Берлин, май 1945 - Ржевская Елена Моисеевна - Страница 18

• Предыдущая
• 18/82
• Следующая

Война пришла в Берлин. Капитуляция! — не лозунг, живая реальность.

Был вечер 2 мая. Уже несколько часов, как гарнизон Берлина прекратил сопротивление. Сдача оружия, начатая в три часа дня, еще продолжалась. Площадь возле ратуши была загромождена сваленными автоматами, винтовками, пулеметами. На улицах — брошенные немецкие орудия с уткнувшимися в землю стволами. Моросил дождь.

Под триумфальной аркой Бранденбургских ворот, над которыми развевался красный флаг, брели разбитые на Волге, на Днепре, на Дунае, Висле и Одере германские части. У многих солдат на головах нелепые теперь каски. Шли измученные, обманутые, с почерневшими лицами, кто сокрушенно, сгорбившись, кто с явным облегчением, а чаще всего в состоянии полной подавленности и безразличия.

Еще не потушены пожары. Горит Берлин. Дядька-ездовой нахлестывает лошадь, и дымящаяся кухня подпрыгивает, перебираясь через завалы. На врытом в мостовую немецком танке отдыхают бойцы, сидят на башне, на стволе пушки, поют, крутят цигарки. Перекур. В Берлине кончилось сражение.

Войска под командованием маршала Жукова овладели германской столицей.

Все смешалось на этих улицах: счастье освобожденных из неволи людей, радость нашего единения, удивительные встречи. Угрюмые колонны немецких мужчин, оставляющих город, бредущих в плен. И женская тоска — им вслед.

Трагический сплав победы и поражения, торжества и расплаты, конца и начала.

Геббельса вынесли на берлинскую улицу. Нацистская форма — темные шерстяные брюки и светло-коричневый китель — вся в клочьях, в ржавых следах огня. Ветер теребит желтый галстук. Он больше всего мне запомнился, этот полуобгоревший галстук — желтая шелковая петля на черной, обугленной шее, — прихваченный круглым металлическим значком со свастикой.

Вышедший из подвалов народ Берлина смотрит на одного из главных виновников своего бедствия. Его снимают для очередного номера киножурнала и для исторической фильмотеки. Это он зажег первый книжный костер, и пламя этого костра грозным пожаром разгорелось над Германией. Имперский комиссар обороны Берлина, он подло обрекал на смерть своих сограждан, врал до последнего вздоха: «Армия Венка идет на выручку Берлина!» Вешал солдат и офицеров за то, что они отступают.

Геббельс распорядился после смерти сжечь его дотла. Но наши штурмовые отряды ворвались в рейхсканцелярию. Около Магды Геббельс лежал отвалившийся с обгорелого платья золотой партийный значок с однозначным номером и золотой портсигар с факсимиле Гитлера.

Перед смертью Геббельс уничтожил собственных детей. Круг убийств замкнулся. Яд, огонь — испытанные в концлагерях средства…

Акт гласил:

Пистолет системы «вальтер», найденный возле них, использован не был.

Подполковник Клименко — человек тогда еще молодой, тридцати одного года, кадровый военный. Майора Хазина я не знала. Майор Быстров — биолог, кандидат наук, жил в Сибири, его в армию привела война.

Долгие годы войны мы шли по разоренным, сожженным землям Калининской области, Смоленщины, Белоруссии, Польши.

Мы видели геббельсовскую пропаганду в действии: дикое опустошение земли, лагеря смерти, рвы с замученными людьми, «новую цивилизацию», когда человек человеку — палач.

Дорога войны привела нас в имперскую канцелярию.

Теперь, спустя много лет, меня иногда спрашивают: не страшно ли было смотреть на этих мертвецов? Было другое: чувство содрогания, но страшно не было. И не потому лишь, что много страшного мы видели за четыре года войны, но скорее потому, что эти обгоревшие останки, казалось, не человечьи — сатанинские.

Но мертвые дети — это страшно. Шестеро детей: пять девочек и один мальчик, умерщвленные своими родителями.

— Чьи это дети? — спросил Быстров у вице-адмирала Фосса.

Он только что доставил его сюда, в подземелье. Фосс имел задание — добраться к гроссадмиралу Деницу, чтобы передать ему завещанную Гитлером верховную власть и приказ: продолжать войну во что бы то ни стало. О капитуляции не может быть и речи!

Вместе с остатками бригады Монке, оборонявшей рейхсканцелярию, Фосс пытался прорваться из окружения в районе Фридрихштрассе, но был взят в плен.

Быстров вез по улицам капитулировавшего Берлина вице-адмирала Фосса, представителя военно-морских сил в ставке Гитлера. Навстречу брели понурые колонны пленных.

Фосс неотрывно смотрел в стекло машины. Страшные, дымящиеся развалины. Толпа берлинцев у походной кухни, где русский повар раздает горячий суп… Развороченные баррикады, через которые карабкалась машина и ползла дальше по узким тропкам, выбитым на заваленных обломками, щебнем, мусором улицах…

— Вы знали этих детей? — спросил майор Быстров.

Фосс кивнул утвердительно и, спросив разрешения, изнуренно опустился на стул.

— Я их видел еще вчера. Это Гайди, — он указал на самую младшую девочку.

Перед тем как прийти сюда, он опознал Геббельса и его жену.

Геббельс со свитой корреспондентов приезжал летом 1942 года на тяжелый крейсер «Принц Ойген», которым командовал Фосс. Геббельсу он обязан своим выдвижением. И не так давно, всего лишь в феврале, когда ставка переехала в Берлин, Геббельс с женой и Фосс были приглашены к гроссадмиралу Деницу на семейный ужин. Разговор был разнообразным, касался и организации обороны Берлина. «Мы говорили о необходимости строительства более мощных уличных укреплений и более широкого привлечения к обороне молодежи из числа фольксштурмовцев, но все эти вопросы были затронуты поверхностно и как бы мимоходом». И приятный вечер не нарушался вторжением тревожных мыслей.

Загнанные событиями в подземелье, они встретились здесь как старые знакомые. А вчера, перед тем как уйти отсюда с бригадой Монке, он, прощаясь с Геббельсом, услышал от него: «Для нас теперь все проиграно». Жена Геббельса добавила: «Нас связывают дети, с ними теперь нам никуда не уйти».

Майор Быстров и Фосс вдвоем находились в этой сырой, страшной комнате подземелья, где под одеялами лежали дети.

Фосс был потрясен, опустошен, сидел сгорбившись. Молчали. Каждый думал о своем.

В тот же день майор Быстров поведал мне о случившемся вслед затем. Фосс, этот, казалось, сникший совсем человек, внезапно сорвался с места, бросился бежать. Быстров — за ним по коридору темного подземелья. Вот-вот тот скроется в закоулке, канет в неведомые тайники. Но настиг его и понял — то был порыв отчаяния, без цели, без надежды скрыться.

Детей обнаружил в одной из комнат подземелья старший лейтенант Ильин 3 мая.

Они лежали на двухъярусных кроватях, одетые в длинные ночные сорочки или пижамы из светлой ткани, в которых они в последний раз легли в постели. На их лицах был темный румянец от действия цианистого калия, и дети казались живыми, спящими.

• Предыдущая
• 18/82
• Следующая