Рассветный шквал - Русанов Владислав Адольфович - Страница 61
- Предыдущая
- 61/77
- Следующая
– Ты это брось. Сиды, они звери лютые. Столько кровушки, сколько они льют, ни одному Валлану не пролить!
– Зря так думаешь, друг Меткий...
– С чего ты взял? Я, может... Да что ты знаешь! Что вы видели у себя там на прииске? Твоих родичей в срубе палили?!
– Не палили. Врать не буду. И зря думаешь, что не слышим мы ничего на приисках. Люди и у нас бывают, слухи и к нам добираются. Что лютовала Мак Кехта, знаю. Что остроухие нас, людей, ниже зверья ставят, тоже известно мне. Так то сиды. Они чужие нам и враги исконные. От начала веков. Добра от них и не ждет никто. А тут свои. Человек на человека. Барон Берсан, как сейчас помню, пять серебряных наконечников копейных на черном щите, кровь лил, как водицу. Холопы при нем и пикнуть боялись. В особенности после того, как он два хутора за недоимки на колья посадил. С бабами, детишками и стариками. Всех разом.
– Да уж... Богатеи, они завсегда норовят позлее урвать. Наши вон тоже...
– Э-э, погоди, друг Меткий, не перебивай, раз уж завели такой разговор. Коса на камень все ж нашла. Я стрелу ему прямо в глотку кровавую забил. И не боюсь, что в Верхний Мир не пустят. Пустят. За такую подлюку мне Отец Огня еще десяток грехов списать должен...
– Смелый ты мужик. – Юрас покрутил головой по сторонам. Его беседа начинала уже утомлять. Рядом с Хвостом, внешне ничем не примечательным, а на деле оказавшимся жестким и небезопасным человеком, он слишком явственно ощущал собственную ничтожность. И это не могло ему нравиться.
– Не перебивай, не перебивай, я сказал. – В голосе старателя слышалось плохо скрываемое возбуждение, словно он заново переживал события многолетней давности. – Сдох барон, туда и дорога. Собаке собачья смерть... А сынок его...
– Это Валлан который?
– Он самый. «Опора трона», тварь... Яблочко от яблони...
– Ну, не томи. Рассказывай. Меня баба скоро ужинать покличет.
– А че рассказывать? Была у меня семья. Жена, трое детишек, старики – отец да мамка. А теперь нету... Уж двенадцать годков как нету. Ты мне что там про остроухих трепал? Что в срубах жгут поселян и трапперов?
Хвост схватил ардана за рукав, придвинулся поближе, дыша в лицо запахом больных от бескормицы десен.
– Валлан второй десяток только-только разменял. А уж знал, как над простым людом куражиться. Люди потом сказывали – мои долго помирали. На стене замка за ребро подвешенный еще дня три живет, мучается. А вокруг ратники ходили. Все ждали, что из лесу заявлюсь. Не дождались.
Юрас попытался потихоньку высвободить рукав из цепких пальцев трейга. Не вышло.
– Я тогда так подумал, – продолжал Хвост. – Объявлюсь – сдохну зазря. И отомстить некому будет. Перетерпел, хоть и хотелось выскочить и зубами рвать вражье семя. Потом долго по чащобам скрывался. Все хотел подловить его, Валлана проклятого. А он пацан пацаном, а мозгов побольше, чем у иного мужика здорового. Без охраны носу из замка не казал. Раз я вроде как подкараулил, да в телохранителя попал. Сам потом еле ноги унес, двое суток не спал, от погони пятками нарезая... А потом боязно стало. Жить очень захотелось. И ушел я. Далеко ушел. На север. Аж на Красную Лошадь.
Старатель замолчал. Выбил о подошву потухшую трубку. Юрас сидел притихший, не зная куда деваться.
– Думал, забыл. Забыл-запамятовал. – Теперь голос Хвоста звучал спокойно и бесстрастно. – А как увидел рожу его отвратную, так все и всколыхнулось. Понял, не покончу с кровососом – не жить самому. Сразу хотел стрелу всадить. Белый не дал, голова наш приисковый. Побоялся, петельщики весь люд вырежут. Им это раз плюнуть. Трусоват наш голова. Эх, трусоват. – Трейг тряхнул бородой. – Пока нужда была лишь в своих бедах и заботах разбираться, он ничего, путящим казался. А как наехали: сперва Мак Кехта с остроухим воинством, за ними Валлан со своими головорезами – скис голова. Сломался. В тряпку превратился. Ты меня слушаешь, друг Меткий?
– Слушаю, слушаю, – отозвался Юрас, а про себя проклял дурацкую привычку курить на бревне по вечерам.
– Слушай, слушай. Ты, может, первый, кому я все это выложил. Как служителю Огня Небесного какому. Сам сдохну, а его угомоню. Хотел сразу прикончить, пока от Красной Лошади далеко не отъехал, да пешему с конным не тягаться. Ничего. Я знаю, куда он направился. Дойду.
Хвост блаженно вздохнул и потянулся, хрустнув спиной.
Ардан осторожно поинтересовался:
– Ты никак уморился? Может, заночуешь? На сеннике в самый раз...
– Нет, друг Меткий. – Трейг хлопнул его ладонью по коленке. – Я уж лучше в лесу.
– А что так?
Старатель оскалил гнилые зубы, видно, думал, что улыбается.
– Я привычный. Не впервой. И тебя в соблазн не хочу вводить.
– Ты что это? Я ж от всей души!
– Вечером от души, а к утру покажется – на кой ляд этому Хвосту его самоцветы? Как назло, вилы или топор под руку подвернутся.
Обиженно засопев, Юрас отвернулся. А про себя подумал: «А ведь прав чужак, так оно и было бы...» Вид ссыпанных обратно в кисет самоцветов не давал трапперу покоя. Хотелось вновь посмотреть через них на солнце, наслаждаясь игрой цветов и бликов, потрогать пальцами, ощущая холодную правильность граней.
– Ну, не хошь, как хошь. Я не навязываюсь. А то подумал бы. В лесу к ночи холодает...
– Прости, друг Меткий. В другой раз. Мне очень, понимаешь, очень-очень нужно живым остаться.
– Опять ты... Ну, дело хозяйское. Мерзни, голодай на здоровье.
Их разговор прервал громкий крик, доносящийся с подворья:
– Гей, Юрас, живой там, нет? Юшка стынет!
Траппер поднялся с бревна:
– Ну, я пойду. Жрать охота – сил нет. Прощавай, Хвост.
– Погоди, друг Меткий... Или как тебя по-настоящему – Юрас?
– Чего еще? – Было от чего недовольно скривиться. Это ж надо пред чужаком так за здорово живешь имя открыть. Ну, получит баба сегодня в ухо. После ужина, само собой.
– Я еще один гелиодор добавлю. – Старатель насмешливо глядел на него снизу вверх. – Пускай твоя женка харч какой-никакой соберет. А то у меня котомка совсем порожняя.
Крякнув, ардан попытался почесать себе спину между лопатками. Вначале снизу, потом сверху, через плечо. Не вышло.
– Одного мало, – заявил нагло, решив: а будь что будет.
– Жадный ты мужик, – покачал головой Хвост.
Подумал немного и добавил:
– Два дам, коли расскажешь, за что в глаз схлопотал.
Юрас скрипнул зубами. Улыбки трейга он не видел, но ощущал непререкаемую уверенность, что тот скалится до ушей.
– А, стрыгай с тобой, – махнул рукой траппер. – Слушай!
– Ну?
– А все как есть расскажу!
– Без брехни?
– Как перед смертью...
В этот миг круглолицая молодка в закрученном вокруг головы длинном платке – жена траппера – поравнялась с ними.
– Так ты идешь? – уперев руки в бока, сварливым голосом произнесла она.
Хвост почему-то сразу подумал: «Ну, нашла коса на камень. И мужик не промах в ухо засветить, да и баба, по всему видать, со сковородником легко управляется. Чуть что – по темени. Какие ж у них детки пойдут? Или уже пошли, на радость честному народу?..»
– Скоро я, – буркнул ардан. – Не видишь – разговор с прохожим.
– Что за прохожие среди ночи да в лесу? – возмутилась баба, явно предвкушая славную ругню.
– Твое дело какое? – зарычал Юрас. – Живо в дом – собери человеку поесть в дорогу. Да не таращи беньки – я выгодную плату беру.
Баба плюнула в траву и, развернувшись на пятках, направилась домой, твердо печатая шаг на манер приозерской тяжелой пехоты. Вся ее выпрямленная как палка спина кричала о возмущении горькой женской долей и тупостью мужиков.
– Ну, давай... – напомнил об уговоре старатель. – Рассказывай. А то мне вроде как идти скоро.
– По дурости оно вышло... – замялся Юрас, но потом, решившись, продолжал: – Мы, ясно дело, пикнуть боялись, как на подворье четыре десятка бойцов заехали. Тише воды, ниже травы ходили. Баб, что помоложе, по-быстрому в лес снарядили... Но петельщики не лютовали. Да и с чего? Все, что хотели, и так взяли... Лабазы выгребли. Хорошо хоть до зимы еще срок не малый. Да коней оставили охромелых. Валлан сказал – плата за харч. Какого хрена нам с ними делать? Нам кони без надобности. Вот кабы коза али корова...
- Предыдущая
- 61/77
- Следующая
