полком ему приходилось иметь дело не с такими смельчаками. А, вероятно, потому, что перед ним стоял человек в штатской одежде, которому нельзя даже скомандовать «вы свободны».

• Предыдущая
• 36/105
• Следующая