Спящий пробуждается - Главса Милош - Страница 14

• Предыдущая
• 14/33
• Следующая

— Выборы здесь никого не интересуют, — заявил он между двумя стаканами мятной настойки со льдом. — Туземцы убеждены, что избирательные бюллетени пригодны только для Европы.

Кое в чем мсье Гузэ прав. Равнодушно проходят худые ноги в белых лохмотьях мимо предвыборных плакатов.

Такова предвыборная атмосфера незадолго до выборов в местные органы власти в небольшом городке Берриане, окруженном пальмами и сыпучими песчаными наносами. В политическом отношении атмосфера здесь отнюдь не накалена. О надлежащей температуре заботится солнце: оно осыпает своими раскаленными стрелами и белые квадратики домов, и плоскую крышу маленькой гостиницы.

На площади, окаймленной миниатюрными галереями в распространенном здесь стиле, почти незаметно, что завтра будут происходить выборы.

Но все-таки кое-что есть!

Сухощавый писец из муниципалитета важно сидит посередине площади среди груд мяты, копен сена и ярко-красных гранатов. Перед ним две корзины с цветными глиняными шариками. Такими играют у нас в парках мальчишки.

Красные — социалистическая партия мусульман, филиал SFIO.

Белые — социалистическая партия манифеста, глава ее Ферхат Аббас.

Завтра, когда туземцы пойдут голосовать, они будут опускать в ящик вместо избирательных бюллетеней шарики. Красные или белые. Этим они выполняют свой гражданский долг. Они ведь полноправные граждане африканской Франции, не правда ли? Об остальном уж позаботится уважаемая счетная комиссия.

И поэтому сегодня с трех до девяти вечера выдают «избирательные жетоны». Каждый, кто хочет голосовать, подходит к писцу, предъявляет удостоверение личности и получает один красный и один белый шарик.

А предвыборная программа?

Кто бы, скажите пожалуйста, интересовался ею здесь, в пустыне? То, что выдоят из себя авторы листовок, имеет какое-то значение лишь в северных департаментах. Здесь, под раскаленным солнцем, жизнь — это жалкое существование между двумя глотками воды. Политические взгляды выражаются здесь тройным, хриплым и пугающим криком: «Воды! Хлеба! Свободы!»

Теперь мы видим, что для политической агитации в каждой стране пользуются различными средствами. По площади медленно двигается агитационный «автомобиль» социалистических мусульман. Такой «автомобиль» имеет одно очевидное преимущество: он не нуждается в запасных частях и ездит на собственном двигателе. Это статный мегари, верблюд на высоких, стройных ногах. На обоих его боках раскачиваются транспаранты с французскими и арабскими именами кандидатов.

Никакого впечатления. Верблюд, даже украшенный транспарантами, тут обычное явление. А читать умеет едва ли один человек из восьми.

Но все-таки политическая жизнь здесь не так уж пассивна, как нам сообщал мсье Гузэ. Отзвук решительных требований независимости докатился с северного побережья и сюда, в пустыню. Об этом позаботились газеты и радио…

На углу площади собралась группа молодых людей, наполовину одетых по-европейски. В центре собравшихся кто-то машет транспарантом. Неумелые, коряво написанные буквы кричат:

«Выпустите из тюрьмы бойцов за свободу!»

«Да здравствует Фронт народного освобождения Алжира!»

Вокруг собирается толпа любопытных. Лед тронулся. Долой колонизаторов! Воды! Хлеба! Свободы!

Боязливый местный полицейский в опереточном тюрбане не знает, как ему поступить. Не знает, на чью сторону стать. Он дипломатически скрывается в одном из переулков. «Такая уж коварная ситуация!»

Зато из другого переулка на площадь, тяжело ступая, входит военный отряд.

Толпа поспешно расходится. Здешние жители хорошо знают запах пороха, остающийся после того, как военные отряды «наведут порядок».

Колониальная пехота марширует по площади.

Худощавый чиновник муниципалитета смущенно перебирает белые и красные шарики.

Камениста и безводна пустыня вокруг Гардаи. Здесь ценится каждый глоток воды.

Постоянная борьба одиночек и целых коллективов за воду и жизнь.

В течение тысячелетий создавалась эта своеобразная общественная организация. В окрестностях Гардаи находится одна из древнейших и удивительнейших республик мира — республика Мзаб.

Молодая француженка Соланж М. покинула на три месяца Париж. Девушка изучает здесь историю ислама. Если ей нечего делать и если она уже переварила дневную порцию книжной премудрости, она вместе с нами отражает налеты комаров на небольшой террасе отеля в Гардае.

— Еще один! — кричит в спортивном азарте девица, уже известная в Париже.

Счет 23:11. Сегодня для комаров черный день. Подождите, вы, крылатые разбойники, долго вы будете помнить Соланж — истребительницу!.. А что касается мзабитов, живущих вокруг Гардаи, то это любопытная история. Когда сахарские берберы были разгромлены в 681 году в оазисах Зибана, они волей-неволей были вынуждены принять ислам. Вскоре после этого в Северную Африку из Арабии начал проникать ваххабизм, учение строгой и в то же время демократической секты. Ваххабиты не признавали ширкху — многоженства, не курили, были воздержанны в словах. Смех у них считался запретным поступком, так же как публичное купание и обнажение тела. «Лишь отрешением ото всех светских радостей и удовольствий, — провозглашали ваххабиты, — можно достигнуть полного тождества с богом, ахадижата». И именно такое учение восприняли обращенные в ислам берберы христиане. Произошло это примерно в 900 году. С того времени ничего не изменилось: мзабиты не только сохранили прежние строгие нравы, но и обогатили их рядом новых запретов.

— А что было после 900 года?

— Мусульманские царства в Северной Африке возникали и распадались, но мзабиты продолжали жить своей жизнью. Даже турецкие завоеватели избегали совать свой нос в кхебку, каменистую пустыню в самом центре алжирского юга. Франция только в 1882 году захватила Гардаю, но она сохранила религиозное и политическое самоуправление Мзаба. История здесь просто остановилась, как незаведенные часы. Здорово, не правда ли?

— Действительно здорово, особенно если учесть вечную резню и потоки крови, пролитой во имя истинной веры, агадижата и т. д. А в чем, собственно, состоит нынешнее самоуправление Мзаба?

— Мзаб как изолированный район составляет религиозное целое. Имеет своего собственного правителя. Это Шейх эль Баба. Он занимает такое же положение, как папа в римской церкви, но избирается на всеобщем собрании всех верующих или всех граждан Мзаба, что одно и то же. В Мзабе есть свой крохотный Рим, носящий название Меликка и расположенный в нескольких километрах отсюда. Эль Баба устанавливает, что можно, а главное — что нельзя. Правоверный мзабит не курит и не пьет спиртных напитков. Не пьет он даже кофе. Кофейни здесь отсутствуют. Мзабит не играет в кости, танцы запрещены. Ох, не могла бы я быть мзабиткой! Ну и, само собой разумеется, мзабит берет себе только одну (заметьте, одну!) жену.

— Но зато та, наверное, держит его под каблуком.

— Невежда! — оскорбляется Соланж. — Мзабитская женщина играет почетную роль в общественной жизни. Мзабит никогда не возьмет себе в жены чужеземку. Мужчины часто ездят по торговым делам в дальние края. Поэтому, еще до того как стать взрослым, мзабит должен жениться. Часто можно видеть, как мзабиты везут невесть откуда труп своего земляка. Это потому, что каждый умерший должен быть погребен в земле Мзаб. Умершим их потомки приносят жертвоприношения: разные вещи, которых они были лишены при жизни.

— То есть культ мертвых?

— Да, если хотите. Все это мало похоже на ислам. По правде говоря, ислам у кочевников берберов — лишь внешний глянец. А из-под него то там, то тут проступают остатки древнего берберийского христианства, а то и еще более древнего язычества. Если бы вы знали местные обычаи и людей поближе, вы могли бы даже встретиться с остатками культа Ваала и Танит.

— А что с остатками христианства?

• Предыдущая
• 14/33
• Следующая