Скованные намертво - Рясной Илья - Страница 60

• Предыдущая
• 60/79
• Следующая

— Не положено.

Пацаненок вздохнул и привычно протянул:

— Подбросили…

Грудной малыш разревелся окончательно. Лия укачивала его, но успокоить никак не могла. Савельев, человек добрый и участливый, спросил:

— Помочь чем?

— Как же, поможэте, — скривилась Лия. — Вам только пистолэты подбрасывать. Дэтское питание. Бутылочка вон на той полке.

Савельев схватил двухлитровую бутылку из-под «Пепси-колы», до половины наполненную какой-то коричневой жидкостью.

— Возьми.

Лия ошарашенно посмотрела на бутылку, ее передернуло, и она нервно заорала:

— Да нэ эту!

— Ну-ка, — Аверин взял бутылку, открыл пробку, принюхался. — Григорий, ты знаешь что это?

— Что?

— Опийная настойка.

В руках он держал почти литр сильнодействующего наркотика.

— А там что? — Аверин открыл ящик стола на кухне, наполненного шприцами, в одном из них еще осталось такое же коричневое вещество.

— Эх вы, — покачал головой Савельев, разглядывая разлегшихся на полу людей. — Исколовшиеся, искурившиеся анаши. И нравится вам так жить, гадости всем делать?.. Какие-то животные.

— Это вы, менты, животные, — подал голос Гоги. — Мы вас не трогаем.

— А мы вас трогаем, — один из оперов пнул Гоги башмаком по ребрам. — Вам тут нечего делать, шакалы. Нам своих бандитов хватает. А вы уж у себя дома кровь из своих земляков пейте.

Грузин что-то пробурчал на своем языке.

— Принимайте, к вам гость, — послышалось из рации. — На «Форде» подкатил.

Двери лифта открылись. Из него вышел крепкий, в годах кавказец в кожанке, больше походивший на жителя Азербайджана. Его схватили за руки. У него сработала реакция, он сумел вырвать одну руку, потянулся под мышку, получил коленом в живот и скорчился на полу.

— Нет ствола, — сказал опер, решивший, что азербайджанец тянулся за оружием.

На лице вора играла улыбка.

Аверин понял, почему. Когда ощупал его, почувствовал, что карман влажный. Понюхал палец.

— Вот собака. Он ампулу с наркотиком раздавил.

— Вот дьявол, — сказал оперативник.

— Крепче надо было держать…

Прибывший усмехнулся. И получил по физиономии от нервного опера.

— А вам не говорили, что бить задержанных некрасиво, — встряхнув головой, произнес азербайджанец.

— Говорили, — сказал Аверин и кивнул оперативнику. — Оставь его.

Обыск закончился. Всех отвезли в отделение милиции. Уже стемнело. Аверин отправился к дежурному следователю договариваться о задержании.

— А почему задерживать? — пожал плечами следователь. — Ну и что — немного анаши нашли и пистолет на полу.

— Это вор в законе Кэтмо, сынок, — произнес зло Аверин. разглядывая тощего очкастого следака.

— У него в паспорте записано, что он вор в законе? — осведомился следователь.

— Ну так отпусти. И загубишь раскрытие по делу на министерском контроле. Давай.

— Да ладно, — пожал плечами следователь. — Посмотрим, что можно сделать.

Предварительные допросы, оформление бумаг — все было закончено глубокой ночью. Аверин писал за столом протокол, напротив него сидел телохранитель Кэтмо Гоги.

— Гоги, знаешь, зачем мы пришли к Кэтмо?

— Мне неинтересно.

— За тобой… Светит тебе обвинение в убийстве.

— Я не убийца.

— А кто?

— Беженец. Мой дом находился в Сухуми. Он сгорел. Абхазы, поддерживаемые вами, жгли наши дома… Зачем вы пришли на нашу землю?

— Это не политический диспут. Тебе будет предъявлено обвинение в убийстве.

— В каком убийстве?

— А ты подумай. В каком из многочисленных дел ты засыпался… Тебе колоться надо…

Двое суток Аверин работал с Берадзе. Наконец у вора началась ломка. Он прочно сидел на игле. В грузинских группах к этому относятся снисходительно, тогда как славяне знают — с наркоманами связываться нельзя. Наркоман тебя заложит, продаст. Ему нужна доза. Так случилось и с Берадзе. И он раскололся в совершении убийства за эту самую дозу.

— Все равно не посадишь, — прохрипел он, загоняя шприц в вену.

— Почему?

— Потому что вор в вашей стране ценится куда больше мента с его провокациями…

Видеоаппаратура, которую изъяли в квартире, проходила в банке данных в списке похищенных вещей. Ясно, притащили с кражи. Происхождение восьми тысяч долларов Кэтмо не собирался объяснять, а по поводу видика заявил, что купил на барахолке.

На третьи сутки Кэтмо и его подельники, за исключением Гоги, были выпущены под подписку о невыезде. Бежать из Москвы Кэтмо не собирался. Он тоже не верил в силу российского правосудия. За ним охотился уголовный розыск. За ним охотилась контрразведка, которая знала, что такое «Белые орлы» и что они творили в Абхазии. А Кэтмо плевал на всех и продолжал жить в столице России.

Благостные объятия морфея. Уютно и тепло, интересно и спокойно в них. Аверина никогда не мучали кошмары. Ему снились красивые цветные сны, от которых оставалось ощущение прикосновения к волшебному миру. Ему часто не хотелось спускаться оттуда на грешную землю. И уж совсем он не терпел, когда из объятий морфея вырывают посредине ночи.

Телефон надрывался. Он звонил и звонил. Аверин с трудом разлепил веки, пошарил рукой и нащупал трубку. Приподнял ее и случайно уронил на рычаг.

— Черт, — он встряхнул головой, скосил глаз на часы. Светились цифры — два ноль-ноль.

Тот, кто звонил, не счел за труд перезвонить. И неудивительно — ему по должности положено быть настырным и поднимать людей посредине ночи.

— Аверин? Чего трубку бросаешь? — послышался голос постоянного дежурного по Главку старшего опера майора Василенко.

— Тебе чего, с умным человеком захотелось поговорить?

— Собирайся. Тебя ждут на Полянке в бывшем здании УВД. Знаешь, где это?

— Знаю. А что стряслось?

— Пол-отдела вашего поднял. Крутого человека завалили. Будете искать.

— Кого?

— Вся информация на месте.

— Чтоб вам всем пусто было…

Аверин оделся, ополоснул лицо холодной водой и вышел во двор, где царили холод и пустота. В безлунную московскую ночь все становится странным, приобретает загадочные очертания. Ночью город выходит из-под власти людей.

Мотор «жигуленка» почихал, но наконец разогрелся. Аверин посидел, прикрыв глаза, на миг опять задремал, очнулся уже окончательно и вырулил со двора.

То, что он застал в здании УВД на Полянке, поразило его до глубины души. Никогда он не видел такого количества руководящих работников правоохранительных органов вместе, если не считать заседаний в Кремле. Тут и начальник Главного управления уголовного розыска, и заместитель Генерального прокурора, и начальник ГУВД Москвы, масса чиновников помельче, среди которых начальник четвертого отдела ГУУРа, начальник отделения Ремизов, половина четвертого отдела, куда входил и Аверин.

Аверин нашел Ремизова в тесном кабинете.

— Прибыл, — отрапортовал он.

— Молодец.

— Что, Ельцина застрелили?

— Нет. Застрелили Отари Квадраташвили.

Аверин издал нервный смешок.

Объект стоял в неудобной позе. Первым выстрелом киллер развернул тело, а два других послал точно в цель. Три выстрела за полторы секунды. Работал профессионал экстра-класса. Таких снайперов — считанные единицы. А этот не просто умел нажимать на спусковой крючок и попадать в цель. Он умел работать с живыми мишенями.

Эти три выстрела, прозвучавшие у Краснопресненских бань, потрясли весь преступный мир. Был убит один из главных его столпов — благодетель, меценат, телезвезда, председатель фонда социальной защиты спортсменов имени Яшина, заслуженный тренер РСФСР Отари Квадраташвили.

Но не меньше они встревожили властную верхушку. Такого ажиотажа Аверин еще не видел. Ни одно убийство не вызывало такой реакции. Штаб по раскрытию возглавил начальник ГУВД Москвы. Каждый день составлялся отчет о проделанной работе, раз в неделю проходило заседание штаба — его вел Панкратьев и обычно присутствовали начальник ГУУРа, заместитель Генерального прокурора и прочие шишки. И раз в неделю отсылался подробнейший отчет в администрацию президента. Дело находилось на их контроле, и лично глава администрации мылил всем холку, требуя принять все меры.

• Предыдущая
• 60/79
• Следующая