Люди в погонах - Рыбин Анатолий Гаврилович - Страница 33

• Предыдущая
• 33/105
• Следующая

Такого вопроса Жогин не ожидал, и потому лицо его сделалось сразу и удивленным и настороженным.

— Что значит сами? Здесь комиссия разбиралась. Даже следователь приезжал.

— Я знаю... — кивнул Григоренко. — В то время всякое бывало. А я тут на днях старые газеты в библиотеке просматривал. Статья мне его попалась о воспитательной работе в ротах. Прочитал с интересом. Думающий он человек, по-моему. И смелый.

— Смелый? — скривил губы Жогин. — С каких это пор у политработников игнорирование уставных требований смелостью называться стало?

— Я о статье, — заметил Григоренко.

— И я о статье, — сказал Жогин. — И сожалею, что вы не поняли ее второго смысла.

— Какого второго? Прочитать снизу вверх, что ли?

Жогин раздраженно блеснул глазами:

— Удивляет меня ваше легкомыслие, подполковник. Очень удивляет.

И, ничего больше не сказав, направился к выходу.

Зима началась круто. Едва успел выпасть снег, как ударили большие морозы. По широким просторам загулял злюка степняк. Бешено закружились белогривые вихри, заметая овраги и ложбины. Лесок вокруг военного городка поредел, стал низким и хрупким. Солдатские казармы, офицерские домики, казалось, осели, зябко сгорбились под заснеженными крышами.

Но жизнь полка текла по-прежнему, плотно укладываясь в строгий воинский распорядок. Точно по расписанию шли занятия.

После обеденного перерыва группа офицеров на лыжах вышла из леска и направилась к белевшей вдали высоте, похожей на лежащего верблюда. Офицеры шли цепочкой один за другим, стараясь держаться заданного темпа.

Жогин вначале шел впереди. Но у него ослабли лыжные крепления. Он сделал шаг в сторону и нагнулся, чтобы подтянуть ремешки. Шедшие за ним Сердюк и Шатров тоже замедлили движение. Жогин махнул им рукой:

— Вперед!

Сам же, закрепив лыжу, встал в середину цепочки. Идти ему было нелегко: начиналась одышка. Ноги плохо слушались. Но полковник бодрился. Не хотелось показывать подчиненным свою слабость. Каждым своим движением он стремился подчеркнуть: вот какой, дескать, я бравый, не смотрите, что годами ушел от вас далеко.

Когда перед выходам в поле кто-то сказал, что хорошо бы к высоте выехать на тягаче, Жогин сразу же обрезал:

— Барство!

А минутой позже приказал всем становиться на лыжи. Он всегда поступал так, чтобы офицеры чувствовали его твердую руку. Не щадил при этом и себя. Мария Семеновна уже несколько раз говорила ему:

— Что ты тянешься за молодыми? Как будто заставляют.

— А ты хочешь, чтобы я им курорт организовал, нарзанные ванны, — сердился Жогин. — Не-е-ет, пусть попотеют.

Сейчас полковник шел по лыжне с той же мыслью: «Ишь чего захотели — тягач. Разнежились».

Навстречу дул резкий ветер. Он подхватывал колючую снежную крупку и бросал в лицо. Время от времени приходилось загораживаться рукавицей. Жогин делал это как можно реже и короткими взмахами, чтобы не привлекать внимания офицеров.

Местами снег был серым от песчаной пыли, нанесенной с ближних бугров, лыжи скользили плохо. Жогин всем корпусом подавался вперед, пригибая голову. Но кончался трудный участок, и снова к щекам тянулась рукавица.

Перед глазами маячила ладно скроенная фигура офицера. Полковник узнал Мельникова.

Он шел редким размашистым шагом и, как показалось Жогину, очень легко. Запыленные песком участки преодолевал быстро, без заметных усилий и сразу оказывался далеко впереди, разрывая цепочку. На пригорки он тоже взлетал как на крыльях. «Ловко работает», — подумал Жогин и шагнул с лыжни влево, чтобы посмотреть на идущих позади офицеров. Заметив, что некоторые отстают, громко крикнул:

— Живей!

После сорокаминутного марша подошли к высоте. Короткий декабрьский день угасал. Ослабли порывы ветра. Дальние холмы, перелески медленно тонули в сизой дымке.

Полковник, не сходя с лыж, окинул взглядом местность и, указывая палкой на едва приметную вдали полосу дороги, стал вводить офицеров в обстановку.

— Оперативное время двадцать два тридцать. Ночь, — сказал Жогин и сделал небольшую паузу, чтобы присутствующие могли осмыслить его слова. — Итак, двадцать два тридцать, — повторил он, повысив голос. — Наша разведка обнаружила, что на восточном берегу реки Малой и южнее поселка Ольховка «противник» ведет активные окопные работы. Разведка была обстреляна пулеметным и минометным огнем...

Офицеры, встав полукругом возле командира, внимательно слушали, делая пометки на картах. Потирали рукавицами покрасневшие носы и щеки.

— По данным авиаразведки, — громко и бодро продолжал Жогин, — установлено: в тридцати километрах восточнее Ольховки движется колонна мотопехоты и танков «противника». Направление движения — на запад. Наши главные силы совершают марш. Голова колонны прошла Совиное урочище, что южнее высоты «Верблюд».

Жогин помолчал, оглядывая присутствующих, воткнул в снег палку, сказал:

— Даю десять минут на размышление, затем буду слушать. Действуете все в роли командира полка.

— Разрешите вопрос? — подал голос Мельников.

— Какой? — спросил Жогин.

— Что еще известно нашей разведке?

— Ничего.

— Еще вопрос. — Мельников сделал шаг вперед. — Каково состояние наших войск?

— Состояние, — повторил Жогин, подумав: «Неужели плохо объяснил?» Но, быстро отогнав эту мысль, ответил с обычной сухостью: — Изменений никаких. Войска в полной боевой готовности.

— Понятно, — сказал Мельников.

Когда время, отведенное на размышление, истекло, Жогин посмотрел на часы и, подняв голову, скомандовал:

— Все!.. Кто доложит решение?

Еще с минуту длилось молчание. Потом вперед выступил Соболь. Морщась от усиливающегося мороза, он заговорил приглушенным, слегка дребезжащим голосом:

— Я, товарищ полковник, считаю...

— Зачем это: «я», «считаю», — остановил его Жогин с явным неудовольствием. — Докладывайте командирским языком. Коротко и ясно.

— Виноват. — Соболь неловко переступил с ноги на ногу и после небольшой паузы продолжал докладывать: — Главные свои силы сосредоточиваю в районе высоты «Верблюд» и балки Пологой. Организую дополнительную разведку. Наступление готовлю на восемь ноль-ноль...

Полковник слушал и довольно кивал головой. Правда, у Соболя и теперь не все обстояло гладко с формой доклада, зато по мыслям он, как всегда, был близок к решению самого Жогина.

— Так, хорошо, — оказал полковник, когда Соболь кончил. — Послушаем других товарищей. Кто не согласен с подполковником Соболем? У кого имеется другое решение?

— У меня другое решение, — послышался голос Мельникова. Жогин просверлил его острым взглядом.

— Ну, докладывайте, что там у вас.

— Я решил наступать сразу с ходу, не дожидаясь рассвета, — твердо сказал Мельников.

— С ходу? — удивленно переспросил Жогин. — Храбро! Но всякое решение требует обоснований.

Степь быстро окутывали сумерки. Холмы, перелески словно приседали, уменьшались, теряя очертания. Пропала и серая полоска дороги. Офицеры по-прежнему стояли полукругом. Холод донимал их, пробирал сквозь полушубки, заползал в валенки. Все чаще приходилось пошевеливать руками, переступать с ноги на ногу. У Мельникова по телу тоже расползались холодные мурашки. Чтобы заглушить дрожь, подполковник говорил громко:

— У «противника» может оказаться термоядерное оружие. С наступлением рассвета он получит возможность применить его по скоплениям наших войск. Допустить этого нельзя. Надо атаковать «противника» с ходу, используя темноту. При этом следует учесть, что «неприятель», по всей вероятности, не успел еще подтянуть силы. Надо опередить его...

— Но вы не учитываете, что свои войска совершили большой марш, — заметил Жогин. — К тому же ночь, снег, река. Полных разведданных о «противнике» нет. Что скажете на это, подполковник?

Последнее слово он произнес подчеркнуто, как бы говоря, что звание обязывает серьезнее подходить к решению задачи. Мельников подумал, но от своих мыслей не отказался.

• Предыдущая
• 33/105
• Следующая