Дитя дьявола - Хейер Джорджетт - Страница 28
- Предыдущая
- 28/70
- Следующая
— Еще как заинтересует, когда он прознает, что его внучка подалась в модистки, — ухмыльнулся Видал.
— В модистки я, конечно же, «подамся» не под своим именем, — терпеливо объяснила мисс Чаллонер.
— Вы не станете модисткой ни под своим именем, ни под каким-либо еще, моя девочка. У вас только один выход: замужество. Мне очень жаль, но, полагаю, вы не сочтете меня слишком требовательным мужем. Можете идти своей дорогой, я не стану вмешиваться до тех пор, пока вы будете находится в рамках приличий, я же пойду своей. Вам не надо будет часто видеться со мной.
Эта перспектива потрясла Мери до глубины души, но, заметив, что румянец на лице милорда стал ярче, она сочла за благо прекратить небезопасный спор. Мисс Чаллонер величественно поднялась.
— Мы поговорим об этом чуть позже, милорд. Вы утомились, да и врач скоро придет.
Он сжал ее запястье.
— Дайте мне слово, что не сбежите, пока я вынужден валяться в проклятой постели.
Мисс Чаллонер не смогла удержаться от искушения коснуться руки Видала.
— Обещаю, — поклялась она. — Я останусь под вашим покровительством до тех пор, пока мы не доберемся до Парижа.
Тут появился доктор и разразился наукообразными причитаниями. Какое-то время его светлость терпеливо сносил поднявшуюся кутерьму, но вскоре ему надоело, и он открыл глаза (которые смежил, как только вошел достопочтенный эскулап). Его светлость властным жестом отстранил от своего ложа медицинское светило и в сугубо идиоматических выражениях предложил свой собственный способ лечения.
Доктор отпрянул, словно его хлестнули крапивой.
— Месье, мне сообщили, что вы англичанин! — вскричал он.
На это проницательное замечание милорд возразил, что ему менее всего на свете хотелось бы забивать почтенному доктору голову подробностями своей генеалогии. После чего послал эскулапа и его методы лечения ко всем чертям и в завершение разразился едкой виртуозной тирадой в адрес славных представителей семейства лекарей-пиявок.
Почтенный доктор восхищенно выслушал эту блистательную филиппику и пылко воскликнул:
— Невероятно! Чтобы англичанин так владел французским языком! Это не может вызвать ничего кроме восхищения, месье! А теперь я пущу вам кровь. Мадам, сделайте одолжение, подержите тазик. У англичан такая густая кровь!
Тут Видал заметил, что мисс Чаллонер скромно стоит у двери.
— Как, вы здесь? — выдавил он. — Вы понимаете по-французски?
— Сносно, сэр, — скромно потупилась мисс Чаллонер.
— Насколько сносно? — встревожился его светлость.
В серых глазах девушки мелькнуло веселье.
— Достаточно, чтобы понять слова доктора, милорд. Но смысл вашей речи я уловить не смогла. Большинство выражений, которые вы употребили, мне неведомы, — слукавила Мери.
— Ну слава Богу! — облегченно выдохнул Видал. — А теперь, дорогая мадемуазель, оставьте нас наедине с этим коновалом.
— Доктору требуется моя помощь, — кротко возразила мисс Чаллонер и добавила с самым невинным видом: — В конце концов, вы так много для меня сделали.
Его светлость усмехнулся.
— У меня создалось впечатление, что вы простите мне все на свете, но только не морское путешествие.
— Простить? Я безмерно вам благодарна, — сказала Мери, ее слова прозвучали как нечто само собой разумеющееся.
— Вы замечательная девушка, — с чувством произнес его светлость. — Но я ни под каким видом не позволю устроить себе кровопускание.
Мисс Чаллонер приблизилась к постели его светлости с тазиком в руках.
— Уверяю вас, сэр, это вам ничуть не повредит.
Второй раз за это утро его светлость лишился дара речи. Мери продолжала, словно вразумляя малое дитя:
— Если вы хотите поправиться и набраться сил для путешествия в Париж, то должны прислушаться к совету доктора. Но, если станете упрямиться, поверьте, я найду способ добраться до Парижа самостоятельно.
Его светлость приподнялся.
— Гром и молнии, вы что, меня за младенца держите?
— Сейчас на взрослого человека вы не слишком похожи, — с едва уловимой иронией ответила мисс Чаллонер, — иначе бы вели себя намного разумнее. — Она очаровательно улыбнулась. — Пожалуйста, сэр, позвольте этому человеку пустить вам кровь.
— Ладно! — буркнул его светлость и откинулся на подушки. — Но в будущем, мадемуазель, я попрошу вас не вмешиваться в мои дела.
— Постараюсь, сэр, — пообещала мисс Чаллонер и присела в реверансе.
Его светлость с видом мученика, поднимающегося на плаху, протянул доктору руку, не сводя глаз с Мери.
— Если я в конце концов не сверну вам шею, дорогая моя девочка, то это будет отнюдь не ваша заслуга.
После изрядного кровопускания и экзекуции банками его светлость задремал. Он был еще слишком слаб для поездки в Париж. Видал проспал большую часть дня, а когда проснулся, выяснилось, что к беседе он не расположен. Мисс Чаллонер, будучи особой весьма практичной, взяла на себя предотъездные хлопоты. С весьма решительным видом она отдавала распоряжения, что дало повод мистеру Флетчеру и мистеру Тиммсу обменяться изумленными взглядами. С самого утра эти хладнокровные господа обращались к мисс Чаллонер весьма почтительно (чем немало озадачили нашу героиню), а к вечеру дня их уважение возросло безмерно. И вряд ли этот феномен можно было объяснить одним лишь страхом перед его светлостью.
Видал обратил внимание на метаморфозу, произошедшую в поведении челяди, лишь в четыре часа пополудни, когда Флетчер с каменной физиономией предложил ему чашу, доверху наполненную жидкой овсяной кашей. Сей изысканный предмет сервировки вручила Флетчеру мисс Чаллонер. Встретив на лестнице мистера Тиммса, обладатель каменного лица спросил, стараясь сохранять присутствие духа:
— Хорас, вы не могли бы отнести это его светлости?
Мистер Тиммс, бросив ошарашенный взгляд на поднос, отклонил столь недостойное предложение.
— На вашем месте, мистер Флетчер, я поручил бы это одному из французишек.
Совет пришелся явно не по душе мистеру Флетчеру.
— А почему, собственно, вы не можете подать это его светлости?
— Потому что я не хочу, чтобы блюдо с этим разбилось о мою голову, — с обезоруживающей откровенностью признался мистер Тиммс.
После долгих препирательств мистер Флетчер отважился сам выполнить столь нелегкую миссию.
Маркиз уставился на содержимое чаши в немом изумлении. Какое-то время он потрясенно молчал, потом поднял глаза на дворецкого, который не сводил скорбного взгляда с балдахина, нависавшего над кроватью.
— Мой милый Флетчер, — вкрадчиво спросил Видал, — что за отвратительная жижа покоится в этом сосуде?
— Овсянка, сэр, — бесстрастно ответил Флетчер.
Маркиз откинулся на подушки, пытливо взирая на смельчака.
— Вы ненароком не лишились рассудка? — все так же мягко поинтересовался он.
— Нет, милорд.
— Тогда какого черта вы притащили сюда это гнусное месиво? Где вы его раздобыли? Только не надо говорить, что эту мерзость сотворил кто-то из французов!
— Милорд, ее приготовила мадам.
Последовало короткое, но весьма выразительное молчание.
— Уберите, — распорядился милорд, едва сдерживая гнев.
— Мадам сказала, милорд, что я ни в коем случае не должен этого делать, — пробормотал Флетчер, по-прежнему не сводя глаз с балдахина.
Пальцы милорда сжали одну из ручек чаши.
— Так вы унесете, Флетчер? — поинтересовался он спокойно.
Флетчер с беспокойством покосился на пальцы его светлости, стиснувшие фарфор.
— Повинуюсь, милорд.
Видал отпустил чашу.
— Я так и думал. Принесите мне что-нибудь съедобное и бутылку кларета.
Флетчер поклонился и покинул комнату вместе с подносом.
Через несколько минут дверь отворилась снова. В комнату скользнула мисс Чаллонер с тем же самым подносом. Она поставила поднос на столик у кровати и протянула его светлости салфетку.
— Прошу прощения, сэр, но я не могу позволить вам бутылку кларета. Но, полагаю, моя овсянка не покажется вам несъедобной. По-моему, она мне удалась.
- Предыдущая
- 28/70
- Следующая