Генералы подвалов - Рыбин Алексей Викторович Рыба - Страница 20

• Предыдущая
• 20/80
• Следующая

— Кто там? — спросила Настя, подойдя к двери.

Звонок разбудил ее. По дороге в прихожую она взглянула на часы — половина первого! Мама еще спала. Надо же. Впрочем, накануне засидевшись допоздна, немудрено, намучилась бедняжка за эти дни, да и хватила лишку на поминках.

— Следователь. Из милиции. Вот документы, — сказал приятный низкий голос за дверью.

Настя посмотрела в глазок и увидела светловолосого молодого мужчину в коричневом костюме. Мужчина смотрел прямо на Настю, поднеся к глазку раскрытое удостоверение.

Настя приоткрыла дверь, не снимая цепочки, и взглянула в глаза неожиданного посетителя.

— Вы — Раиса Сергеевна? — спросил он приветливо.

— Я? Нет, — тут Настя поняла, что следователь принял ее за маму. Вот так так! — Нет. Я — Настя.

— Ах, прошу прощения, Настя, понимаете, я хотел бы с вами поговорить. С вами или с вашей мамой. Повесткой вызывать вас не хочется, лишний раз волновать. Дома оно как-то лучше. Если, конечно, вы не против.

— А в чем дело-то? — хмуро спросила Настя.

— Милов Сергей Сергеевич, — не ответив на вопрос, представился следователь. — Давайте мы без чинов, да?

«Тоже мне начальник, — подумала Настя, — двух слов связать не может. А еще следователь!»

— Настя, — зачем-то повторила она.

— Ну, да...

— Так в чем дело-то?

Следователь начинал ее раздражать. Мялся, мямлил что-то, пыхтел. Недотепа.

— Понимаете, Настя... В таких ситуациях... В этих вот... Как сказать...

— Да ясно, ясно. Давайте дальше.

Милов с удивлением взглянул на нее. У этой девочки была совершенно недетская манера разговаривать со старшими. И в то же время манера эта очень ей шла. Настолько, что даже не хотелось поставить ее на место.

— Дальше... В общем, положено заводить уголовное дело.

— Знаете что, пойдемте-ка в комнату.

Она провела Милова в отцовский кабинет и прикрыла дверь, чтобы не разбудить мать. Почему-то ей не хотелось, чтобы она принимала участие в беседе, самой нужно было разобраться. В чем? В своих подозрениях, возникших в тот момент, когда она увидела пустой компьютер, а потом таинственных псевдоиностранцев.

— Так вот, — Милов остановился посреди комнаты, огляделся. — В общем, дело-то как открыли, так и закрыли.

— Ну и что?

— Да вот в том-то и дело, что дело...

«О, Боже, что же это он, совсем не умеет говорить?» — Настя смотрела на следователя широко открытыми глазами. Ей стало даже любопытно.

— Вы извините меня, — каким-то другим, более нормальным тоном с нотками сочувствия в голосе вдруг сказал Милов. — Я почему-то волнуюсь.

Он наконец подошел к креслу у компьютера, неожиданно ловко и красиво сел в него, быстро крутанулся на пол-оборота и взглянул на Настю.

— Не знаю почему. Вы меня сбили с толку. Так вот, дело закрыли, не разобравшись как следует. И вскрытие... — Он снова бросил на Настю полной тревоги взгляд. — О, извините, Бога ради.

— Да ничего, ничего. Я же понимаю.

— Так вот, и вскрытие провели как-то странно. Ничего конкретного. В таких случаях все гораздо подробнее фиксируется. Ну, я не буду сейчас всю процедуру описывать, вы уж мне поверьте.

— Я верю.

— Да. И вот мне все это кажется странным. Зачем ваш отец оказался у железной дороги? Машину оставил на лесопилке. Что его понесло в глушь, пешком? Вскрытие показало, опять же прошу прощения, что отец ваш был сильно нетрезв. Скажите, он, когда за рулем, имел привычку выпивать?

— Да что вы? — Настя даже привстала со стула. — Никогда. Он водил не очень хорошо и боялся. А нетрезвый к машине даже не подходил. Да и вообще не пил он.

Голос ее предательски дрогнул.

— Хм. Вы успокойтесь, Настя. Простите меня. Дело есть дело... Я скоро уйду.

— Да я в порядке.

— А скажите, только поймите меня правильно, он не кололся?

Заметив, как вытянулось у Насти лицо, следователь поднялся и заходил по комнате.

— Ну, Настя, вы так уж не воспринимайте. Не обязательно наркотики. Может быть, диабет, что-то еще. Витамины какие-нибудь. У него на руке был след укола.

— Нет. Никогда. Он терпеть не мог уколов. Боялся, как первоклассник.

— Хм... А, простите, причин для самоубийства у него не было?

— У папы? Да вы что? Папа... Он... Если когда-нибудь и были, то лет десять назад.

Милов внимательно смотрел на нее. Ничего себе, девочка. Рассуждает, словно ей лет тридцать, как минимум. Спокойно так.

— Он нас из такой нищеты вытащил... Нет, не тот он был человек, чтобы с собой кончать.

— Да... В общем, дело закрыто. А ничего подозрительного в его работе вы не замечали?

— В смысле с налогами что-то не так? — спросила Настя. — Отец часто говорил о налогах, о том, что вся прибыль на них уходит.

— С налогами у них, у него то есть, все идеально. Я первым делом в инспекции справился. Комар носа не подточит. Редкая фирма может этим похвастаться. Не в том дело.

— А в чем?

— А в том... В том... Во-первых, я не верю, что глава преуспевающей фирмы может напиться в одиночку в глухом лесу и потом попасть под поезд. По опыту знаю, такого не бывает. А во-вторых... — Он отвернулся к окну. — Во-вторых, когда пьяного сбивает поездом, его обычно хоронят в закрытом гробу. Извините.

В глазах у Насти потемнело, когда смысл сказанного дошел до ее сознания, но она справилась с волнением и виду не подала.

— Вы хотите сказать...

— Я хочу сказать только то, что сказал. Не больше. А все свои предположения пока держу при себе. Дело закрыли. Вот так.

Он подошел к Насте.

— Не смею вас больше задерживать. И, знаете, если что-нибудь вспомните, что-нибудь странное, подозрительное, позвоните мне по этому телефону. — Он протянул Насте визитку. — Это домашний телефон. Это, — он показал пальцем, — служебный. Звоните, не стесняйтесь.

Кач стоял в ванной комнате голый и рассматривал себя в зеркале, не обращая внимания на летевшие на него брызги. Душ бил шипящими струями горячей, очень горячей, как любил Кач, воды, но Димка не спешил подставлять под нее свое тело.

Оно и вправду требовало осмотра. На ребрах с правой стороны темнел огромный кровоподтек. Пропустил вчера Кач ботинок этого пидора, хорошо еще, ребра остались целы, врезал этот ублюдок непрофессионально, и на том спасибо. Но уж Кач потом его достал, вспомнить приятно. Как в кино. Летал парень от стенки к стенке, а под конец целый пролет с лестницы прокувыркался. Так и остался лежать, вроде живой, чего-то бормотал, когда Кач уходил.

Но работа сделана, слов нет. Баба этого пидора, и как только бабы могут с такими обсосами вообще возиться, непонятно, вынесла баксы без слов. Как только ее пидор начал кровью харкать и на пол валиться, закричала, руками замахала, побежала в комнату, баксы нашла, отдала. А то «нету, нету»... Знаем мы это «нету». Уроды, одно слово. Не понимают джентльменских отношений. Пока по башне не настучишь, никаких долгов не увидишь. И, вообще, каким надо быть козлом, чтобы таким ослам в долг давать.

Но Качу насрать, кто там и зачем дал этому пидору три тонны бакинских. Две штуки он вчера забрал, тачку забрал, а мудиле этому счет выставлен еще на две. Если через неделю не отдаст, будет три. А там, глядишь, и до его квартирки дело дойдет.

Димка размечтался. Конечно, дойдет дело до квартиры, Моня просто так не стал бы ее упоминать. Значит, у него в плане это дело стоит. Только ему, Димке, один хрен. Ему с этого ничего уже не обломится. Как, однако, эта сука зацепила его ногой, надо же...

— Димон! — это Вовик орал из комнаты. — Скоро ты, блин, подмоешься? Моня пришел.

Димка за шумом воды не слышал, как открылась и захлопнулась входная дверь. Моня — это серьезно. Придется отложить мытье на потом.

Он натянул трусы и выскочил из ванной. Кран даже забыл закрутить, и вода продолжала хлестать из никелированного наконечника длинными горячими иглами.

— Аполлон, бля, — приветствовал его Моня. Он, несмотря на теплый день, был в длинном темном плаще, в нем и сидел на диване, не удосужившись раздеться.

• Предыдущая
• 20/80
• Следующая