Зло - Хруцкий Эдуард Анатольевич - Страница 47

• Предыдущая
• 47/90
• Следующая

О том, что Федор пришел к Черкасу, Ястреб узнал от Гиви. Он сразу же понял, для чего циркач требует собрать правило. Надоели ему эти блатняки. С их дурацкими законами и понятиями. Ястреб давно уже отошел от этого мира, и их разборки казались ему смешными и нелепыми.

Действительно, зачем врываться в квартиру, вязать хозяев, а потом по дешевке отдавать барыгам-перекупщикам добро, нажитое риском? Куда проще прийти домой к цеховику и выбить из него долг. Просто, и безопасно, и бабки приличные. Нравилась Ястребу такая жизнь, очень нравилась. Тем более что солидные деньги вложил он в цеховое дело и получал ежемесячно хороший навар. Риск, конечно, был, ОБХСС мог в любое время прихватить. Но Ястреб не фигурировал ни в каких бухгалтерских документах, да и кому понадобится привлекать к ответственности бригадира грузчиков?

Когда Ястреб проворачивал дело с ларцом Абалова, он впервые ощутил пьянящее чувство власти над людьми. И хотя не он достал бумажку о том, что Жорик сдавал в уголовку своих кентов, и другие сдернули Махаона с зоны, Ястреб все равно наслаждался возможностями, открывшимися перед ним. Он хорошо запомнил лицо Махаона, когда того крутили его ребята. Растерянное, удивленное, испуганное.

Но не дурак оказался Махаон, совсем не дурак. Соскочил. Или залег, или деревянный бушлат надел. Наверно, ушел из жизни блатарь, иначе за столько лет нарисовался бы где-нибудь. Ни один сейф за это время не был взят махаоновскими методами.

Но на душе у Ястреба все-таки было неспокойно.

Ходил слушок по Москве, что Леня бровастый на ладан дышит. Завалится — и в момент разгонят всю бражку, которая вокруг него трется. Сашкин пахан Матвей Кузьмич первым его сдаст. Хорошо, если на зону кинут, там еще пожить можно, а вдруг он захочет избавиться от свидетелей? Сначала Сашку, потом его замотают в брезент и отправят в мутные воды Москвы-реки.

От мыслей этих портилось у Ястреба настроение. Да и сердце стало пошаливать. Он глотал лекарства, не пил, курил меньше, но ночью просыпался от странного ощущения падения в пропасть и тягучей боли под левой лопаткой.

Врач говорил ему:

— Никаких излишеств, никаких нервов.

Легко сказать. Ему нравилось пересчитывать деньги, спрятанные в тайнике; когда-то это занятие доставляло радость и успокаивало. Три дня назад он вынул бабки, и вдруг острое чувство страха охватило его. Он закурил, трясущимися руками спрятал деньги на место и долго сидел неподвижно, глядя в угол комнаты.

На следующий день Ястреб пошел в церковь, благо бабка-покойница окрестила его в свое время, отстоял службу. Голос священника, пение, чуть приторный запах горящих свечек внезапно принесли в его душу покой и порядок. Ястреб истово крестился, а уходя, купил нательный крестик и маленькую картонную иконку Божьей Матери.

Он не знал ни одной молитвы, но вот уже два дня просил Бога простить его за грешную жизнь. Просил, но ничего Богу не обещал, потому как боялся.

Страх, появившийся в нем, постепенно перешел в тоску. Его любовница Алена — да какая там любовница, считай жена — сказала ему:

— Ты, миленький, совсем себя извел. Вот и врач говорит, что нервы и сердце ни к черту. Пошли ты этого Шорина подальше, поедем отдыхать под Москву в санаторий, а то не дай Бог инфарктом кончится. Не мальчик уже. Хватит, пошмонался по тюрьмам. А теперь у нас все есть, и квартира, и машина, и деньги.

Ястреб боялся подходить к телефону, боялся услышать скачущий в трубке голос Шорина. Вот уже несколько дней тот ему не звонил. Видимо, ждал, когда Ястреб сам свяжется с ним.

Но ничего не поделаешь, нужно искать людей, которые пойдут трясти старушку. Он сам позвонил Шорину в машину.

— Да, — услышал Ястреб бодрый баритон шефа.

— Приболел я, лечусь потихоньку.

— Слушай, — отрывисто хохотнул Шорин, — чтобы в наше время лечиться, надо иметь железное здоровье. Что у тебя?

— Сердце. Врачи говорят, надо в больницу ложиться.

— Организуй дело, будут тебе лучшие врачи и лекарства швейцарские. Понял? Нашел людей?

— Нашел, — соврал Ястреб, — сколько им обещать?

— Не больше пятидесяти тысяч.

— Они аванс потребуют.

— Десятку. Понял?

— Чего не понять.

— Действуй, дружище, а за сердце не беспокойся. Вылечим. Такие люди, как ты, нашей стране нужны больше, чем министры. У меня все.

Ястреб только положил трубку, как зазвонил телефон. Видимо, еще не все ценные указания дал ему любимый шеф.

— Алло?

— Здравствуй, дорогой, — пропел в трубке голос с кавказским акцентом.

— Это ты, Гиви? — обрадовался Ястреб.

— Я, дорогой, я. Приехал в Москву, умные люди говорят, позвони нашему другу, у него всегда работа для тебя найдется. Правильно говорят, дорогой?

— Правильно. Ты где?

— Стою у «Арагви».

— Иди заказывай, я сейчас приеду.

Вот это повезло. Приехал Гиви Резаный, знаменитый кутаисский налетчик. Его звали везунчиком, за двадцать лет он ни разу не переступил порог милиции. Гиви ходил на дело только по четкой наводке. Старался брать квартиры цеховиков, которые не побегут жаловаться в милицию. Промысел этот сначала был весьма прибыльным, но потом стал довольно опасным. Теневые деляги нанимали для защиты таких же, как Гиви, отмороженных бандюг.

После последнего налета Гиви прямо в ресторане «Иверия» прихватили накачанные ребятишки, отвезли домой, избили и отобрали золото, камушки и деньги. Забрали все, предупредив, что если он еще раз сунется по определенным адресам, то ему не жить.

Чтобы поправить дела, Гиви поехал в Батуми, у него была наводка на директора Мебельторга. Остановился он у давнего приятеля в Махинджаури, начал готовить налет. Ночью в дом постучали. Приехал батумский вор в законе, прошел в комнату Гиви и сказал:

— Уезжай, дорогой. Тебе здесь нечего делать.

— Почему? Почему?

— Все коммерческие люди в городе платят мне процент с теневого оборота, а я за это не даю их в обиду.

— Но ты же вор. Ты в законе.

— А я не нарушаю закон. Я беспредела не хочу. Поэтому, Гиви, если хочешь отдыхать, ради бога, все для тебя сделаю. А если что залепишь, найду и на ножи поставлю. Поезжай в Москву, в Ленинград, в Одессу, бомби там. Я тебе слова не скажу, а здесь мне порядок нужен.

— Ты прямо как мент стал.

— Другие времена наступили, теперь авторитетный человек может спокойно жить, иметь свои лаве и уважением пользоваться.

Гиви взял у родичей тысячу рублей и подался в Москву. Столица — город сладкий, здесь всего навалом. А главное, вор себя свободно чувствует.

Ястреб нашел Гиви в правом зале за угловым столиком. Они обнялись, похлопывая друг друга по спине. Ястреб сразу увидел мятый костюм, несвежую летнюю рубашку на трех пуговицах и понял, что дела у Резаного не шоколадные.

Сели, разговор ожидался серьезный, поэтому на столе спиртного не было.

— Дела не очень, Гиви? — с ходу спросил Ястреб.

— Нет дел, дорогой. В Грузии невозможно работать стало.

— Что, цеховики перевелись?

— Да что ты, еще больше стало, но их такие бандиты охраняют, что солидному человеку с ними делать нечего. Ястреб, ты мне всегда кентом был. Ты московский расклад знаешь, дай дело хорошее, не обижу.

Ястреб обсосал куриную косточку из сациви, вытер рот салфеткой и сказал задумчиво:

— Дело-то есть. Только не знаю, сможешь ли ты его поставить?

— Падло буду, Ястреб! Мамой клянусь, любое дело поставлю, дай только подвод.

— Подвод будет, Гиви. Все будет, даже ключи от квартиры. Тебе туда надо будет прийти, забрать камни и рыжавье и передать все это мне.

— А что я буду иметь? — прищурился Гиви.

— Сорок кусков наличняком.

Гиви задумался.

По утреннему времени в ресторане было прохладно и пусто. У стены переговаривались о чем-то официанты, за столиком в середине зала изнывали с похмелья в ожидании спиртного трое хорошо одетых молодых мужиков.

Гиви смотрел на страдальцев, на фрагменты из «Витязя в тигровой шкуре», которыми были расписаны стены, на официантов, застывших в стремительной готовности.

• Предыдущая
• 47/90
• Следующая