Остров Колдун - Рысс Евгений Самойлович - Страница 23

• Предыдущая
• 23/35
• Следующая

Я понимал, что это чепуха, нет здесь, на севере, никаких таких пресмыкающихся, да и бот мы покинули всего несколько часов назад, но иногда представляется даже и чепуха, а все равно страшно.

– Даня, – сказала Глафира неуверенным, робким голосом, – посмотри-ка в шкафу. Может, мы и без света заберем все.

Она хотела, конечно, сказать, чтоб я посмотрел, есть ли в шкафу продукты. Но она гнала от себя самую эту мысль.

Я открыл дверцу шкафа и, так как ничего не было видно, рукою провел по всем полкам. Потом я провел ещё раз, надеясь, что, может быть, в уголке осталась забытой хоть одна буханка или банка консервов. Нет, Жгутов аккуратно очистил шкаф, У него-то ведь были спички! Он-то мог себе посветить!

Я молчал. Я все хотел оттянуть минуту, когда придется сказать Глафире о постигшем нас несчастье. Долго молчала и Глафира. Видно, и ей хотелось надеяться, хоть немного надеяться,

– Ну, Даня? – спросила она.

– Шкаф пуст, – ответил я. Глафира подошла и тоже рукой провела по полкам. И опять мы стояли и молчали; потому что надо было сказать Вале, что еды нет и неизвестно, сколько времени будем мы голодать, потому что надо было сказать Фоме Тимофеевичу, что мы не остереглись, проворонили, позволили Жгутову обмануть нас и обокрасть.

– Пойдем, Даня, – сказала наконец Глафира.

И мы молча поднялись по трапу и спрыгнули с палубы на песок.

Валя стояла по-прежнему к нам спиной и глядела не отрываясь на вход в пещеру. Она слышала, что мы вышли из бота, и крикнула, не оборачиваясь:

– Я Жгутова даже не видела!

На самой вершине скалы развевался флаг. Ветер трепал его, и полотнище, наверное, щелкало, хотя нам и не было слышно. И рядом с флагом стоял Фома и, приложив козырьком руку к глазам, медленно оглядывал горизонт.

Глафира присела на камень и сказала:

– Мамочка моя, мама, ой, мама ты моя, мамочка!

– Фому надо звать, тетя Глаша, – сказал я. – Может, Фома чего придумает.

Глафира посмотрела на меня, как будто меня не видела, а потом взяла себя в руки и снова стала решительной, энергичной Глафирой.

– Фома! – закричала она. – Фома!

– Дайте я крикну, тетя Глаша, – сказала Валя, – у меня голос громче.

Но Фома уже обернулся, услышав крик. Глаша махнула ему рукой, и Фома стал спускаться к нам неторопливой своей походкой. Ему, наверное, очень нравилось, что над островом плещется флаг. И мне тоже нравилось. Теперь видно было, что у нас не какая-нибудь жалкая скалишка, а настоящий остров, с настоящими потерпевшими кораблекрушение, что все устроено солидно, серьезно, так, как положено. И все-таки мне надоело быть потерпевшим кораблекрушение. Одно дело голодать, зная, что сейчас на костре будут греться консервы, и совсем другое, когда знаешь, что, может быть, голодать придется много дней, а может, придется и умереть с голоду.

Фома подошел и сказал:

– Я, тетя Глаша, когда наверх поднимался, заглянул к деду. Он спит. Я прислушался: дышит ровно.

– Фома, – сказала Глафира, – Жгутов украл продукты и спички. Нам есть нечего, и костёр мы не можем зажечь.

Фома посмотрел на Глафиру и поморгал. До него всегда не сразу доходили новости. Ему надо было минутку подумать. Только тогда он толком все понимал.

– Я ему глаза выцарапаю! – крикнула Валька, по-прежнему не спуская глаз с пещеры. – Пойдём найдем его! Я ему покажу!

Она хоть сидела к нам спиной, но все, оказывается, слышала.

– Он туда пошел, кажется? – спросила Глафира.

Фома кивнул головой и быстро зашагал к скале, за которой скрылся Жгутов. За Фомою пошли и мы все.

Черные камни нависали над песчаным бережком. Здесь берег был чуть выше, так что подальше от воды песок был почти сухой. Зато скала поднималась совершенно отвесно, и влезть на неё с этой стороны было невозможно. В одном месте скала низко нависла над берегом, Образовав углубление. Под этим каменным навесом песок был совсем сухой, видно туда не достигали дождь и снег. Это было хуже нашей пещеры, но все-таки под каменной крышей можно было укрыться от непогоды. Там, на сухом песке, лежал на спине Жгутов. Он натаскал себе водорослей и устроил под головой подушку. Думаю, что он слышал наши шаги или, может быть, просто понимал, что мы должны прийти– Слишком уж у него спокойный и независимый был вид: лежит, мол, человек, отдыхает, настроение у него чудесное и ни до кого ему дела нет. Он посмотрел на нас равнодушно. Так он взглянул бы на чаек, присевших на песок, на поссорившихся глупышей. Если бы он пытался от нас убежать, испугался бы, увидя нас, нам было бы легче. Но он смотрел, как будто знал все, что мы скажем и что он ответит. Как будто ему уже заранее было скучно.

Мы подошли к нему и остановились, а он отвел от нас глаза. Не потому, что боялся нас, а просто неинтересно было ему на нас смотреть.

– Ну, Жгутов? – сказала Глафира.

– Ну, Глафира? – лениво сказал Жгутов.

– Где продукты? Где спички? – спросила Глафира.

– Не знаю, – вяло сказал Жгутов.

– Ты же врешь, Жгутов, – сказала Глафира. – Некому было взять, кроме как тебе.

– Может, вру, – сказал Жгутов, – а может, нет.

Я чувствовал, что Глафира еле сдерживает раздражение. Она вцепилась бы ему в волосы, дай она себе волю. Она б ему все высказала, что она о нём думает. Но она заставила себя сдержаться.

– Я ведь знаю, – заговорила она, – когда ты украл. Мы Фому Тимофеевича в пещеру отводили, устраивали раненого старика, а ты в это время у детей хлеб воровал.

Жгутов потянулся, с наслаждением расправил руки и ноги, лениво зевнул и сказал неторопливо и ласково:

– Ты мне, Глашенька, лекции тут не читай. Может, оно так, а может, не так. Это одно. А другое, если так, то кому жаловаться будешь? Милиция далеко, до ближайшего прокурора тоже не доберешься. Хочешь делом говорить, давай. А лекции слушать мне некогда, я отдыхать хочу.

– Подлец ты, Жгутов! – сказала Глафира.

– Вот уж это нехорошо, – ласково протянул Жгутов. – Пользуешься тем, что милиция далеко, что я на тебя жалобу не могу подать за оскорбление. Это, Глаша, нечестно.

Фона теребил Глафиру за рукав.

– Тетя Глаша, – тянул он, – тетя Глаша.

Глафира не слышала. Она так ненавидела сейчас Жгутов а, так ей хотелось высказать ему все, что она не слышала Фому.

– Тетя Глаша, – тянул Фома, – тетя Глаша, чего вы с ним говорите? Остров-то небольшой, ну куда он мог спрятать? Не в море же бросил? Самому-то тоже есть охота. Значит, сберег. Так неужели ж мы не найдем? Бросьте вы с ним говорить, тетя Глаша.

– Вот и правильно, – сказал Жгутов. – Вы поищите, а я пока посплю. А коли не найдете, приходите – поговорим. Я отдохну, может, добрее буду.

Глафира посмотрела на Жгутова, круто повернулась и пошла. Мы пошли за ней. Уже несколькими шагами дальше впадины, в которой лежал Жгутов, пологий берег кончался. Отвесная скала прямо уходила под воду. Ясно, что тут спрятать было ничего невозможно. Мы посмотрели даже в воду. Дно было ясно видно, и на дне ни? чего не лежало. Мы пошли обратно. Шаг за шагом обошли мы весь остров. Это заняло не очень много времени. Здесь все было на виду. Кроме нашей пещеры, нигде не было никаких впадин, никаких расселин. Либо ровная каменная поверхность, либо – на противоположной стороне острова – крутой обрыв, с которого и глянуть-то страшно. Мы все-таки легли на камень и посмотрели вниз, но обрыв шел прямо до самой воды, крутой обрыв без, уступов или неровностей, куда можно было бы хоть на веревке спустить продукты. Положительно никуда не мог Жгутов спрятать хлеб и консервы. По нескольку раз оглядели мы каждый уголок острова. Не было на нем места для жгутовского тайника. И вот обессиленная Глафира села на камень и руками взялась за голову.

– Ой, мамочка моя, мама! – сказала она. – Что же нам делать, что же нам делать?

Мы трое стояли перед ней, и мне было так жалко её, что даже есть почти не хотелось. Глафира посмотрела на нас и застонала.

– Ну куда мне командиром быть? – выкрикнула она. – Был бы Степа со мной, научил бы меня, глупую, а тут сама за все отвечай. А ну как не так скомандуешь? И вас всех погублю и сама погибну.

• Предыдущая
• 23/35
• Следующая