Колумб - Sabatini Rafael - Страница 1

• 1/74
• Следующая

В вечернюю пору зимнего дня мужчина и ребёнок поднимались по песчаной тропе, вьющейся по склону меж сосен. В ту зиму правители Испании повели наступление на Гранаду, последний оплот мавров на полуострове, то есть речь пойдёт о событиях, случившихся в последней декаде пятнадцатого столетия.

Длинная череда дюн тянулась перед путниками, простираясь на многие мили по направлению к Кадису. Порывы злого ветра, дующего с юго-запада, бросали им в лицо песок. Позади, под серыми небесами, серел штормящий Атлантический океан.

Роста мужчина был выше среднего, широкоплечий, с длинными руками и ногами, судя по всему недюжинной силы. Из-под простой круглой шляпы выбивались густые рыжие волосы. Серые глаза сияли на гордом загорелом лице. Правда, одет он был куда как скромно. Куртка до колен из домотканого сукна, когда-то чёрная, но уже порядком выцветшая, была подпоясана простым кожаным ремнём. С ремня по правую руку свешивался кинжал, по левую — кожаный мешок. Рейтузы из грубой чёрной шерсти, сапоги. На палке через плечо он нёс свои скромные пожитки, завёрнутые в плащ. Лет ему было чуть больше тридцати пяти.

Крепкий мальчишка лет семи или восьми шёл рядом, держась за правую руку мужчины. Ребёнок поднял голову.

— Ещё далеко? — спросил он по-португальски, и ответ получил на том же языке.

— Этот вопрос, помоги мне Господи, я задавал себе все эти десять лет и ещё не получил ответа, — грустно пошутил мужчина. Но затем ответил серьёзно: — Нет, нет. Смотри. Мы почти что на месте.

Поворот тропы вывел их к длинному низкому зданию, ослепительно белому квадрату на фоне тёмных сосен, подступающих к нему с востока. В центре квадрата, словно гриб с красной шляпкой, вздымалась к небу часовня под черепичной крышей.

— На сегодня — это конечная цель нашего путешествия, Диего, — продолжил мужчина, указав на здание. — Возможно, здесь же и начало, — он словно размышлял в слух. — Приор, я слышал, образованный человек, имеющий влияние на королеву, поскольку был её духовником. Женщина всегда подчиняется тому, кто выслушивал её исповедь. Таков один из секретов нашей загадочной жизни. Но мы придём с поникшей головой, ничего не прося. В этом мире, мой сын, просить значит нарваться на отказ. Это урок, который тебе ещё придётся выучить. Если хочешь получить то, чего у тебя нет, упаси Боже выказать даже намёк, что тебе это нужно. Наоборот, покажи им, какие они приобретут блага, если убедят тебя принять желанное тебе. Вот тогда они будут счастливы облагодетельствовать тебя. Для твоего юного ума это слишком сложно, Диего. Я куда как старше и опытнее тебя, но лишь недавно дошёл до этой истины. Мы проверим её справедливость на добром францисканце.

Под добрым францисканцем мужчина подразумевал фрея Хуана Переса, приора монастыря Ла Рабида. Фрей Хуан полагал, что характер души человека открывается в его голосе. Приор, наверное, обладал более чутким слухом. Возможно, сказывался его опыт исповедника: он слушал грешника, не видя его, и только по голосу приходилось определять, сколь искренне раскаяние говорившего и соответственно каково должно быть наказание.

И если б не то значение, которое придавал человеческому голосу фрей Хуан, нашему путнику, возможно, не удалось бы столь легко достигнуть поставленной цели.

Приор прохаживался по двору с раскрытым требником в руках. Его губы шевелились, как и требовал закон Божий, беззвучно произнося слова молитвы, когда он услышал просьбу, обращённую к светскому брату-привратнику.

— Милосердный брат мой, немного хлеба и воды для этого уставшего ребёнка.

Не сами слова, привычные у ворот монастыря, привлекли внимание приора, но голос, а более разительный контраст между униженностью просьбы и звенящим в голосе чувством собственного достоинства и гордости. Скорее всего контраст этот не остался бы незамеченным и человеком с куда менее чувствительным ухом, чем у фрея Хуана. Слышался в голосе и иностранный акцент, но точность произношения каждого звука указывала, что говоривший уделял немало времени изучению испанского языка.

Фрей Хуан, не чуждый человеческого любопытства, особенно если возникала возможность хоть немного разнообразить монотонность жизни в Ла Рабиде, закрыл требник, заложив указательным пальцем страницу, которую только что читал, и направился к воротам, чтобы взглянуть на просителя.

Один лишь взгляд показал ему, сколь полно внешний облик мужчины соответствовал его голосу. В высоком росте, красивой осанке, выбритом лице с волевым подбородком и орлиным носом он увидел силы не только физические, но и духовные. Но особенно поразили приора глаза незнакомца, большие, серые, ясные, как у пророка или колдуна, чей немигающий взгляд редко кто мог выдержать. Узел с вещами он опустил на каменную скамью у ворот. Не укрылась от приора и скромная одежда мужчины. А позади него стоял мальчик, для которого мужчина просил хлеба и воды, настороженно глядя на приближающегося монаха с требником в руке.

Дон Хуан шёл не торопясь, кругленький толстячок в серой рясе, с длинным бледным лицом, добрыми глазами и толстогубым ртом. Он приветствовал незнакомца улыбкой и латинской фразой, чтобы проверить, во-первых, его учёность, а во-вторых, веру, ибо орлиный нос над полными, чувственными губами мог принадлежать и нехристианину.

— Pax Domini sit tecum[1].

— Et cum spiritu tuo[2], — ответил незнакомец, чуть склонив гордую голову.

— Вы путешественник, — в голосе приора не слышалось вопроса.

— Путешественник. Только что прибыл из Лиссабона.

— Куда лежит ваш путь?

— Сегодня я хотел бы добраться только до Уэльвы.

— Только? — удивлённо поднялись густые брови фрея Хуана. — До неё же добрых десять миль. А скоро ночь. Вы знаете дорогу?

Путник улыбнулся.

— Это не проблема для того, кто привык находить путь в океане.

Приор уловил в голосе нотку тщеславия и задал следующий вопрос:

— Вы — опытный мореплаватель?

— Судите сами. На север я плавал до Туле, на юг — до Гвинеи, на восток — до Золотого Рога.

Приор глубоко вздохнул и ещё пристальнее вгляделся в мужчину, пытаясь убедиться, что перед ним не хвастун. Удовлетворённый увиденным, он вновь улыбнулся.

— То есть вы побывали на границах мира.

— Вернее, известного нам мира. Но не действительного мира. До тех границ ещё плыть и плыть.

— Как вы можете это утверждать, никогда не видев их?

— А как вы, святой отец, утверждаете, что есть рай и ад, никогда не видев их?

— На то есть вера и богооткровение, — последовал суровый ответ.

— Совершенно справедливо. В моём случае к вере и богооткровению добавляются космография и математика.

— А! — В глазах вспыхнула искорка интереса. — Проходите в ворота, сеньор, во имя Господа. Тут сквозит, да и вечер сегодня прохладный. Закрой ворота, Инносенсио. Прошу вас, сеньор. Окажите нам честь, воспользуйтесь нашим скромным гостеприимством. Как вас зовут, сеньор?

— Колон. Кристобаль Колон.

Вновь пристальный взгляд приора прошёлся по семитским чертам лица путника. Такая фамилия встречалась у новых христиан, а приор мог привести не один случай, когда Святая палата отправляла их на костёр за следование еврейской религии.

— Чем вы занимаетесь?

— Я моряк и космограф.

— Космограф! — Приор сразу забыл о своих подозрениях. Среди прочего его очень интересовали загадки, то и дело подбрасываемые космографией.

Зазвонил колокол. Осветились внутри удлинённые готические окна часовни.

— Я должен оставить вас, — сказал фрей Хуан. — Мне пора на вечернюю молитву. Инносенсио проведёт вас в келью для гостей. Мы увидимся за ужином. А пока мы накормим и напоим вашего ребёнка. Ночь вы, естественно, проведёте у нас.

• 1/74
• Следующая