Сказки (с иллюстрациями) - Гауф Вильгельм - Страница 31

• Предыдущая
• 31/78
• Следующая

— Ты замечательный повар, — ответил чужеземный монарх, — и знаешь, что такое кушать прилично. За все время, что я здесь, ты ни разу не подал одного и того же блюда и готовил все весьма изрядно. Но скажи, почему не подаешь ты так долго короля кушаний — паштет Сузерен?

Карлик очень перепугался, ибо ничего не слышал об этом короле паштетов, но собрался с духом и сказал:

— О господин! Я надеялся, что еще долго будешь ты освещать своим присутствием нашу столицу, поэтому и не торопился. Ибо чем мог повар ознаменовать последний день твоего пребывания, если не королем всех паштетов?

— Так? — смеясь, возразил герцог. — А что касается меня, ты, верно, собирался дождаться моей смерти, дабы ознаменовать ее? Ведь и мне ты тоже никогда не подавал этого паштета. Но подумай, как иначе ознаменовать день расставания, ибо завтра ты должен подать к столу этот паштет.

— Будь по слову твоему, господин мой! — ответил карлик и вышел. Но вышел он нерадостный, ибо настал день его позора и несчастья: он не знал, как изготовить паштет. Поэтому он отправился к себе в комнату и стал плакаться на судьбу. Тут подошла к нему гусыня Мими, которой разрешалось ходить у него по комнате, и спросила о причине его горя.

— Уйми свои слезы, — сказала она, услышав о паштете Сузерен. — У моего отца это блюдо часто подавалось к столу, и я приблизительно знаю, что в него входит. Возьми того и другого, столько-то и столько-то. и если это и не совсем то, что собственно требуется, не беда, — вряд ли уж у нашего господина и его гостя столь тонкий вкус. — Так говорила Мими. Карлик же подпрыгнул от радости, благословил тот день, когда купил гусей, и принялся за изготовление короля паштетов. Сначала он сделал его на пробу, и паштет вышел на славу, и главный заведующий герцогской кухней, которому он предложил его отведать, снова стал расхваливать всеобъемлющее искусство Носа.

На следующий день приготовил он паштет в большой форме и, украсив его цветочными гирляндами, еще теплым, прямо с огня, отослал к столу. Сам же он надел свою лучшую праздничную одежду и пошел в столовую. В то мгновение, когда он входил, дворецкий как раз разрезал паштет на ломти и подавал их на серебряной лопатке герцогу и его гостю. Герцог откусил в свое удовольствие, возвел глаза к потолку и, проглотив, сказал:

— Ах, ах, ах, поистине, правильно называют этот паштет королем паштетов; но зато и мой карлик — король поваров; не так ли, дорогой друг?

Гость взял в рот несколько крошек, тщательно распробовал и прожевал их, улыбаясь при этом насмешливо и загадочно.

— Кушанье приготовлено весьма умело, — ответил он, отодвигая тарелку, — но все-таки это не настоящий Сузерен, как я, собственно, и думал.

Тогда герцог гневно наморщил лоб и покраснел от стыда.

— Паршивый карлик! — воскликнул он. — Как смел ты причинить мне такое огорчение? Ты, верно, хочешь, чтобы я приказал снести тебе башку в наказание за плохую стряпню?

— О господин мой! Ради всего святого, я приготовил это кушанье по всем правилам искусства, — невозможно, чтобы чего-либо недоставало, — дрожа сказал карлик.

— Ты лжешь, мошенник! — возразил герцог и ногой отпихнул его. — Будь так, гость не сказал бы, что чего-то недостает. Я прикажу изрубить тебя самого на кусочки и запечь в паштете.

— Сжальтесь! — воскликнул человечек, на коленях подполз к гостю и обнял его ноги. — Скажите, чего недостает этому кушанью и почему оно вам не по вкусу? Не дайте мне умереть из-за горсти муки и мяса!

— Это тебе мало поможет, милый мой Нос, — ответил смеясь чужеземец, — я уже вчера знал, что тебе не приготовить этого кушанья так, как это делает мой повар. Знай — тут недостает некоей травки, о которой в вашем краю и не слыхивали, травки Вкусночихи; без нее в паштете нет остроты, и твоему господину никогда не едать его таким, каким ем его я.

Тут герцог Франкистана пришел в ярость.

— И все же я буду есть его в должном виде, — воскликнул он, сверкая глазами, — ибо, клянусь своей герцогской честью, завтра я предоставлю вам либо паштет по вашему вкусу, либо голову этого негодника, торчащую на пике у ворот моего дворца. Ступай прочь, собака, еще раз даю тебе сутки сроку! — Так воскликнул герцог; карлик же побрел к себе в каморку и принялся жаловаться гусыне на судьбу и на то, что ему не миновать смерти, так как никогда не слыхал он об этой травке.

«— В этой беде, — сказала она, — я могу тебе помочь, ведь отец научил меня распознавать все травы. Правда, в другое время тебе не миновать бы смерти, но, по счастью, сейчас как раз новолуние, а об эту пору и цветет та травка. Скажи мне одно, — растут ли поблизости от дворца старые каштановые деревья?

— О да, — с облегчением ответил Нос, — у озера в двухстах шагах от дома растет их целая купа; но почему нужны именно эти деревья?

— Только у корней старых каштанов цветет эта травка, — сказала Мими, — поэтому нечего терять время попусту, поищем то, что тебе надобно; бери меня под мышку, а на воле спустишь наземь, — я поищу.

Он сделал, как ему было оказано, и вместе с ней направился к воротам дворца. Но там привратник преградил, ему путь ружьем и сказал;

— Дорогой мой Нос, миновали твои золотые денечки: тебя не велело выпускать из дому, мне на этот счет дано строжайшее предписание.

— Но в сад-то мне можно? — возразил карлик. — Будь так добр и пошли одного из твоих подручных к смотрителю дворца, пусть спросит, можно ли мне пойти в сад поискать травы?

Привратник так и сделал, и разрешение было получено, ибо сад был обнесен высокой стеной, и даже и думать нельзя было улизнуть оттуда. Когда же Нос с гусыней Мими вышли на волю, он бережно спустил ее наземь, и она быстро побежала перед ним к озеру, где росли каштаны. Он следовал за ней, и сердце у него щемило, ибо это была его последняя, его единственная надежда; решение его было твердо принято: если она не отыщет нужной травки, он лучше бросится в озеро, чем положит голову на плаху. Но тщетно искала гусыня: она бродила от дерева к дереву, перебирала клювом каждую травинку, ничего не находилось, и от жалости и страха она принялась плакать, ибо уже вечерело и различать предметы становилось все труднее.

Тут взоры карлика упали на ту сторону озера, и он сразу крикнул:

— Погляди-ка, погляди, по ту сторону озера тоже растет развесистое старое дерево, — пойдем туда и поищем, может быть, там цветет мое счастье.

Гусыня запрыгала и полетела перед ним, а он пустился за ней следом во всю прыть своих коротких ножек; каштановое дерево отбрасывало большую тень, и вокруг было темно, — почти ничего нельзя было уже разобрать; но вдруг гусыня остановилась, захлопала от радости крыльями, затем быстро сунула голову в высокую траву, сорвала что-то, грациозно подала в клюве удивленному Носу и сказала:

— Вот эта травка, и растет она здесь в изобилии, так что ты-никогда не будешь терпеть в ней недостатка.

Карлик в раздумье разглядывал травку; от нее исходил пряный запах, который невольно напомнил ему сцену его превращения; стебли и листья были голубовато-зеленого цвета, а цветок огненно-красный, с желтой каемкой.

— Славу богу! — наконец воскликнул он. — Вот так чудо! Знай же, по-моему, это та самая трава, что превратила меня из белки в мерзкого урода. Не попытать ли мне счастья?

— Погоди, — взмолилась гусыня. — Возьми с собой горсточку этой травки, вернемся к тебе в комнату, собери деньги и все твое добро, а тогда уж испробуем силу травы.

Так они и сделали и отправились обратно к нему в комнату, и сердце у карлика громко колотилось от нетерпения. Он завязал в узелок Пятьдесят-шестьдесят скопленных им дукатов, одежду и обувь, а затем сказал: «Если богу угодно, сейчас я разделаюсь с этой обузой» и сунул нос глубоко в травы и вдохнул их аромат.

Тут он почувствовал, как у него вытягиваются и трещат все суставы, как из плеч подымается голова; он покосился на нос и увидел, что тот все укорачивается, спина и грудь становятся ровнее, а ноги удлиняются.

• Предыдущая
• 31/78
• Следующая