«Шерхан» против электрического ската - Рябинин Борис Борисович - Страница 13

• Предыдущая
• 13/27
• Следующая

Дело шло к вечеру, когда Юлия Тарасовна, намереваясь вернуться домой к моменту прихода мужа с работы, не спеша, с чувством одевалась, сидя на краю широкой тахты, игравшей, как было отмечено, далеко не последнюю роль в ее грандиозном и хитроумном плане.

– Не хотела тебя, Женечка, огорчать, но придется, – грустно произнесла Юлия Тарасовна, аккуратно натягивая колготки.

Семко, собиравшийся уйти позже и с интересом наблюдавший за процедурой одевания лежа на тахте, от удивления поднял брови:

– Что случилось?

– А то, что скорее всего это наша последняя встреча, – еще более грустно пояснила она.

– Но почему?! – Его удивление было безграничным.

– Ты забываешь, что у меня есть муж.

– Но до сих пор, как мне кажется, это ничему не мешало.

– Да, страсть ослепила меня, – взволнованно произнесла Юлия Тарасовна фразу из какой-то сыгранной в годы студенческой юности пьесы, – но это не может продолжаться бесконечно.

Мысль о том, что я одновременно принадлежу двум мужчинам, глубоко ранит мою душу.

Разумеется, Юлии Тарасовне приходилось принадлежать и гораздо большему количеству мужчин, причем тоже одновременно, и душу ей это ничуть не ранило. Впрочем, правду о своем прошлом она от Семко благоразумно скрыла, а Александру Алексеевичу распространяться об этом перед своим секретарем и подавно не было абсолютно никаких оснований. Поэтому неудивительно, что огорченный любовник принял ее терзания за чистую монету.

– Так разведись с ним, – решительно предложил он.

– А как, где и на что мы будем жить? – грустно, но вместе с тем твердо поинтересовалась она.

Евгений Семко был пусть и влюбленным, но все-таки реалистом. Поэтому сакраментальный вопрос возлюбленной поверг его в еще более глубокое уныние. Сам он жил с родителями и незамужней старшей сестрой в двухкомнатной «хрущевке», а зарплата секретаря, хотя и вполне приличная, никак не позволяла даже и надеяться на скорое приобретение жилья, достойного такой роскошной женщины, как его любовница. Кроме того, возникали серьезные сомнения в том, что его теперешний босс будет вообще платить ему зарплату после того, как узнает, кому он, собственно, обязан несчастьем расставания с горячо любимой женой.

– Я убью его! – гневно воскликнул отвергнутый исключительно, как он полагал, по материальным соображениям любовник, живо вообразив свои мытарства после увольнения со службы без всякого выходного пособия.

– Интересно, каким же образом? – полюбопытствовала Юлия Тарасовна, прохаживаясь в одном белье по мягкому ковру спальни. – Вызовешь его на дуэль?

Она специально не торопилась полностью одеться, чтобы и без того ополоумевший от горя любовник имел дополнительную возможность осознать, какого сокровища он в данный момент безвозвратно лишается.

И он осознал.

– Я задушу его своими руками! – закричал он, вскакивая с тахты и гневно потрясая сжатыми кулаками.

– Смотри, как бы он тебя самого не придушил, – заметила Юлия Тарасовна, скептически оглядывая его далеко не атлетическую фигуру. – Да и что, собственно, это изменит?

– Как что? Тебе не придется больше с ним спать! Он исчезнет из нашей жизни!

– Да, – согласилась она, – но вместе с ним исчезнет из нашей жизни твоя зарплата и моя квартира. Ведь я не единственная его наследница. Есть еще дети от первого брака. Конечно, мне кое-что достанется, но это – крохи. Где и на что мы будем жить? Хотя скорее всего тебя этот вопрос волновать уже не будет. Государство возьмет на себя заботы о твоем жилье и пропитании на ближайшие лет десять-пятнадцать.

– Тогда я убью себя! – чуть не плача воскликнул он.

– Ну-ну, без глупостей, – не на шутку испугалась Юлия Тарасовна.

Не для того она потратила кучу времени и денег, чтобы лишиться столь важного соучастника таким бездарным образом и, главное, в самый неподходящий момент. Стало ясно, что она немного перегнула палку. Справедливости ради следовало отметить, что палка оказалась довольно хилой. Тем не менее следовало исправлять положение. Заливаясь слезами, она бросилась к нему на грудь:

– Любимый! Если ты умрешь, я тоже не буду жить!

– Ах, дорогая! – всхлипнул незадачливый секретарь.

– Мой единственный! – сильно искажая реальность, вторила ему Юлия Тарасовна.

Дальнейшее описание этой душераздирающей сцены невозможно без наличия таланта шекспировского уровня. На худой конец – уровня автора сценария какого-нибудь мексиканского киносериала типа «Просто Мария». Отсутствие такового таланта лишь позволяет скупо констатировать, что в конце концов любовники сошлись на том, что с самоубийством можно подождать. Тем временем Юлия Тарасовна придумает, как безболезненно и с максимальным финансовым эффектом устранить ненавистного мужа. А уж потом предполагалось зажить припеваючи во взаимной любви, согласии и материальном благополучии. То есть пришли к тому, что и требовалось Юлии Тарасовне для реализации своего, несколько отличного от изложенного, плана.

Кроме этого, к огорчению Семко, в целях конспирации было решено от интимных встреч временно, до наступления описанных выше счастливых перемен, воздержаться. Как справедливо полагала многоопытная Юлия Тарасовна, это обстоятельство позволит поддержать в ее любовнике и сообщнике высокий боевой дух и с каждым днем усиливающееся чувство неприязни к своему начальнику и сопернику.

Выйдя из райотдела милиции, сыщики немедленно поехали на вокзал. Открыв названную Кобловым ячейку автоматической камеры хранения, они убедились, что «дипломат» – точная копия полученного накануне Крыловым у вдовы – стоит там в целости и сохранности. Не трогая его, Житков, бросив в щель заранее заготовленный жетон, опять захлопнул дверку.

Около часу дня сыщики подъехали к подъезду дома, где был установлен телефонный аппарат с указанным в газетном объявлении номером.

– Ты пока посиди в машине, а я пройду посмотрю, где эта квартира и что там вокруг делается, – сказал Житков, открывая дверцу.

– А почему бы нам не пойти вместе?

– Не хватало тебе столкнуться с вдовой нос к носу где-нибудь на лестнице. Тогда она тебе точно что-нибудь откусит. Или, на худой конец, отстрелит.

– Это почему?

– А потому, что она поверила тебе. Поверила, что ты болван и простофиля. А тут вдруг выяснится, что ты обманул и оскорбил ее в самых лучших чувствах, выследив ее тайное убежище.

Вдова дама крутая. Еще, чего доброго, и мне на орехи достанется. Ты уж посиди здесь, не губи, будь другом.

– Ладно, – буркнул Крылов, – иди, я газету пока почитаю.

– Вот это правильно, – одобрил Житков, – только мой тебе совет – держи газетку повыше, а то как бы она тебя и в машине не заприметила.

Вернулся он через шесть-семь минут.

– Ну что? – спросил Крылов.

– Ничего особенного. Третий этаж, двухкомнатная квартира, окна выходят во двор. Будем ждать. Встанем только где-нибудь в сторонке, подальше от подъезда. Обидно было бы действительно вспугнуть вдову, когда все дело уже, можно сказать, на мази.

Крылов, ничего не ответив, сплюнул три раза через левое плечо.

Зеленый «Фольксваген» Юлии Тарасовны появился без пяти минут два.

– Она? – спросил Житков напарника, почти не сомневаясь в ответе, когда водительская дверца открылась и из машины вышла женщина.

Расстояние было слишком велико, чтобы можно было в должной мере оценить красоту ее лица. Однако короткий светлый плащ, перетянутый на тонкой талии широким поясом, позволял убедится, что фигура и ноги были безупречны.

– Она, голубушка.

– Действительно хороша. Меньше ста долларов дать – у порядочного человека просто рука не поднимется.

– Ты меня, что ли, имеешь в виду?

– Нет, я абстрактно говорю. А ты вообще жлоб и халявщик. Даже мне спасибо не сказал за такое приятное задание – поближе познакомиться с вдовой.

– Спасибо.

– Пожалуйста. Вот теперь пора ехать к следователю Черных. Чует мое сердце – скоро придется поздравлять его с повышением в должности.

• Предыдущая
• 13/27
• Следующая