Поэты Урала - Куштум Николай Алексеевич - Страница 3
- Предыдущая
- 3/17
- Следующая
Изменить размер шрифта:
3
ЧЕМ ЧУВСТВО БОЛЬШЕ…
Чем чувство больше, тем слова короче,
Чем сердце чище, тем скромней язык.
Мне по душе твои скупые строчки,
К немногословным письмам я привык.
Зачем любви — признания и речи,
Достаточно, чтобы счастливо прожить,
«Люблю» сказать друг другу в первый вечер
И у могилы это повторить.
1945 г.
ЧЕТВЕРТЫЙ КАМЕНЬ
Сечет кусты и травы ливень,
Им смята начисто жара.
Все молчаливей, все тоскливей.
Все выше кажется гора.
Свистит в ущелье мокрый ветер.
Залит водой альпийский луг.
Лежит солдат один в секрете,
Один на десять верст вокруг.
Все выше сумрачные тени,
И тают медленно во мгле
Метелки редкие растений,
Косые ребра на скале.
И только в самой верхней точке
На фоне неба чуть видны
Почти овальные, как бочки.
На перевале валуны:
Один… другой… и рядом третий.
Зияет котловины брешь.
Лежит солдат один в секрете,
За мир в ответе, за рубеж.
Он все укладывает в память:
Далекий куст и выступ скал,
Один, другой и третий камень —
Они венчают перевал.
Беззвучна темнота слепая,
Неслышно тянутся часы.
Лежит боец в тропинку впаян
У пограничной полосы.
Бледнеет небо на рассвете.
И чуть видны средь пелены
Один… другой… и рядом третий
На перевале валуны.
Один… другой… и третий кряду…
Четвертый камень!
В тот же миг
Прирос солдат щекой к прикладу,
К траве исхлестанной приник.
. . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . .
Устало двигая ногами
По мокрой осыпи песка
Шагает вниз
«четвертый камень»
На шаг от кончика штыка.
Южная граница, 1950 г.
НАД КРОВАТКОЙ ДОЧЕРИ
Дочка спит. Над ее кроваткой
В полумраке сижу ночном.
Белый бантик в косичке гладкой,
Как ракушка в песке речном.
Белый бантик. Тесемки лифа
Еле светятся в полумгле.
Ночь старухою тихо-тихо
Пробирается по земле.
Вот она и подсела к дочке,
Из мешочка достала сны, —
И несется царевич в бочке
В море яростной белизны.
Рукавом повела старушка, —
Мчится конь — огонь из ноздрей,
И шагает в лесу избушка
Без окошек и без дверей.
Осень. Дождик бормочет хмуро
На своем языке слова.
Чьей-то маме друзья Тимура
Помогают пилить дрова.
Где-то вдруг зазвенели песни,
В солнце, в зелени вся Москва,
Ты проходишь по Красной Пресне
В первомайские торжества.
Спи же, спи, моя дорогая,
Рядом старшая спит сестра,
Ей досталась судьба другая,
Ночи горькие у костра.
Ты такого в судьбе не знала —
Рева бомб на лесной тропе,
Как сестра твоя в глушь бежала,
Медвежонка прижав к себе.
Как болели босые ножки,
Как пекла она хлеб в кострах,
Как в глазах ее, полных дрожи,
Словно пламя, метался страх.
Трудный, дочка, мне жребий вышел,
Жил тогда я войной одной
Вместе с папами всех детишек,
Со своею страной родной.
Ты не знала военной хмури,
Ты родилась в Москве, когда
Отшумели, промчались бурей,
Кровью меченые года.
Первой черточкою в тетрадке
Похвалилась вчера ты мне.
…Я сижу над твоей кроваткой
В синем сумраке, в тишине.
За окном — мирной песни слово.
Гнев сжимает мне горло вновь:
Нет, нельзя допустить, чтоб снова
Проливали злодеи кровь!
Встаньте все — и отцы, и дети.
Встаньте все, кто не глух, не слеп,
Все, кто трудится на планете,
Добывая свой честный хлеб.
Встаньте все, кто погиб от пули,
Кто был бомбой сражен в упор,
Встаньте грузчики Ливерпуля,
Виноделы кавказских гор,
Встаньте матери Краснодона,
Встаньте Мурмана старики,
Знаменосцы! Вперед знамена!
Кверху — сжатые кулаки!
Встаньте все, кто прошел по аду.
Вынес все на своих плечах, —
Мы не можем позволить гаду
Страх зажечь у детей в глазах!
Встаньте вместе, мужчины мира.
Жены, матери всей земли,
Не дадим сапогу банкира
Наше счастье топтать в пыли!
Мы когда-то недоедали,
Нас работа валила с ног,
Чтобы дети наши не знали
Горя, голода и тревог!
Люди мира, труда и братства.
На мою равненье страну!
Мы обязаны все собраться
И войне объявить войну.
Нашей Родине враг не страшен,
Все у нас для отпора есть,
С нами партия — совесть наша,
Наша гордость и наша честь.
Стиснем, люди, железной хваткой
Горло горю, огню, войне!
…Я над детской сижу кроваткой
В синем сумраке, в тишине.
3
- Предыдущая
- 3/17
- Следующая
Перейти на страницу:
