Среди убийц и грабителей - Кошко Аркадий Францевич - Страница 56
- Предыдущая
- 56/112
- Следующая
Ежели которая взболтнет лишнее, не сойтить мне с этого места – кишки выпущу!»
Получив эти данные, я приказал немедленно арестовать Сивухина, Пронину и Знаменскую. В этот же день карточка Сивухина была предъявлена Плошкину с вопросом, кто это. Тот «грациозно» поднес ее к лицу и воскликнул:
– Никак, Петр Иванович? Он! Ей-Богу, он! Только немного разжиревши в своей комплекции.
К этим убийственным для обвиняемых показаниям присоединилась еще новая подавляющая улика. К вечеру явился старик-извозчик и показал:
– Действительно, недельки две с лишним тому назад, как раз в понедельник утром я отвозил человека с тяжелым ящиком на вокзал.
– А почему ты так точно запомнил, что дело было в понедельник.
– Да уж это точно, ваше высокородие, в понедельник. Накануне в то воскресенье, в день Пасхи, со мной такая неприятность произошла. Я сам, можно сказать, человек непьющий, разве когда приятели шкалик-другой поднесут, а в тот день, в воскресенье, стало быть, повстречался я с земляками, затащили они меня в трактир, ну пошли там, конечно, разговоры разные про деревню.
Рюмка за рюмкой, сороковка за сороковкой, одним словом, к ночи едва на извозчичий двор добрался. Утром вместо головы котел на плечах. Как мерина запряг и не помню, однако выехал на Московскую к рынку, где уже 4-й год стою. Сел в пролетку, а голова так и трещит. Нет, думаю, пропадай день, поеду домой да высплюсь.
А тут как раз подходит ко мне мужчина, сколько, дескать, возьмешь на вокзал свезть. Полтинничек, говорю, положите? А сам, думаю, выругает он меня, ведь красная цена за такой конец". двугривенный. Но ничего. Ладно, говорит, ты обожди меня здесь, а я ужо вернусь с вещами. И действительно, – не прошло и десяти минут, как вижу, мой седок возвращается и на спине тяжелый ящик тащит. Погрузил он его в пролетку, сам сел, и мы тронулись.
Он честь честью расплатился со мной, и я поехал отсыпаться.
– А ты не знаешь, кто он таков?
– Нет, фамилии евонной не знаю, а только живет он недалече, от моей стоянки.
– Почему ты так думаешь?
– Да за ящиком больно быстро слетал. Опять же чуть ли не кажинный день, а то и по нескольку раз на день мимо меня проходит.
– Так что в лицо бы ты его узнал?
– Известное дело, узнал.
Я разложил перед извозчиком 6 фотографических карточек, из которых одна изображала Сивухина. Извозчик тотчас же ткнул на нее пальцем:
– Вот он!
Я приступил к допросу, тайно надеясь выяснить еще одну подробность.
Я начал ее с Прониной:
– Что можете сказать вы мне по делу об убийстве Марии Ефимовой?
Она скорчила изумленную физиономию:
– Никогда про такое убийство и не слыхивала.
– И Ефимовой никогда в глаза не видели?
– Никогда не видала!
– Так, может быть, Сивухин все дело обделал?.
– Петр Иванович такими делами не занимается.
– Следовательно, вам так-таки ничего и не известно?
– Ничего ровно, господин чиновник.
– Ну что ж, так и запишем, а там суд разберет. Вы – грамотная?
– Маленько умею.
Я, зевая, протянул ей лист бумаги и перо: «Так запишите ваше показание».
– Да что писать-то?
– Ну, хорошо, я вам продиктую. Пишите: «Сим удостоверяю, что по делу об убийстве 14-летней Марии Ефимовой показаний сделать никаких не могу и о самом убийстве слышу впервые». Распишитесь!
Она расписалась и передала мне бумагу.
Я вынул из дела письмо, полученное Плошкиным якобы от сына, и сличил почерк. Сомнений не было – та же рука. «Ну и дрянь же ты сверхъестественная. Оказывается, и письмо-то Плошкину писала ты, а еще так глупо отпираешься. Ну да что с тобой, дурой, разговаривать. Обожди здесь. Я допрошу сейчас же твоего сообщника», – и я приказал привести Сивухина, не считая нужным допрашивать его отдельно, ввиду стольких неопровержимых улик.
Когда он был приведен, я обратился к обоим:
– Вот что, друзья любезные! Вы арестованы за убийство Марии Ефимовой, и вызвал я вас сейчас не для того, чтобы допрашивать, ловить и уличать. Мне известны все подробности дела. Я начальник Московской сыскной полиции, нахожусь в Пензе уже 2 недели и работаю по вашему делу. Мною поднята на ноги вся местная полиция и выписаны свои люди из Москвы. Эти две недели не пропали даром, и, повторяю, преступление ваше мною полностью открыто. Таким образом, каторга вам обоим обеспечена. Не отвертится от ответственности и ваша соучастница – портниха Знаменская. Но вы можете быть приговорены к каторге бессрочной, можете быть осуждены на 20 и на 12 лет. Многое будет зависеть от вашего дальнейшего поведения. Если вы чистосердечно покаетесь, а главное, поможете полиции разыскать того прохвоста, которому вы продали несчастную девочку, то, возможно, что суд и не наложит на вас высшей кары. Конечно, мы и без вас разыщем субъекта, купившего честь покойной, но вы можете ускорить и облегчить эту работу. Итак, я вас слушаю.
Сивухин и Пронина изобразили удивление и чуть ли не в один голос заговорили: «Да что вы, господин начальник? Помилуйте!
Мы такими делами не занимаемся и не то что не убивали или там продавали, а й в глаза никакой Ефимовой не видели».
Я злобно на них взглянул:
«Ну и рвань же вы коричневая, как я погляжу.
Слушайте вы оба: портниха Знаменская во всем созналась; девицы вашего заведения, которым ты, кстати говоря, обещал за болтливость выпустить кишки, рассказали и о приезде Знаменской с девочкой и тобой в Пасхальное воскресенье в ваш вертеп и о том, как ты ездил и вернулся с каким-то субъектом. Последний пробыл часа полтора в вашей хозяйской комнате с Ефимовой, причем оттуда доносились крики и плач, после его отъезда вы оба прошли в эту комнату и долго уговаривали и угрожали вашей жертве, после чего послышались удары, ее крик, и все смолкло; ты сбегал вниз в подвал, приволок ящик, и вы оба протащили его обратно вниз, причем в хозяйской девочки уже не оказалось. Вот твоя карточка (я показал фотографию), по ней тебя узнал и молодой Плошкин, сейчас находящийся в Пензе, и извозчик, которого ты нанимал у рынка в понедельник утром за полтинник на вокзал, и весовщик, взвешивавший твою посылку в Москву старику Плошкину – твоему бывшему хозяину (эту выдуманную улику я приплел для большего веса), наконец, если этого вам мало, то вот сегодняшнее показание твоей сожительницы, а вот письмо к старикам Плошкиным, якобы от сына; не только опытный человек, но и младенец скажет тебе, что оба документа написаны одной рукой, т. е. ею (и я ткнул пальцем на Пронину). Что же, и теперь еще будете запираться?»
Убийцы переглянулись, помялись, вздохнули, и затем Сивухин быстро заговорил: «Нет, господин начальник, что тут запираться, пропало наше дело по всем статьям: и люди выдали, и дура баба подвела (он сердито взглянул на Пронину). Наш грех – нечего скрывать. Расскажу все, как было, а вы, явите милость, похлопочите за нас, если можете».
– Говори!…
– Да что тут говорить, вы и так все знаете. Ну, действительно, в воскресенье повстречал я в Лермонтовском сквере портниху, чтоб ей пусто было! – говорю ей, что вот, дескать, есть у меня человек, тысячу рублей дает – найди, мол, ему красавицу писаную, да такой привередливый, что пятерых уже забраковал. Есть, говорю, у вас ученица – сущая краля, вот бы ее подцепить, так и дело бы сделали. «Это вы, наверно, про Маньку Ефимову говорите?» – отвечает. «Да, про нее». А тут, как на грех, на ловца и зверь бежит: смотрим, а ейная девчонка по аллейке идет. Портниха сейчас же подозвала ее, приласкала, то да се, пятое-десятое, а затем и говорит ей: «Хочу тебе, Маня, удовольствие сделать, поедем сейчас к тете и этому дяде кофейку с гостинцами попить». Девчонка подумала, поколебалась, но, между прочим, отвечает: «Что же, Марья Ивановна, ежели с вами, то пожалуй». Уселись мы втроем на извозчика и поехали к нам. Дальше все было, господин начальник, как вы сказывали. Одно только скажу – видит Бог, не хотели убивать девчонки. Когда уехал господин, мы с нею (он кивнул на сожительницу), нагруженные разными пряниками, фруктами, с куском шелковой материи и сторублевкой в руках, вошли к Ефимовой в комнату. Сердешная сидела за столом, уронив голову на руки и ревмя ревела. «Эх, Манечка! – весело сказал я ей. – Есть о чем печалиться. Вот поешь лучше конфект разных да погляди, какое платье скроишь себе из этого шелка. К тому же вот тебе и целый капитал – сто рублевиков копейка в копейку…» И куда тут!
- Предыдущая
- 56/112
- Следующая
