Мост через вечность - Бах Ричард Дэвис - Страница 53

• Предыдущая
• 53/76
• Следующая

Приходится признать, что мы одиноки на этой планете, – подумал я, – каждый из нас совершенно одинок, и чем скорее мы это признаем, тем лучше для нас.

Многие люди живут в состоянии одиночества: и женатые и неженатые, постоянно ищут и не находят, в конце концов забывая, что они вообще ищут. Так я жил раньше, так придется жить снова. Но никогда, Ричард, никогда не позволяй никому подойти к тебе так близко, как ты позволил ей.

Я неспешно вышел из аэропорта, сел в пикап, не спеша отъехал от терминала.

Вот в западном направлении поднялся в воздух DС-8, может, она там?

За ним последовал Боинг-727, еще один. Вот они круто идут вверх на взлете: вот убираются шасси, втягиваются закрылки, вот разворачиваются и ложатся на курс.

В этот момент она летела в моем небе, как же это случилось, что я остался на земле?

Выбрось, это из головы. Выбрось из головы, подумаешь об этом позже.

Oозже.

На следующий день мой планер оказался восемнадцатым в очереди на взлет. Крылья заполнены водным балластом, комплект необходимого снаряжения на борту, фонарь закрыт и заперт, камеры разворота проверены.

Так пусто было в трейлере всю эту бессонную ночь, так абсолютно тихо!

Неужели она и вправду уехала? Как-то даже не верится:

Я откинулся на сиденье, проверил органы управления, кивнул технику снаружи, даже не зная, как его зовут, мол, все в порядке, покачал педалями: вправо-влево, вправо-влево. Поехали, буксирный самолет, поехали.

Словно тебя запускают из катапульты, в замедленном варианте.

Усилились треск и рев самолета, к которому тянулся трос, мы проползли пару футов, затем покатились все быстрее и быстрее. С набором скорости ожили элероны, рули высоты и направления, и вот мы уже поднялись на фут и несемся над полосой, пока самолет завершает свой взлет и начинает набирать высоту.

Вчера вечером я допустил ошибку, когда сказал то, что сказал, и позволил ей уехать. Теперь, наверное, уже поздно просить ее вернуться?

Еще пять минут мы набирали высоту, следуя за буксирным тросом, затем

– небольшой нырок, чтобы его натяжение ослабло, и я освободил его защелку.

Невдалеке от аэропорта есть неплохой воздушный поток, и в нем было полно планеров. Первый, кто поднялся в воздух, находит поток, а остальные тянутся за ним, словно лемминги, огромной спиралью из блестящего белого стекловолокна – целое стадо планеров. поднимающихся кругами все выше и выше в восходящем потоке теплого воздуха.

Осторожно, Ричард, гляди по сторонам! Заходи в поток снизу, следуй по кругу в том же направлении, что и все. Столкновение в воздухе может испортить тебе весь день.

Сколько я ни летал, а по-прежнему волнуюсь, хлопочу, как наседка, когда в одном месте собирается столько самолетов.

Крутой разворот. Быстрый разворот. Если попасть в самую сердцевину потока, он вынесет тебя наверх, словно на скоростном лифте: пятьсот футов в минуту, семьсот, девятьсот. Не лучший поток в Аризоне, но для первого подъема за сегодняшний день вполне сойдет.

Станет ли она со мной разговаривать, если я ей позвоню? А даже если и станет, что я ей скажу?

– Лесли, мне ужасно жаль?

– Давай пусть все снова будет по-старому?

Все это я уже говорил, я уже затаскал это «мне жаль».

На противоположной от меня стороне потока был АS-W 19, точная копия моего собственного планера, на его крыльях и хвосте было написано СZ.

Внизу под нами в поток вместе вошли еще три планера; вверху, над головой, их еще как минимум десяток. Снизу это смотрелось так, словно завод по выпуску планеров попал в смерч – эдакая бесшумно кружащаяся, парящая в воздухе скульптура.

Хотел ли я отвозить ее в аэропорт? Было ли «мне-нужно-побыть-одному» той пилюлей, которую, как я знал, она не проглотит? Был ли я в этой истории трусом? Могут ли родственные души встретиться, а затем навсегда расстаться?

Очень медленно я обошел на подъеме CZ – признак того, что я летаю хорошо, несмотря на всю мою усталость. Наши полеты проходили в треугольнике со стороной 145 миль, а под ним раскинулась раскаленная безлюдная земля, которая и есть пустыня. Когда стоишь на земле, кажется, будто вокруг – сплошная смерть, но в воздухе достаточно восходящих потоков, чтобы планер мог держаться на них хоть целый день.

Смотри в оба, Ричард! Будь внимателен. Сверху надо мной поднималась

Либелла, затем Циррус и Швейцер 1-35. Я могу обойти на подъеме

Швейцер, может быть Циррус, но Либеллу – нет. Скоро мы будем уже наверху, ляжем на курс, там будет попросторнее.

И что теперь? Проводить остаток своей жизни, летая на планерах? Как теперь такому эксперту по отступлениям, как я, убежать от жизни без женщины, для встречи с которой он был рожден? Лесли! Мне так жаль!

Безо всякого предупреждения мне в глаза ударил яркий луч света.

Вспышка, брызги плексигласовых осколков; кабину швырнуло вбок: мне в лицо ударил ветер; яркий красный свет.

Я повис на привязных ремнях, затем меня вдавило в сидение – перегрузка, поначалу попытавшаяся меня вышвырнуть, теперь решила меня раздавить.

Кабина понеслась со скоростью пули. Время буквально поползло.

Ричард, тебя ударили! От твоего планера почти ничего не осталось, и, если ты хочешь жить, то выбирайся из его обломков и дергай поскорее парашютный фал.

Я почувствовал, как планер перевернуло, и он, разваливаясь на части, понесся вниз.

В красной пелене передо мной мелькали то скалы, то небо. Обломки разорванного в клочья крыла облаком вертелись вокруг меня. Небо – земля – небо: Кажется, мне не добраться до замков на привязных ремнях.

С опытом совершенства не прибавилось. Медленно оценивает происходящее.

А, привет, приятель! Не подашь ли ты мне руку? Говорят, я влип в аварию. А я не влип. Просто перегрузки такие большие: Я не могу:

Говорит не могу, а подразумевает не хочу. Я хочу: Я отстегнусь:

Слушает наблюдателя в последние секунды.

Любопытный конец жизни.

ВСЕ!

В тот момент, когда я отстегнулся, кабина исчезла. Я ухватился за фал парашюта, дернул его, перевернулся, чтобы увидеть землю до того, как парашют раскроется: слишком поздно. Мне очень жаль, вук. Так жа:

Чернота.

Очнувшись на полу трейлера, я моргнул глазами, открыл их и уставился в темноту.

– Лесли:

Я лежал на полу, тяжело дыша, мое лицо было влажным от слез. Она сидела там же, на кровати.

– С тобой все хорошо? – спросила она. – С тобой все в порядке?

Я поднялся с пола, устроился рядом с ней, придвинувшись как можно ближе, и крепко ее обнял.

– Я не хочу покидать тебя, маленькая вуки, я никогда не покину тебя, – сказал я. – Я люблю тебя.

Она едва заметно пошевелилась. Наступила тишина, и казалось, что навсегда.

– Ты: что? – переспросила она.

Уже после двух часов ночи, позабыв о разногласиях, мы лежали на нашей двуспальной кровати и разговаривали о цветах, изобретениях и о том, какой могла бы быть наша идеальная жизнь. Я вздохнул и сказал:

– Помнишь мое старое определение? Что родная душа – это тот, кто всегда соответствует всем нашим потребностям?

– Да.

– Тогда я полагаю, что мы – не родные души.

– Почему? – спросила она.

– Потому что у меня нет потребности спорить, – сказал я, – у меня нет потребности бороться.

– Откуда ты знаешь? – сказала она мягко. – Откуда ты знаешь, может, это единственный способ для тебя чему-нибудь научиться? Если бы борьба не была нужна тебе для того, чтобы извлечь урок, ты бы не создавал так много проблем! Иногда я не понимаю тебя, пока ты не рассердишься: и разве не бывает так, что ты не знаешь, что я имею в виду, пока я не начинаю кричать? Всегда ли соблюдается правило, что мы можем учиться только с помощью приятных слов и поцелуев?

Я удивленно заморгал:

– Я думал, что общение родных душ совершенно в любой момент, поэтому как же они могут ссориться? Ты хочешь сказать, вуки, что в этом совершенство? Ты хочешь сказать, что даже когда мы сталкиваемся, – это волшебство? Что столкновение материализует понимание между нами, которого не было раньше?

• Предыдущая
• 53/76
• Следующая