По джунглям Конго (Записки геолога) - Елисеев Василий Иванович - Страница 24

• Предыдущая
• 24/35
• Следующая

Между тем дожди лили каждый день. Лес пропитался влагой, словно губка: мириады капель висели на траве, на кустарниках, на деревьях. По утрам солнечные лучи зажигали их, и капли, словно поддразнивая нас, блестели и искрились, как бриллианты. От земли поднимался пар. Раскисли тропы, поднялась вода в реках. Работать становилось все труднее.

Зазеленела трава, появилось много злых мух и безобидных бабочек. Бабочки… Как мало поэзии в этом названии. А ведь когда смотришь на них в полете, кажется, летают не живые существа, а «цветы» или «камни-самоцветы». Природа наделила тропических бабочек огромными размерами и такой гаммой расцветок — изумрудно-зеленой, сапфировой, белой, оранжевой, — что наблюдать за их плавным порханием в воздухе — большое наслаждение. Зрелище великолепное!

Вечерами в нашу хижину на свет фонаря летят всякие насекомые, особенно бабочки, цикады (забившись в щели хижины, они дружно верещат), лезут лягушки, с потолка падают гусеницы. Однажды залетела даже летучая мышь.

В один из последних вечеров жителей лагеря охватило веселье. Все вышли на прощальный концерт. И мы не остались в стороне. Музыканты и танцующие разбились на две группы: около своих хижин играли и танцевали пигмеи, в центре лагеря — все остальные его обитатели. Оркестр объединенных народностей состоял из шести исполнителей. Пятеро мужчин стояло. У каждого было по две палки, которыми они ударяли друг о друга. Шестой музыкант сидел на бревне с одной палкой и ударял ею по бревну. Итак, палочный оркестр!

Танцевали почти все обитатели лагеря: мужчины и женщины, девочки-подростки, парами и в одиночку. Не танцевала Адель. Она была грустна. На мой вопрос, что за причина грусти, она ответила, что родители не соглашаются выдать ее замуж за Марселя. Я пригласил ее потанцевать, но она отказалась и убежала в хижину. Ей было не до веселья. Тогда я пригласил Маргариту, дочку Луи. Она охотно согласилась. После нескольких танцев мне показалось, что Маргарита устала, и я пригласил другую женщину. Но не тут-то было! Маргарита подбежала, схватила меня за руку и, не говоря ни слова, отвела в сторону. Потом повела к пигмеям. Я подчинился. Мне подумалось: Маргарита решила, что среди пигмеев у нее не будет соперниц. Наш приход пигмеи выразили громкими возгласами одобрения.

Оркестр пигмеев состоял из трех инструментов. Один из музыкантов дул в калебас и гремел консервной банкой с гравием. Другой играл на гитаре и пустой консервной банкой ударял о землю. Третьим музыкантом была женщина. Она, как и все музыканты, сидела на бревне с куском бамбука и ударяла им о землю. Танцы заключались в легком притоптывании в такт музыке.

Веселье закончилось к полуночи.

ИЗ ДЖУНГЛЕЙ В ПУЭНТ-НУАР

Наш лагерь постепенно пустеет. Отправляем в Мосану образцы горных пород, рацию, джиги и роккеры. В конце октября в один из ясных вечеров, когда солнце клонилось к закату, над лагерем появились две тучи термитов. Неожиданно на площадку лагеря, крыши хижин и палаток посыпались их крылья, похожие на лепестки ромашки. Вскоре площадка была сплошь усеяна ими, как будто сотни невидимых юношей и девушек обрывали лепестки, приговаривая: «Любит, не любит». Вслед за этим стали приземляться и сами термиты. На земле они сбрасывали с себя оставшиеся два крыла и попарно уползали в норку, чтобы образовать новую семью. Это было время брачных дней термитов.

Смотрю на картину «разорения» лагеря, и как-то становится грустно оттого, что приходится покидать эти места. Слишком много здесь оставляю: частицу своего сердца, работу и… неоправданные надежды, которые стали почему-то необыкновенно дорогими. Но я все равно верю: алмазы в джунглях есть!

Много дней провели мы под сенью джунглей, подружились со многими конголезцами… Скоро джунгли поглотят лагерь, и от него не останется никакого следа. Но останется у нас память о конголезцах, особенно о таких, как Луи Бунгу, Марсель Мунзео, Габриель Нгуака, Виктор Тсиба, Андре Тукаса, Самюэль Нгуйя, впрочем, так же, как и у них о нас.

Как-то дождливым утром мы покинули джунгли и направились в Мосану. Тропа раскисла, идти трудно, особенно на подъемах. На одной из остановок Луи показал на дерево, на стволе которого (именно на стволе!) висели грозди красных ягод, каждая со сливу величиной. Он сорвал гроздь и дал попробовать. Ягоды оказались кисло-сладкими, приятно освежали рот, утоляли жажду. Набив ими полные карманы, мы двинулись дальше. Что это были за ягоды, я не знаю. Но они хорошо утоляют жажду.

В тот же день мы прибыли в Мосану. Соскучившись по цивилизации, мы решили не оставаться здесь на ночь и поехали в Мосенджо.

И вот вечером сидим на веранде дома префекта за бутылкой виски и любуемся закатом. К нему как нельзя лучше подходят слова Маяковского: «В сто сорок солнц закат пылал…» Представьте себе рощу масличных пальм, а за нею извержение вулкана — такая необычайная резкость и яркость красок.

На другой день даем задание Бунгу. Конголезцы должны поработать самостоятельно под его руководством.

— Как только закончите работу, приезжайте в Пуэнт-Нуар, — сказал я на прощанье, и мы расстались.

Следующая ночь застала нас в Сибити. Идем представиться шефу района Муамбеле Жан-Клоду. Его не оказалось дома. Представляемся его жене. Она очень обрадовалась, узнав, что мы из Советского Союза. Пригласила в дом, усадила за стол и стала потчевать виски. И как бы вскользь заметила: «А мой муж был в вашей стране полтора года». Встреча с Муамбеле обещала быть очень интересной. И мы не ошиблись. Вскоре пришел Жан-Клод со своими друзьями. Подойдя к столу, он сказал по-русски: «Здравствуйте, товарищи». Было очень приятно услышать русскую речь в Конго. И потекла беседа. Жан-Клод стал рассказывать о своем пребывании в нашей стране, с теплотой и любовью отзываясь о нашем народе.

— У вас очень милые люди. Меня всюду очень хорошо принимали. Я убедился, что у вас полная свобода вероисповедания. Заходил три раза в церковь, а ваше метро выше всяких похвал.

После ужина Жан-Клод запел по-русски песню, ставшую символом дружбы и мира: «Пусть всегда будет солнце….» Мы с радостью подтянули.

На другой день тепло прощаемся с Жан-Клодом, обмениваемся адресами и едем к водопаду на реке Лали-Бвенза, о величии которого не раз слышали до этого.

Подъехали к паромной переправе через Лали-Бвензу и увидели широкую, величавую, медленно текущую реку.

— Не разыграли ли нас с водопадом, месье Базиль? — спросил Потапов, называя меня на конголезский манер. — Откуда может взяться водопад на этой равнинной реке? — высказал он свое сомнение.

После переправы, проехав километров тридцать, увидели дощечку с надписью: «Водопад Бвенза». Остановились, не зная куда ехать. Подбежал парнишка. «Я вас провожу к водопаду», — сказал он, заикаясь. Наш газик был забит до отказа, поэтому я посадил его на колени, и мы двинулись дальше. Проехали деревню и остановились на небольшой поляне, специально вырубленной для стоянки машин. Дальше дороги нет.

Вслед за гидом спускаемся вниз по склону, пересекаем небольшой ручей по бревнышкам и вдруг… сквозь ветви деревьев замечаем низвергающуюся огромную молочно-белую ленту воды. Видна только верхняя часть водопада. Несколько минут любуемся, потом спускаемся ниже, к пойме реки. Проходим метров сто по высокой густой траве, покрытой водяными каплями, и нашему взору открывается водопад во всем своем великолепии. До него метров сорок — пятьдесят, но его брызги обдают нас с ног до головы. Мы их не ощущаем, настолько величественным показалось зрелище. И хотя перед нами шумел не водопад Виктория^[16], но он покорил нас. До сих пор не видел ничего подобного. Поток низвергается с высоты 60 метров. Вода вместе с галькой и валунами, падая с большой высоты, выдолбила у подножия уступа глубокую яму. Столб водяной пыли поднимается до середины уступа. Было пасмурно. Мы стояли, не обращая внимания на холодный душ.

• Предыдущая
• 24/35
• Следующая