Только одной вещи не найти на свете - Руис Луис Мануэль - Страница 19
- Предыдущая
- 19/60
- Следующая
Алисия промолчала.
— В Италии с Заговорщиками разделались, но их учение каким-то образом переместилось во Францию: по слухам, это было дело рук некоего Паоло Эксили, отравителя, скрывавшегося от правосудия, которого в тысяча шестьсот шестьдесят шестом году заключили в Бастилию и которого маркиза де Бренвилье, придворная дама, занимавшаяся некромантией, удостоила своей дружбы.
— Господи, сколько всякого народу сюда впутано, — проворчала Алисия обессиленно.
— Слушай, слушай. — Эстебан опять заглянул в свои записи. — Вопреки всему Заговорщики пережили настоящий золотой век при дворе Короля-Солнца Людовика Четырнадцатого; в определенных кругах они были известны под именем «монтеспанистов», потому что образовали кружок вокруг прекрасной любовницы короля Франсуазы Атенаиды де Рошешуар де Тонней-Шарант, маркизы де Монтеспан.
— Ничего себе.
— Можно утверждать, что именно маркиза выполняла функции папессы в Париже, хотя эту честь могла оспаривать и другая любовница короля — Мари Олимпи де Манзини, племянница кардинала Мазарини и супруга графа де Суасон.
— Эстебан!
— К ним присоединилась тайная организация ведьм и колдунов, которые занимались приготовлением приворотного зелья и тому подобного питья: Филастр, Шанфрэн и, конечно, Вуазен, любовница парижского палача, — он поставлял ей для черной мессы жир, кости и пальцы повешенных. Службу вел священник Гибур, опытный отравитель, державший в любовницах проститутку. От нее он имел нескольких детей, один из которых был принесен в жертву Сатане.
— Эстебан, Эстебан!
— Черные мессы проходили в местах священных, чтобы святотатственная роль их проявлялась максимально, — например, в часовне Вильбурен, принадлежавшей маркизе де Монтеспан, или в молельне ее же заброшенного дома в Сен-Дени, где Гибур отслужил также сперматическую мессу, с использованием семени повешенного, — по заказу некоей мадемуазель де Ойетт, которая молила о смерти для мадам Фонтань, фаворитки короля.
— Хватит, Эстебан. — Голос Алисии прозвучал резко, и она всем телом качнулась вперед, к столу. — Не спорю, ты проделал великолепную исследовательскую работу, но на сегодня хватит.
Провалившись в тишину, Эстебан попытался наконец понять, зачем он устроил этот парад своих научных достижений и чего он, собственно, на самом деле хочет: помучить Алисию, показав ей, по каким нелепым тропинкам она плутает в своей одержимости городом и ангелами, или он кропотливо собирает эти сведения, искренне желая соединить части головоломки — одну за другой — и вставить полученную картину в большую рамку, то есть получить сносное объяснение дьявольскому переплетению совпадений. Он чувствовал, что должен быть до конца откровенен с Алисией, но мешало какое-то непонятное внутреннее раздражение.
— Послушай, Эстебан, — она взяла очередную сигарету, — не знаю, насколько это серьезно… Я ведь говорила с Мамен…
— Хорошо, может, ты наконец-то будешь вести себя разумно.
Рука Эстебана снова медленно поднялась к лицу Алисии, чтобы оставить на ее щеке еще одну нестерпимую ласку, еще один пугающий знак, и Алисия с трудом выдержала ее, потому что стоило любви Эстебана обрести конкретные очертания, как любовь эта претерпевала уродливые превращения и начинала казаться чем-то пористым и отвратительным или скользким, как комок наэлектризованных водорослей. На такое чувство Алисия могла ответить лишь одним манером — она инстинктивно отступала назад. К счастью, прежде чем рука Эстебана успела коснуться лица Алисии, движение это прервал звонок домофона. Алисия вскочила на ноги, словно подброшенная пружиной.
— Ты кого-нибудь ждешь?
— Нет, к тому же уже довольно поздно, да и погода — сам посмотри какая. — За окнами бушевала гроза, сверкали молнии. — Наверное, рекламу разносят.
Звонок прозвенел еще три раза, прежде чем Алисия резко сняла трубку и услышала, как на другом конце провода скомканный и глухой голос пытался из обрывков слов составить фразу. Она никак не могла понять, откуда шли эти звуки — протяжные хрипы, похожие на треск радиоприемника, который никак не могут настроить. И вообще, принадлежат они человеческому существу или это отзвуки грозы и барабанящего по тротуарам дождя? Алисия дважды спросила, кто это, но слова продолжали метаться, скользить, будто вязли в болоте, которое не давало им соединиться во что-то осмысленное, донести желанное сообщение. Наконец, когда Алисия уже собиралась положить трубку, приняв звонок за дурную шутку, ей вдруг показалось, что она отчасти поняла, что именно — в мучительных и напрасных стараниях — пытался выговорить голос.
— Эстебан, — сказала Алисия, испугавшись собственного тона, — там кто-то молит о помощи.
— Перестань говорить глупости.
Они начали медленно спускаться вниз по лестнице, с должной долей театральности подражая поведению детективов из плохих фильмов. Лифтом они почему-то не воспользовались. На лестнице было темно, но по мере того как они спускались, свет делался все более ярким и все более раздражающим. Закутанная в голубой халат, Алисия шла, вцепившись в руку Эстебана, и воображала, что медленное приближение к источнику света — желтого, плывущего над холлом, — то есть приближение к висящему под потолком мутному шару, приближало их также и к голосу, похожему на треснувший камень, голосу, который будил в ней какой-то древний страх, потому что ей казалось, будто она почти наверняка слышала его раньше.
— Стой, — приказал Эстебан.
Они замерли на последней ступеньке, откуда хорошо был виден весь холл: диван, обитый искусственной кожей со следами от сигарет, пластиковый папоротник, со скукой взирающий на дверь лифта. А дальше, рядом с шахматными клетками почтовых ящиков, виднелась темная фигура, прислонившаяся снаружи к входной двери. Мокрое стекло не позволяло различить черты человека, и, подойдя поближе, Алисия и Эстебан увидали лишь расплывчатый неподвижный силуэт. Эстебан шагнул было к двери, но Алисия дернула его за руку. Что-то подсказывало ей, что она сама должна повернуть ручку и толкнуть створку. И тотчас будто ледяная рука сдавила ей затылок. Незнакомец повалился на нее, и она с громким визгом изо всех сил оттолкнула его от себя, так что тот с глухим стуком рухнул на пол — и тотчас плиты окрасились чем-то ярко-красным. Они мгновенно поняли, что это было. Эстебан перевернул мужчину на бок и обнаружил два отверстия в верхней части груди — два пурпурных родника, из которых тихонько, постепенно пропитывая рубашку, текла кровь.
— Боже мой! — прошептала Алисия.
— Что? — спросил Эстебан.
— Это он, Эстебан, это он.
Усы. Они рассеяли последние сомнения. Торчащие щеточкой, непрезентабельные, едва достающие до верхней губы. Умирающий силился что-то сказать, и хотя Эстебан велел ему не тратить понапрасну силы, бессвязные слова слетали с его губ. Рука указывала на что-то, скрытое под плащом. Эстебан поспешно принялся ощупывать бок раненого, пачкая пальцы в липкой жидкости. Из-под мокрого плаща он осторожно извлек металлический предмет, но к тому времени незнакомец уже провалился в тот последний сон, из которого нет возврата. Это был ангел с вывернутой ногой — изящный и холодный ангел, точная копия описанного Алисией. Теперь она в ужасе смотрела на трофей — именно такой ангел на гравюре украшал центр площади. И такой же, как было известно Эстебану, притаился в углу мастерской Нурии. Вот только у левой ноги этого ангела сидел орел, неуклюже готовящийся взлететь.
- Предыдущая
- 19/60
- Следующая
