Рождение «Шерхана» - Рябинин Борис Борисович - Страница 7

• Предыдущая
• 7/27
• Следующая

На бортах крупными белыми буквами было выведено ее название – «Елена».

Еленой звали вторую жену Крылова, и после развода он не счел нужным переименовывать яхту, руководствуясь тем соображением, что до первого развода яхта носила имя первой жены, «Ольга», и переименование никому не принесло счастья.

Третья жена одобрила это решение.

Ее собственное имя по паспорту было Аграфена; она была красавицей из старообрядческой семьи. При знакомстве Аграфена представлялась как Алла, а муж звал ее просто – кержачка.

Чувство юмора у Аграфены отсутствовало совершенно. В кино она смеялась только тогда, когда кто-нибудь падал, поскользнувшись на банановой кожуре, либо получал тортом по физиономии. Поэтому комедий она не любила.

Яхту она не любила тоже.

Собственно, она только один раз поднималась на ее борт. Да и то неудачно. Один из многочисленных приятелей Крылова, остряк-самоучка, осведомленный, как и прочие, о всех перипетиях его семейной жизни (справедливости ради надо отметить, что он не знал о присутствии жены капитана на борту судна), проплывая на ялике мимо стоявшей на швартовах яхты, прокричал в мегафон на всю многолюдную бухту:

– Эй! На «Аграфене»! Закурить не найдется?!

Шутка удалась; смеху было много.

Больше всех веселился сам Крылов, и это было понятно, потому что пикантность ситуации заключалась еще и в том, что в момент окрика он, запершись в каюте, занимался любовью с женой. Впоследствии она не переставала удивляться поразительной осведомленности парусной братии о мельчайших деталях интимного, казалось бы, поведения друг друга.

Растравив паруса, капитан и владелец судна с ловкостью и даже грациозностью, неожиданной для такого крупного мужчины, перепрыгнул через носовое ограждение прямо на песок и громогласно заявил:

– А вот и я!

– С Бесиком Кварая ситуация складывается следующим образом, – начал свое сообщение областной прокурор, после того как остальные участники совещания разошлись и они втроем с Житковым и полковником Бойко расположились в кабинете последнего, – формально он у нас заключен под стражу на срок до тридцати суток на основании Указа Президента о борьбе с организованной преступностью. И срок этот на исходе. По его истечению мы должны: либо, первое, извинившись, выпустить его на свободу; либо, второе, возбудив уголовное дело, предъявить ему конкретное обвинение; либо, третье, переправить его куда-нибудь с глаз долой.

Выпускать его, сами понимаете, рука не поднимется. Предъявить ему обвинение мы не можем, он у нас в области вообще проездом и дел за ним здесь никаких не числится. Остается вариант с отправкой. Этот вариант мы и планировали как основной. Кварая числится в бегах и объявлен в розыск. Но дело осложняется наличием у него диппаспорта и целым рядом юридических нестыковок, связанных с общей неурегулированностью правовых отношений между Россией и Грузией.

– Что же, мы теперь из-за каких-то крючкотворов должны Беса на свободу выпускать? – изумленно спросил Житков. – Да над нами куры будут смеяться!

– Подожди, Паша, не кипятись, – миролюбиво вмешался полковник Бойко, – дай договорить человеку.

– Мы, как только арестовали Беса, сразу направили запрос в Генпрокуратуру, – продолжал прокурор, не обращая внимания на Житкова. – Официального ответа пока не получили, но по неофициальным каналам мы поставлены в известность, что наша Генпрокуратура связалась с Генпрокуратурой республики Грузия и с нашим МИДом.

– Ну, и что они ответили? – не утерпел Житков.

– МИД ответил так, что ничего нельзя понять. С одной стороны.., с другой стороны.., они это умеют, их специально учат. Знаете, как в детской игре: «да» и «нет» не говорите, черно с белым не берите… Короче говоря, делайте что хотите, но чтобы все было шито-крыто.

– Ну и черт с ними. А что из Грузии? – поинтересовался Бойко.

– Там все сложно. Как нам стало известно, они уже отправили письмо с требованием выдать Кварая грузинским властям.

– Да ведь это все равно что выпустить его на свободу!

Возмущению Житкова, казалось, не было предела.

– Боюсь, что вы правы, – невозмутимо подтвердил прокурор. – У Беса есть очень влиятельные покровители. В тамошней прокуратуре их сильно побаиваются, хотя в общем-то рады, что избавились от этого мерзавца. На нем в грузинской организованной преступности многое держится. Выдерни мы этот кирпичик, и значительная ее часть посыплется, если, конечно, их прокуратура зевать не будет. И тем не менее единственное, что им удалось сделать, имея дело с не искушенными в юридических тонкостях покровителями Кварая, это не направлять по дипломатическим каналам протест с требованием о его немедленном освобождении, а послать то самое письмо с требованием о его выдаче грузинской Генпрокуратуре.

– Да я опять-таки не вижу разницы! – с возмущением заявил Бойко.

– Постойте, постойте, кажется, я начинаю догадываться, куда ветер дует, – заинтересовался Житков.

– Разница в том, – продолжал прокурор, игнорируя догадки Житкова, – что, требуя выдачи Кварая, грузинские власти де-юре и де-факто признают правомерность его ареста и содержания под стражей, невзирая на наличие у него дипломатического паспорта. Так же как и то, разумеется, что до момента выдачи мы вправе обращаться с ним как с обычным арестантом.

– И если, например, он надумает… – задумчиво начал Бойко, но был прерван прокурором.

– Вот именно. Я вас, обратите внимание, ни к чему не призываю. И надеюсь, что все здесь сказанное…

– И не сказанное, – в свою очередь ехидно перебил Житков прокурора.

– Вот именно, – с готовностью подтвердил прокурор, – и особенно не сказанное, останется между нами. Откровенно говоря, я думаю, что практически это ничего нам не даст. Если, конечно, у Беса на плечах голова, а не кочан капусты. Но я счел своим долгом поставить вас в известность. И если шанс появится – вдруг у Беса нервы не выдержат, СИЗО – это все-таки не санаторий, я надеюсь, вы сумеете этим шансом воспользоваться.

Прокурор замолчал.

Молчали и оба полковника, избегая при этом смотреть в глаза друг другу.

Наконец тягостную тишину нарушил Житков. Глядя в полированную поверхность стола, он негромко, но твердо произнес:

– Извините, Степан Андреевич. Бес, конечно, большая сволочь, но я возглавляю уголовный розыск, а не команду по приведению приговоров в исполнение.

– Я же вам сразу сказал, – живо откликнулся прокурор, – что я вас ни к чему не призываю!

– Подожди, Павел, не обостряй, – вмешался Бойко. – Никто от тебя ничего такого и не требует. Но могут же возникнуть определенные обстоятельства.

– При определенных, как вы говорите, обстоятельствах ни у меня, ни у моих людей рука не дрогнет, вы это знаете. И Бес будет не первый и, надеюсь, не последний, кто в этом убедится на собственной шкуре. Но я не собираюсь эти обстоятельства создавать искусственно.

– Ну, Павел Иванович, – вмешался прокурор, – тут нам придется положиться на Беса. Он сам мастер создавать такие ситуации. Его и провоцировать не надо. Вы ведь этого хотите избежать?

Ответить Житков не успел – раздался щелчок внутреннего переговорного устройства и в кабинете послышался голос секретаря:

– Товарищ полковник, Степана Андреевича срочно разыскивает его заместитель.

– Соедини! – приказал Бойко.

Прокурор подошел к его столу и взял телефонную трубку.

– Слушаю.

После минутного молчания коротко бросил:

– Везите ко мне в кабинет. Я буду через пятнадцать минут.

Он положил трубку, повернулся к собеседникам и с усмешкой произнес:

– Только черта помяни, а уж он тут как тут.

Помолчав для эффекта полминуты под их вопросительными взглядами, он наконец добавил:

– Бесик Кварая желает сделать срочное заявление о готовящемся террористическом акте.

– Это что же за срочность такая, после трех-то недель сидения в СИЗО? – удивленно поинтересовался Житков.

• Предыдущая
• 7/27
• Следующая