Радиошпионаж - Анин Борис Юрьевич - Страница 56

Кроме того, по существующим правилам шифровальщик посольства должен был жить в помещении, имеющем экстерриториальность. Но у Гузенко был маленький ребенок, который по ночам беспокоил жену Заботина, не терпевшую детского плача. В результате Заботин заставил Гузенко переехать на частную квартиру.

История побега Гузенко довольно необычна. Решение о его отзыве было принято еще в сентябре 1944 года, а до того из Москвы пришел приказ переселить Гузенко с частной квартиры обратно в дом военного атташе. Заботин это распоряжение проигнорировал. Через год начальник ГРУ Ф.Ф.Кузнецов послал шифртелеграмму с категорическим приказом без промедления отправить Гузенко с семьей в Москву. Шифртелеграмму Кузнецова расшифровывал сам Гузенко. Она содержала явные угрозы в его адрес и только ускорила побег.

Не все сведения, сообщенные Гузенко, дали немедленный результат. Так случилось, например, с советским агентом в английской контршпионской спецслужбе, скрывавшимся под псевдонимом Элли. Гузенко знал некоторые его приметы: мужчина (несмотря на женский псевдоним), занимает настолько важный пост, что в контакт с ним можно вступать только через заранее обусловленный тайник, в прошлом был связан с коммунистами. Охота за Элли продолжалась без малого 30 лет. Под подозрение попал даже руководитель английской контршпионской спецслужбы МИ-5 Роджер Холлис. В 1981 году Олег Гордиевский, сотрудник КГБ, а с 1974 года по совместительству еще и английский шпион, получил доступ к досье Элли в КГБ и узнал, что за псевдонимом скрывался Лео Лонг.

О бегстве Гузенко в Москве стало известно еще до того, как он попал в руки канадской полиции. ГРУ могло отомстить предателю, однако Сталин категорически запретил предпринимать что-либо в отношении Гузенко, сказав примерно следующее: «Война успешно закончена. Все восхищены действиями Советского Союза. Что же о нас скажут, если мы пойдем на такое! Надо назначить авторитетную комиссию и во всем разобраться». «Авторитетная комиссия» заседала несколько дней подряд и пришла к выводу, что виновниками происшедшего в Оттаве являлись Заботин, его жена и сын. Все трое были немедленно арестованы. На этом разбирательство по делу Гузенко завершилось.

На Западе интерес к Гузенко тоже довольно быстро ослабел, поскольку его знания о советской разведке были ограниченными. Недовольный отсутствием внимания к своей персоне, Гузенко начал судиться, требуя деньги со всех, кто в своих статьях или книгах ссылался на его материалы. Умер он в одиночестве и забвении.

Все же именно побег Гузенко, вместе с покупкой у финнов шифровальных блокнотов, ошибками советских шифровальщиков и операцией ФБР в Нью-Йорке, привел к решающему прорыву во вскрытии шифров МГБ, сделанному криптоаналитиком УБВС США Мередитом Гарднером в 1948 году. Тайну «Веноны» и методы Гарднера, применявшиеся при ее чтении, выдал советской разведке в том же 1948 году шифровальщик УБВС Уильям Уейсбанд, за два года до этого завербованный НКГБ. Предательство Уейсбанда было раскрыто американцами в 1950 году. И хотя дали ему год тюрьмы, наказали Уейсбанда не за шпионаж, а лишь за неуважение к суду, выразившееся в неявке на судебное заседание. В УБВС и ЦГТС решили, что тайна «Веноны» — слишком дорогой секрет, чтобы рисковать ее разоблачением, вынося на обсуждение суда даже при закрытых дверях.

Поскольку английским и американским радиошпион-ским спецслужбам удалось прочитать лишь малую толику сообщений, полученная информация оказалась очень отрывочной. Кроме того, в ней отсутствовали настоящие имена советских агентов, а упоминались лишь их псевдонимы. Поэтому потребовался сбор большого количества «сопутствующих» данных, таких как регистрация поездок, расписание морских рейсов, авиаперелетов и других сведений, которые могли бы помочь успешной работе дешифровальщиков.

Тем временем Москве стало совершенно ясно, что для советской разведывательной сети в США «Венона» — это серия мин с часовым механизмом и со взрывным потенциалом чудовищной разрушительной силы. Поскольку не было точно известно, какие из шифровок конца войны прочитаны противником, нельзя было определить, где и когда сработает очередная «мина». Частично проблему решил советский агент — англичанин Гарольд Адриан Рассел Филби, когда в октябре 1949 года он стал ответственным за обеспечение связи между английской и американской спецслужбами. Гарднер позднее с досадой вспоминал, как Филби подолгу стоял за его спиной и, попыхивая трубкой, с интересом следил за ходом дешифрования сообщений советских агентов. Вплоть до своего отъезда из США в июне 1951 года Филби благодаря доступу к дешифровкам «Веноны» частенько успевал предупредить Москву о том, что вокруг какого-то из советских агентов затягивается петля.

В 1948 году криптоаналитики УБВС сумели обнаружить сходство между перехваченным сообщением из сети связи МГБ и телеграммой, которую за три года до этого президент США Трумэн послал Черчиллю. Советского агента, предположительно передавшего в Москву телеграмму Трумэна, окрестили Гомером. Падение Гомера стало одним из серьезных последствий чтения «Веноны».

Первые упоминания о Гомере в дешифровках «Веноны» были крайне туманными. Из них не только нельзя было заключить, что он являлся сотрудником английского посольства, но даже узнать, какой страны он гражданин — Америки или Англии. Первоначально в круг подозреваемых, число которых превысило 7 тыс. человек, вошли практически все, кто мог иметь доступ к трансатлантическим коммуникациям.

К апрелю 1951 года список подозреваемых сжался до 9, а в середине апреля появился открытый текст еще одного шифрсообщения, который содержал сведения, что в 1944 году Гомер дважды ездил из Вашингтона в Нью-Йорк, чтобы навестить там свою беременную жену. Выяснилось, что так поступал только Дональд Маклин, ставший к тому времени заведующим американским отделом Форин офис.

Для организации побега Маклина у советской разведки в запасе было несколько недель, так как из-за решения не использовать дешифровки «Веноны» в суде МИ-5 пришлось искать иные доказательства его противозаконной деятельности. История бегства Маклина запутана множеством различных версий. Но все они сходятся в одном: предупреждение об опасности разоблачения Маклин получил от Филби, который пришел к выводу, что того начнут допрашивать в понедельник 28 мая 1951 г. Вечером 25 мая, в пятницу, Маклин отправился в путешествие, которое закончилось для него благополучным прибытием в Москву.

Просеивая горы бумаг с дешифровками «Веноны» в поисках информации о Гомере, ЦПС удалось напасть на след еще одного советского агента. Анализ перехвата показал, что этот агент обладал доступом к информации о секретных ядерных экспериментах, а также имел сестру, учившуюся в американском университете на Восточном побережье США. Это сузило круг подозреваемых, и вскоре советский агент был идентифицирован. Им оказался немецкий иммигрант по имени Клаус Фукс, уехавший из Германии перед второй мировой войной. Чтобы скрыть действительный источник сведений о Фуксе от противника, одному из сотрудников службы безопасности английского ядерного центра, где работал Фукс, дали задание заняться им вплотную. Без всякой ссылки на «Венону» этому сотруднику удалось убедить Фукса чистосердечно признаться во всем.

Надо сказать, что эта версия разоблачения Фукса находится в явном противоречии с историей, рассказанной одним из советских связников Фукса А.Феклисовым. По его мнению, поимка Фукса стала следствием таких событий, происшедших в конце 40-х годов.

Неожиданно быстрое появление в СССР атомного оружия заставило правительственные круги США предположить, что информация о нем была выкрадена советскими агентами из лаборатории в Лос-Аламосе и что следовало немедленно взять в активную «разработку» всех сколько-нибудь подозрительных лиц из числа допущенных или приезжавших туда на работу. Тщательному повторному анализу были подвергнуты старые дела и компрометирующие материалы на таких лиц.