Тень Ветра - Ахманов Михаил Сергеевич - Страница 73
- Предыдущая
- 73/91
- Следующая
Надо признать, продолжал Абдаллах, что супруга этого встретили без особых восторгов. Во-первых, он был иноверцем – даже хуже, убежденным безбожником и атеистом, не заключившим священного договора ни с Аллахом, ни с Христом. А во-вторых, род его был малопочтенным, происходившим от смеси русской, еврейской и татарской кровей, и за последние сто лет в том роду встречались простые врачи, учителя да инженеры, от коих до царственных особ как от Земли до Луны. И сам супруг Захры был то ли ученым, то ли инженером, каким-то физиком или компьютерщиком, не способным даже произнести славословие в честь Аллаха милостивого, милосердного.
Тем не менее его избрала Захра, и родичам ее пришлось смириться. Но по прошествии пары лет смирение их перешло в почитание, а затем – в самый искренний и жаркий восторг. Ибо супруг Захры был богат, так богат, словно приехал он не из полунищей в ту пору России, а по крайней мере из Калифорнии – где, как знает всякий, доллары зреют прямо на деревьях, рядом с грейпфрутами и ананасами. И еще он был щедр, так щедр, будто не знал ни меры деньгам, ни цены им; и его рука, творящая благо, не оскудевала ни на миг. Но это являлось лишь самым малым из его достоинств, ибо супруг Захры обладал загадочными свойствами и таинственными качествами, присущими тем, кто избран самим Аллахом. Он воистину творил чудеса: мог предвидеть грядущее, подчинять своей воле события и людей и узнавать все, что случалось в мире, даже самое тайное и секретное, будто не было для него ни стен, ни расстояний, ни преград. И когда люди уверились в этих его необычных качествах, то стали толковать, будто супругу Захры подчиняется джинн, но джинн добрый, так как никому повелитель джинна не творил зла, а одно лишь благо и всемерную помощь. И были для такого мнения веские причины, ибо никто не сомневался, что этот человек, овладев властью над джинном,пожелал того же, чего желает всякий из людей, особенно в молодые годы: богатство и прекрасную принцессу. Пожелал – и получил! Но Захра была не обычной принцессой, вроде тощих королевских отпрысков из Британии или Бельгии; Захра стояла неизмеримо выше, так как происходила от самого пророка! И какой бы мужчина ни пожелал ее (а таких насчитывалось великое множество), и какие бы силы ни помогали ему в том желании, без воли пророка – а значит, самого Аллаха!
– брак их заключиться не мог. Никак не мог! Ибо Аллах превыше всего, и Мухаммад – его единственный посланник!
И супруг прекрасной Захры тоже уверился в этом, и в день рождения Касима склонил слух свой к мольбам принцессы и заключил договор с Аллахом, приняв арабское имя – по всем древним канонам и традициям. Его аламом, или личным именем, стало Сирадж, что значит “светоч”, а его насаб, имя отца, звучало как Мусафар, что значит “странник” или “гость”; и были эти имена созвучны тем, которые он носил в России. Прежняя его фамилия стала нисбой, или названием рода, и превратилась в Навфали, что значит “щедрый”, а еще – “дарящий”. Поскольку стал он отцом Касима, то мог принять кунью Абу-л-Касим; а кроме того, выбрал он про-звище-лакаб Дидбан ад-Дивана, означавшее “страж блаженного”. И само это произвище как бы служило намеком, что Дидбан ад-Дивана Абу-л-Касим Сирадж ибн-Мусафар ат-Навфали связан с потусторонними силами, с ифритами, джиннами или даже со всемогущим Аллахом.
Сам Сирадж этого не отрицал и не подтверждал. В семейных легендах рода ад-Дин говорилось, что Сирадж относился к своей предполагаемой связи с джинном не без юмора и в какой-то момент повелел вырезать статую кошки (а кошек он очень любил), утверждая, что в ней, в этой статуэтке, заключена магическая сила, в точности такая же, как в сказочной аладдиновой лампе. Надо только знать, где потереть и как потереть! Но эту тайну он не открыл даже сыну своему Касиму, зато оставил ему такое несметное богатство, что Касим, буду-чи уже в летах и являясь почтенным главой семейства, смог откупить на Аллах Акбаре целую страну, благоустроить ее, возвести селения и города, разбить сады и выбрать лучших из лучших – среди того людского потока, что прихлынул к его границам. Сотворив все это, Азиз ад-Дин Касим ибн-Сирадж объявил себя эмиром и стал править в Счастливой Аравии, и правил он так справедливо и мудро, что никто не мог упрекнуть Касима, что отец его – не араб, а какой-то чужак из России, без рода и племени. Ну и что с того? Аллах выбирает, Аллах дарует, Аллах наделяет благородством тех, кто приятен его сердцу!
Что же касается самого Сираджа, то он узрел Исход, дожив до его середины, но с Землей не расстался и был похоронен вместе с супругой своей Захрой в ее родовых владениях. Воистину, прожили они прекрасную жизнь, в счастье, любви и согласии, пока не пришла к ним Разрушительница наслаждений и Разлучительница собраний! Мир им обоим!
На том повесть Абдаллаха окончилась, но не закончилась вся эта история, поскольку имелся у Саймона и другой материал для размышлений, присланный с Колумбии, из главной штаб-квартиры. И в точных сухих словах справки (несомненно составленной Уокером) было такое, что временами Саймон испытывал холод в животе и непривычную дрожь в коленях. Пальцы его тоже, случалось, подрагивали – ведь вскоре по милости Аллаха, милосердного и справедливого, ему предстояло коснуться тайны.
Несмотря на все эти признаки волнения, он действовал с профессиональной ловкостью и сноровкой: преодолел лесок, не хрустнув ветвью, не шевельнув листа, выбрался на склон возвышенности, увенчанной утесами-руинами, залез на холм и углубился в скалы. Теперь уже не луна, а безошибочное чутье и ночное зрение служили ему проводниками. Он улавливал токи воздуха: редкие случайные порывы ночного ветра и очень слабую, но постоянную тягу, воздушные течения, струившиеся меж камней, среди всех этих рухнувших замковых башен, подобия стен, колонн и лестниц, сложенных из неровных щербатых плит. Он шел, повинуясь инстинкту и ощущая, как крепнет незаметный воздушный поток, как он становится все более устойчивым и сильным. Совсем чуть-чуть, но Саймону этого хватало. Он знал, что приближается к расселине, к одной из многих отдушин, идущих вниз, в пещеру Али-Бабы.
Собственно, Али-Баба был тут совсем ни при чем. Если разобраться, этот подземный музей, и город Басра, и вся Счастливая Аравия – и, в определенном смысле, все Разъединенные Миры – являлись творением совсем другого человека, столь же реального, как, к примеру, Пандус. А вот Пандус был его творением непосредственным, и чем бы еще он ни осчастливил мир, Пандус оставался самым важным, самым драгоценным из его даров.
Его ли? Быть может, того джинна, который повиновался ему?
Насчет джинна Саймон не был уверен, но вот человек, его владыка и повелитель, безусловно, существовал. Это подтверждалось справкой, пришедшей с Колумбии, сведениями, что хранились в бездонных архивах ЦРУ.
Сирадж ибн-Мусафар ат-Навфали…
Сергей Михайлович Невлюдов…
Творец Пандуса, супруг прекрасной Захры, отец Касима и предок эмира Абдаллаха… Людям он подарил пространственный трансгрессор, а своему семейству – Счастливую Аравию. Плюс белую кошку с серым хвостом… Вместилище неведомого духа…
Саймон уставился на расселину в крутой ребристой скале, похожей на обвалившийся донжон. Она манила его. Оттуда тянуло сухим прохладным воздухом, и ток его был постоянен, хоть не силен; прохладный воздух, конечно, не мог подниматься вверх сам по себе – значит, его прогоняли сквозь турбокомпрессор или нечто аналогичное, чтоб выбросить в шахту под давлением. Шахт, разумеется, было несколько, и весь вопрос заключался в размерах этих отдушин и их сечении – в щель сантиметров тридцать шириной Саймон еще мог пролезть, не оставив кожу на стене.
Он скользнул в трещину, двигаясь ползком и руками ощупывая почву перед собой. В этом разломе поместился бы пес величиной с ротвейлера, но никак не человек; впрочем, в определенные моменты Саймон не относил себя к роду людскому. Сейчас он обернулся змеей: тело его извивалось, будто лишенное костей, плечи вдруг стали вдвое уже, и каждая конечность сгибалась не в двух, а как бы в десяти местах, превратившись каким-то чудом в эластичное цепкое щупальце.
- Предыдущая
- 73/91
- Следующая
