Гастарбайтер - Багиров Эдуард Исмаилович - Страница 22
- Предыдущая
- 22/40
- Следующая
Города я, естественно, не знал совершенно и поэтому решил быть максимально осторожным и индифферентным. Остановив у обочины такси, я буркнул водиле «на Невский» с таким видом, будто на Невский с Московского вокзала езжу каждый день по три раза. Водила глянул на меня каким-то странным взором и обречённо кивнул головой. Наркоман, что ли? Зашуганный какой-то… Ну, да ладно, мне-то что.
Мы долго ехали по какой-то улице, здорово смахивающей на нашу Тверскую, только намного грязнее и неухоженней. По тротуарам туда-сюда сновали толпы народа, проезжая часть была забита машинами. Большой всё-таки город этот Питер, подумалось мне. Смотри-ка, какие-то неприлично грязные привокзальные трущобы, а настолько многолюдны! Что же тогда творится в центре города? И вдруг я увидел на одном из зданий указатель, благодаря которому тут же осознал, что от самого Московского вокзала я еду с этим жучарой бомбилой по самому что ни на есть Невскому проспекту! У меня в голове тут же пронеслись советские легенды о том, как во времена застоя лихие московские таксисты за сто рублей возили всяких узбеков с Казанского вокзала на Ленинградский. Через Сокольники и Измайлово. В голове начало вскипать раздражение. Всего полчаса, как я нахожусь в этом городишке, а обманывают уже во второй раз! Ничего себе, провинция!
– Ну-ка, – говорю, – дядя, давай быстро разворачивайся, и едем обратно! – Водила так же обалдело, молча развернулся и повёз меня обратно до вокзала. Я всучил ему какие-то мелкие купюры и пошёл пешком назад. Ну, откуда я мог знать, что Московский вокзал находится в аккурат на пересечении Лиговского и Невского проспектов?
О том, что Питер – мрачный и сырой город с атмосферой кладбища, я догадывался и раньше. Выстроенный на голом болоте, на останках десятков тысяч погибших при его постройке каторжников, он и не может нести никакой иной атмосферы. Кажется, питерцы и сами получают какое-то необъяснимое, мазохистское удовольствие от этой запредельной, надуманной ими самими экзистенциальности. Иначе чем объяснить, что даже и посейчас со стен некоторых домов не стёрты указатели, ведущие к бомбоубежищам? Иногда мерещится, что из какой-нибудь вонючей и мрачной подворотни, коих там великое множество, вынырнет сейчас высохшая, согбенная бабушка, безмолвно и торжественно везущая на саночках трупик своего погибшего от голода внучонка. Но я всё-таки надеялся, что рано или поздно получу ожидаемые эмоции хотя бы от торжественной ауры этой когда-то восхитительной архитектуры, напрямую связанной в моём подсознании едва ли не с самыми значимыми событиями великой российской истории.
Я шёл по Невскому и честно пытался благоговеть, но получалось плохо. При этом старался держаться поближе к бордюрам, чтобы на голову мне случайно не свалился один из огромных пластов штукатурки, во множестве угрожающе свисавших над тротуарами чуть ли не с каждого здания. Или, чего уж там мелочиться, целый балкон. До трёхсотлетия Питера оставалось ещё много времени, и фасады домов даже не мыли, потому выглядел город удручающе. Я подумал, что случись такое безобразие в Москве, наш Лужков собственноручно оторвал бы головы всем московским коммунальщикам. А в Питере… Когда я дошёл до Зимнего дворца, моё настроение испортилось безвозвратно. По безлюдной Дворцовой площади гулял мерзкий, пробирающий до костей ветер. Зимний стоял, монументально, по самую маковку, заросший вековой грязью, а на углу его красовалось какое-то аляповатое граффити. Я вспомнил наш нарядный Кремль, и стало тошно. В Эрмитаж сразу расхотелось – стало страшно, а вдруг и там разочаруюсь. Очевидно, что питерцы вполне способны загадить даже и Эрмитаж. Я развернулся и побрёл прочь.
Проехав для разнообразия одну остановку в каких-то темноватых и мрачных катакомбах, которые в Питере по недоразумению называются «метро», я набрёл на какое-то интернет-кафе, где и просидел до вечера. Уезжать в этот же день из Питера не хотелось – ведь должен же всё-таки найтись в этом городе хоть какой-то позитивный момент? Найдя на сайте питерских развлечений адрес первого попавшегося ночного клуба, я решил отправиться туда и посмотреть на питерскую ночную жизнь. Клубом, в который меня занесло, оказался «Грибоедов», одно из старейших заведений города. Находится он в каком-то глухом переулке, асфальт в котором вскрыт безобразными пластами наружу, будто его взорвали изнутри. Атмосфера в заведении напоминала окраинные местечковые забегаловки Москвы. Пёстрый контингент, смиксованный из весьма подозрительной публики, от полумажоров до откровенных гопников, выкрашенные подъездной краской стены, чилаут в виде топчана, покрытого вонючей, пыльной кошмой… В общем, разруха. Но музыка, на удивление, играла отличнейшая. Впоследствии я убедился, что музыкой, ди-джеями, да и вообще клубным движением Питер сильно отличается от Москвы – в этом плане он на голову выше. Но это несущественные детали, легко объясняемые некоторыми провинциальными нюансами – просто цены на алкоголь в большинстве питерских клубов ниже, чем даже в московских привокзальных забегаловках. Не говоря уж о наркотиках, которые продаются там на каждом углу чуть ли не по цене варёной колбасы.
Я выпил первый коньяк, огляделся по сторонам и вдруг встретился взглядом с такой красавицей, что на мгновение перехватило дух. Ростом с меня – а я совсем не коротышка, – прямые, рыжие, до красноватого оттенка волосы, сияющим водопадом ниспадающие на спину; чистейшая кожа лица, будто подсвечивающаяся изнутри; поразительно красивая и обаятельная улыбка, и в довершение картины – великолепная фигура и потрясающая грудь, отчётливо просматривавшаяся сквозь полупрозрачную маечку. Вылитая Кристи Терлингтон, только красивее. Бокал с коньяком застыл у меня на полпути ко рту, и я глупо улыбнулся. Фея улыбнулась мне в ответ и призывно взмахнула длиннющими пушистыми ресницами.
Чёрт возьми, подумал я. В Москве, чтобы познакомиться с такой роскошью, нужно иметь на даче пару нефтяных вышек как минимум или быть каким-нибудь актёром Меньшиковым. А здесь… Я подошёл, познакомился. Звали её Дашей, и работала она моделью, чему я совершенно не удивился. Через пятнадцать минут мы уже вешали друг другу на уши увлекательную лапшу о культуре и искусстве. Под грохот музыки и коньячок за какой-нибудь час мы с Дашей обсудили ди-джея Ромео, интеграцию Гессен-Дармштадтской династии в российские реалии, Анастасию Волочкову, беспредельщика Миниха, открытие второго московского бутика Davidoff, блестящий музыкальный эксперимент 1975-го года Оскара Питерсона и Кларка Терри, как правильно есть омаров, кто такой Ведекинд, и многое, многое другое. В тот момент я чуть было не убедился, что культурной столицей Питер слывёт всё же не на ровном месте, потому что нескольким знакомым мне московским моделям интеллектуальным уровнем до модели питерской оказалось далеко, как до Луны.
Но потом всё встало на свои места. Под утро мы покинули «Грибоедов» и отправились к Дашке в гости. Был рассвет, и я имел возможность ещё раз полюбоваться полусгнившими петербуржскими трущобами. В такси из динамиков дурным голосом вопил какую-то ересь кумир всех лоботомированных менеджеров среднего звена – Шнур, а в Дашкином подъезде стоял застарелый, очень острый, аммиаком разъедающий носоглотку запах мочи. Я разочарованно вздохнул. Никакая, блин, это не «культурная столица»… Питерцам невдомёк, что в культурной столице не должно гадить на памятники архитектуры, равно как и в собственных подъездах, которые они потешно называют «парадными». Да и где они, питерцы-то? Коренные почти все кончились в блокаду, а понаехавшая после войны гопническо-индустриальная шушера породой уж точно похвастать не могла. И им не объяснишь, что эти тёмные, загаженные дыры не могут быть «парадными» априори, потому что для этого их следовало хотя бы отремонтировать. Хоть раз, со времён Великой Октябрьской революции. Но ведь вечером эти пресловутые питерцы снова соберутся в своих «парадных», дабы распить на троих какого-нибудь мерзкого пойла. При этом они будут степенно, в тонких нюансах, со знанием дела разоблачать недоработки в организации последнего фотобиеннале и понимающе, иронически улыбаться при упоминании толстых и кривых ног мариинской примы. А потом, разбив бутылки из-под пойла и дружно нагадив на лестничной клетке, с ощущением удавшегося дня разойдутся по домам.
- Предыдущая
- 22/40
- Следующая
