Глобальное порабощение России, или Глобализация по-американски - Зюганов Геннадий Андреевич - Страница 15

То есть на передовых направлениях экономического роста происходят такие тенденции мощной концентрации капитала, государственной власти и интеллекта, что говорить о свободном рынке просто несерьезно.

Одновременно остальному миру навязывается ультралиберальная модель, а по сути – режим управляемого хаоса, чтобы скрыть механизм неэквивалентного обмена, посредством которого «золотой миллиард» эксплуатирует периферию. Этот механизм опирается на диспаритет цен, концентрацию и удержание развитыми странами интеллектуальной ренты, долговую зависимость.

То есть в сфере крупного производства рыночные, товарно-денежные отношения технологически изжиты. Однако они насильственно навязываются «золотым миллиардом» угнетенным странам для обеспечения механизмов неэквивалентного обмена или, попросту говоря, ограбления.

«Свободный рынок» уже не естественная стихия, необходимая для развития экономики. Теперь он являет собой специальный инструмент эксплуатации периферии. В глобальном масштабе рынок превратился в свою противоположность. Из сферы, где «по идее» должны обмениваться эквиваленты, он превратился в сферу, обеспечивающую неэквивалентный обмен.

Ленинский тезис об империализме как загнивающем капитализме сегодня стал предметом бесчисленных шуточек эстрадных юмористов. В самом деле, не смешно ли говорить о каком-то загнивании на фоне охватившей Запад лихорадочной потребительской гонки? Но при внимательном рассмотрении оказывается, что капитал неуклонно загоняет производительные силы человечества в тупик.

Общеизвестно явление, когда монополии скупают патенты на различные технические изобретения не за тем, чтобы внедрить их в производство, а с прямо противоположной целью. Такая практика продолжается и поныне. Но дело не только в том, что патенты кладутся под сукно. А в том, что атмосфера бешеной гонки по прямой неблагоприятна для поиска иных направлений развития производительных сил. И тому есть глубокие причины, заложенные в природе капитала.

Капитал есть «предмет» бескачественный. Количество – это и есть его единственное качество. Поэтому капитал не знает никакой иной формы своего развития, кроме линейного количественного возрастания. Миллион долларов – хорошо, миллиард – еще лучше, а триллион – вообще прекрасно.

Постоянный выход за любую достигнутую на данный момент границу Гегель называл дурной бесконечностью. Стремление к такой бесконечности есть, по сути, не прогресс и не развитие, а механическое приписывание нулей к единице. И беда, когда такого рода «развитие» искусственно навязывается органическим системам – общественным и природным, которые не знают чисто количественного развития, отделенного от качественного совершенствования.

Капитализм, доминирующий сегодня на большей части земного шара, внешне почти неузнаваемо преобразился за пять веков существования, но сохранил, тем не менее, в неприкосновенности свои главные, сущностные определения.

«Производство вообще» как вечная и естественная предпосылка человеческой жизни по-прежнему выступает в конкретно-исторической форме производства стоимости и прибавочной стоимости – капитала, который по сути своей не имеет внутренней качественной меры и стремится лишь к бесконечному количественному возрастанию.

Именно данный ключевой момент – подчинение производства разнокачественных человеческих благ, материальных и духовных потребительных стоимостей чисто количественным законам производства прибыли, то есть меновой стоимости, вытекающая отсюда роль денег как господствующей меры всех вещей и отношений определяет лицо капиталистического способа производства, всю сопутствующую ему систему базисных и надстроечных ценностей, приоритетов и целей, мотивов экономического и социального поведения.

Они заключаются в том, что:

богатство общества отождествляется в первую очередь с «огромным скоплением товаров» (К. Маркс), полезных лишь постольку, поскольку они способны принять денежную форму;

общественный прогресс отождествляется соответственно с бесконечным умножением количества и разнообразия товаров;

производство рассматривается прежде всего как всеобщая эксплуатация физических и интеллектуальных сил человека, ресурсов природы. Господствует принцип: «Что возможно теоретически, то непременно должно быть реализовано практически»;

эффективность производства оценивается преимущественно в категориях количества, без учета качественной стороны дела – текущих социальных издержек, а также возможных последствий для окружающей среды и жизни будущих поколений;

человек выступает как изолированный «социальный атом», частный собственник, находящийся в состоянии вечной «войны всех против всех»;

естественной ареной и условием человеческого существования признается рынок – товаров, рабочей силы, капиталов, идей и т. д.

Все эти специфические особенности резко отличают капитализм от предшествующих ему общественно-экономических формаций.

«У древних, – писал К. Маркс, – мы не встречаем ни одного исследования о том, какая форма земельной собственности и т. д. является самой продуктивной, создает наибольшее богатство. Богатство не выступает как цель производства… Исследуется всегда вопрос: какой способ собственности обеспечивает государству наилучших граждан?» С Марксом солидарен и Макс Вебер, по выражению которого капиталистическая погоня за прибылью как самоцель «противоречит нравственным воззрениям целых эпох».

Отделив, впервые в мировой истории, цели производства от целей человека, капитализм оказал исключительное революционизирующее воздействие на развитие производительных сил, становление мировой системы хозяйства. Но с каждым новым рывком вперед в этой области одновременно выходят на новый уровень и противоречия капиталистической системы.

Об этом наглядно свидетельствует период после Второй мировой войны, когда за счет мобилизации и нещадной эксплуатации материальных, трудовых и духовных ресурсов большей части земного шара группа развитых капиталистических стран вступила в стадию так называемого потребительского общества. На этой стадии максимизация массового потребления становится не менее важным условием функционирования капитала, чем максимизация производства.

Анализируя суть произошедшей перемены, крупнейший советский философ М. А. Лифшиц писал: «Было время, когда своеобразие капитализма по отношению к другим способам производства, более ограниченным целями потребления, ясно выражалось в ускоренном развитии производства средств производства. Теперь магнитная стрелка прибыли охотно поворачивается в другую сторону, что привело к некоторому изменению структуры конечного продукта промышленности. В поисках еще не исчерпанных источников жизни капиталистическое общество как бы вернуло свое внимание производству предметов потребления… Но так как основной принцип капиталистического строя остался неизменным, то не может быть и речи о производстве для человека, которое определялось бы его действительными потребностями, взятыми с общественно полезной точки зрения в данных исторических рамках. Парадокс заключается в том, что, обратившись на новой технической ступени к сфере потребления, где более важную роль играет природная, качественная сторона, капитал так же безразличен к содержанию дела и так же захвачен духом безграничного возрастания стоимости, как всегда. При самом лучшем качестве исполнения полезность предмета может быть совершенно фиктивной или даже отрицательной величиной – все равно массовая продукция, определяемая бизнесом, догонит вас и будет навязана вам всей обстановкой жизни».

Речь идет, по сути, о новой форме принуждения к сверхинтенсивному труду, о новейшем способе функционирования капитала, находящего источник прибыли в постоянном переформировании вкусов потребителя. Потребление, как и все стороны общественного бытия при капитализме, фетишизируется. Из естественной функции человеческого организма оно превращается в особый ритуал, в новую «священную обязанность» индивида, от ревностного исполнения которой целиком зависит его социальный статус.