Журавль в руках - Булычев Кир - Страница 4

• Предыдущая
• 4/18
• Следующая

— Сначала попрошу меня обслужить, — вмешался мужчина в фуражке.

— Обслужите его, — согласился я. — У меня обеденный перерыв только начинается.

Когда мужчина ушел, женщина взяла у меня яблоки, положила их на прилавок и принялась сворачивать газетный кулек.

— А яблоки тоже особенные? — спросил я.

— Почему же особенные?

— Яйца оказались не куриными.

— Да что вы… если вам не понравилось, я деньги верну.

Она потянулась за кожаным кошельком.

— Я не обижаюсь. Просто интересно, что за птица…

— Вы покупаете? — спросили сзади. — Или так стоите?

Я отошел. Яблоки кончились. Я встал в тени, достал из кулька одно из яблок, вытер его носовым платком и откусил. Женщине видны были мои действия, и, когда я вертел яблоко в руке, разглядывая, я встретил ее взгляд. Я тут же улыбнулся, стараясь убедить ее улыбкой в своей полной безопасности, она улыбнулась в ответ, но улыбка получилась робкой, жалкой, и я понял, что лучше уйти, пожалеть ее. Но уйти я не смог. И дело было не только в любопытстве: я боялся, что не увижу ее снова.

Женщина не торопилась, движения ее потеряли сноровку и стали замедленными и неловкими, словно она оттягивала тот момент, когда отойдет последний покупатель и вернусь я.

Яблоко было сочным и сладким. Такие у нас не растут, а если и появятся в саду какого-нибудь любителя-селекционера, то не раньше августа. Мне показалось, что яблоко пахнет ананасом. Я добрался до середины и вытащил из огрызка косточку. Косточка была одна. Длинная, острая, граненая. Никакое это не яблоко.

Я видел, как женщина высыпала из корзины последние яблоки, сложила деньги в кошелек, закрыла его. И тогда, сделав несколько шагов к ней, я произнес негромко:

— Луш.

Женщина вздрогнула, выронила кошелек на прилавок. Она хотела подобрать его, но рука не дотянулась, замерла в воздухе, словно женщина сжалась, замерла в ожидании удара, когда все, что было до этого, теряет всякий смысл перед физической болью.

— Простите, — сказал я, — простите. Я не хотел вас испугать…

— Меня зовут Мария Павловна. — Голос был сонный, глухой, слова заученные, как будто она давно ждала этого момента и в страхе перед его неминуемостью репетировала ответ. — Меня зовут Мария Павловна.

— Именно так. — Второй голос пришел сзади, тихий и злой. — Мария Павловна. И вас это не касается.

Небольшого роста пожилой человек с обветренным темным лицом, в выгоревшей потертой фуражке лесника отодвинул меня и накрыл ладонями пальцы Марии Павловны.

— Тише, Маша, тише. Люди глядят. — Он смотрел на меня с таким холодным бешенством в белесых глазах, что у меня мелькнуло: не будь вокруг людей, он мог бы и ударить.

— Извините, — смутился я. — Я не думал…

— Он пришел за мной? — спросила Маша, выпрямляясь, но не выпуская руки лесника.

— Ну что ты, что ты… Молодой человек обознался. Сейчас домой поедем.

— Я уйду, — сказал я.

— Иди.

Я не успел отойти далеко. Лесник догнал меня.

— Как ты ее назвал? — спросил он.

— Луш. Это случайно вышло.

— Случайно, говоришь?

— Приснилось.

Я говорил ему чистую правду, и я не знал своей вины перед этими людьми, по вина была, и она заставляла меня послушно отвечать на вопросы лесника.

— Имя приснилось?

— Я видел Марию Павловну раньше. Несколько дней назад.

— Где?

— Здесь, на рынке.

Лесник, разговаривая со мной, поглядывал в сторону прилавка, где женщина неловко связывала пустые корзины, складывала на весы гири, собирала бумагу.

— И что дальше?

— Я был здесь несколько дней назад. И купил десяток яиц.

— Сергей Иванович, — окликнула женщина, — весы сдать надо.

— Сейчас помогу.

Кто он ей? Он старше вдвое, если не втрое. Но не отец. Отца по имени-отчеству в этих краях не называют.

Лесник не хотел меня отпускать.

— Держи. — Он протянул мне чашку весов, уставленную кеглями гирь. Сам взял весы. Мария Павловна несла сзади пустые корзины. Она шла так, чтобы между нами был лесник.

— Маша, ты яйцами торговала? — спросил лесник.

Она не ответила.

— Я ж тебе не велел брать. Не велел, спрашиваю?

— Я бритву хотела купить. С пружинкой. Вам же нужно?

— Дура, — сказал лесник.

Мы остановились у конторы рынка.

— Заходи, — велел он мне.

— Я тоже, — сказала Маша.

— Подождешь. Ничего с тобой здесь не случится. Люди вокруг.

Но Маша пошла с нами и, пока мы сдавали весы и гири сонной дежурной, молча стояла у стены, оклеенной санитарными плакатами о вреде мух и бруцеллезе.

— Я вам деньги отдам, — сказала Маша леснику, когда мы вышли, и протянула кошелек.

— Оставь себе, — проворчал Сергей Иванович.

Мы остановились в тени за служебным павильоном. Лесник посмотрел на меня, приглашая продолжить рассказ.

— Яйца были необычными, — продолжал я. — Крупнее куриных и цвет другой… Потом я увидел сон. Точнее, я грезил наяву. И в этом сне была Мария Павловна. Там ее звали Луш.

— Да, — сказал лесник.

Он был расстроен. Ненависть ко мне, столь очевидная в первый момент, исчезла. Я был помехой, но не опасной.

— Мотоцикл у ворот стоит, — показал лесник Маше. — Поедем? Или ты в магазин собралась?

— Я в аптеку хотела. Но лучше в следующий раз.

— Как хочешь. — Лесник посмотрел на меня. — А вы здесь что, в отпуске?

— Он стал официально вежлив.

— Да.

— То-то я вас раньше не встречал. Прощайте.

— До свидания.

Они ушли. Маша чуть сзади. Она сутулилась, может, стеснялась своего высокого роста. На ней были хорошие, дорогие туфли, правда, без каблуков.

Я не сдержался. Понял, что никогда больше их не увижу, и догнал их у ворот.

— Погодите, — попросил я.

Лесник обернулся, потом махнул Маше, чтобы шла вперед, к мотоциклу.

— Сергей Иванович, скажите только, что за птица? Я ведь цыпленка видел.

Маша молча привязывала пустые корзины к багажнику.

— Цыпленка?

— Ну да. Розовый, голенастый, с длинным клювом.

— Бог его знает. Может, урод вылупился. От этого… от радиации… Вообще-то яйца обыкновенные.

Лесник уже не казался ни сильным, ни решительным. Он как-то ссохся, постарел и даже стал невзрачным.

— И яблоки обыкновенные?

— К чему нам людей травить?

— Такие здесь не растут.

— Обыкновенные яблоки, хорошие. Просто сорт такой.

Сергей Иванович пошел к мотоциклу. Маша уже ждала его в коляске.

Из ворот рынка вышел человек, похожий на арбуз. И нес он в руке сетку, в которой лежало два арбуза. Арбузы были ранние, южные, привез их молодой южанин, задумчивый и рассеянный, как великий математик из журнального раздела «Однажды…». Продавал он эти арбузы на вес золота, и потому брали их неохотно, хотя арбузов хотелось всем.

— Сергей! — возопил арбузный толстяк. — Сколько лет!

Лесник поморщился, увидев знакомого.

— Как жизнь, как охота? — Толстяк поставил сетку на землю, и она тут же попыталась укатиться. Толстяк погнался за ней. — Все к вам собираемся, по дела, дела…

Я пошел прочь. Сзади раздался грохот мотора. Видно, лесник не стал вступать в беседу. Мотоцикл обогнал меня. Маша обернулась, придерживая волосы. Я поднял руку, прощаясь с ней.

Когда мотоцикл скрылся за поворотом, я остановился. Арбузный человек переходил улицу. Я настиг его у входа в магазин.

— Простите, — сказал я. — Вы, я вижу, тоже охотник.

— Здравствуйте, рад, очень рад. — Арбузный человек опустил сетку на асфальт, и я помог ему поймать арбузы, когда они покатились прочь. Мы придерживали беспокойную сетку ногами.

— Охота — моя страсть, — сообщил толстяк. — А не охотился уже два года. Можете поверить? Вы у нас проездом?

— В отпуске. Вы, я слышал, собираетесь…

— К Сергею? Обязательно его навещу! Тишь, природа, ни души на много километров. Чудесный человек, настоящий русский характер, вы меня понимаете? Только пьет. Ох, как пьет! Но это тоже черта характера, вы меня понимаете? Одиночество, он да собака…

• Предыдущая
• 4/18
• Следующая