Мой «Современник» - Иванова Людмила Ивановна - Страница 41

• Предыдущая
• 41/47
• Следующая

Когда у меня не было новых ролей, меня спасали кино и песни. Я сочиняла довольно много. Мои песни пели Майя Кристалинская, Гелена Великанова и даже Анна Герман.

Я работала с Великановой над ее новой программой, приносила ей песни бардов. Она была очень интересным человеком, мы подружились семьями. Гелена Великанова ходила на все спектакли «Современника».

Последний спектакль в моей театральной биографии, «Крутой маршрут», тоже был событием в культурной жизни не только Москвы, но я бы сказала, и мира, потому что он произвел фурор в Америке. Мне удалось, как когда-то в «Смиренном кладбище», дописать – конечно, с разрешения Галины Волчек, – себе роль, вернее, эпизод. Сначала он был в пьесе комедийным: деревенская женщина, которую посадили в тюрьму, не понимала, что такое троцкизм и утверждала, что «даже близко не подходила к трактору».

Конечно, как учил нас Олег Ефремов, мне захотелось сделать и другую, трагическую сторону в этом спектакле. Мы очень серьезно работали над ним, Галина Борисовна приглашала перед репетициями подвергшихся репрессиям женщин, и вдова Блюхера (потом я узнала, что ее мужа до смерти забили следователи в тюрьме) рассказала мне о своей сокамернице, деревенской женщине, которая помогала интеллигентным и не очень приспособленным к жизни заключенным. Когда ее забирали, дочь хотела бежать за ней, но ее заперли в доме. Тогда девочка разбила головой стекло, изрезав лицо, все же выскочила, бежала по всей деревне и кричала: «Мамочка!» И сразу эпизод стал серьезным. Я до сих пор играю его, теперь уже в очередь с замечательной актрисой Тамарой Дегтяревой, поскольку из-за травмы ноги не могу постоянно работать в театре.

Этот спектакль, как и все спектакли раннего «Современника», политический, рассказывающий о тяжелой истории нашей страны и показывающий гражданское лицо театра. Галина Волчек снова сделала большое народное полотно, труппа играет слаженно, как оркестр, потрясая зал и вызывая в конце спектакля несмолкающий гром аплодисментов. Вся женская труппа занята в нем: Неёлова и Яковлева (в очередь), Дорошина, Покровская, Крылова, Козелькова, Петрова. Вместо умершей Наташи Каташевой сейчас очень ярко играет Лилия Азаркина. И мне посчастливилось играть в этом ансамбле.

Рано ушедшая от нас Ирина Метлицкая играла Немочку, на смену ей пришла нежная и красивая Ольга Дроздова. Играя с ней рядом, я старалась помогать ей, и в этом большом ансамбле мы были с ней парой, я любила ее как дочку, придумав себе, что она похожа на мою дочь, бежавшую за мной по деревне. Я накрывала ее платком, когда она в открытом платье падала на пол и плакала. А сейчас, когда я не могу опускаться на колени, мы с ней придумали, что она сама бросается ко мне на грудь, а я ее утешаю: «Доченька моя!»

В этом спектакле играла Паулина Мясникова, настоящая репрессированная, которая много рассказывала нам о себе, ее историю даже напечатали в программке. Маленькая, хрупкая женщина, уже совсем седая, – непонятно было, как она все это выдержала. Молодая актриса Саша Медведева взяла шефство над ней. Они очень подружились, Саша опекала и берегла Паулину, особенно на гастролях.

Я познакомилась с Анастасией Цветаевой незадолго до ее смерти. Она много лет была в ссылке и тоже поразила меня своей выносливостью, стойкостью и огромной силой духа. Она сумела выжить, сохранить и пронести через эти бесконечно долгие, страшные и голодные годы высокие идеалы и чувство собственного достоинства.

Ко мне вышла маленькая сухонькая женщина в шерстяной кофточке с разными пуговицами. На окне ее кухни был огород, она рассказывала, что всегда следит за тем, чтобы на подоконнике росли «витамины».

Нам с мужем нужно было описание «Дома Тье» в Тарусе, мы занимались тогда созданием музея семьи Цветаевых. Анастасия Ивановна нам все точно описала: обстановку, мебель, обои, деревья и кусты в саду. Дом Тье описан Мариной Цветаевой в ее прозе, в рассказе «Кирилловны». Но Анастасия Ивановна рассказала нам поразительные вещи о хозяйке этого дома.

Хозяйка, швейцарка по национальности, бывшая гувернантка матери сестер Цветаевых, впоследствии вышла замуж за их дедушку. Она помогала бедным жителям Тарусы: подарила корову многодетной семье, кому-то дала денег на учебу в Калуге. Ее отец был священником, и она считала, что должна заниматься благотворительностью.

После революции ее выгнали из собственного дома, и она стояла на улице под дождем, повторяя: «Так хочет наш добрый Бог…», пока ее не забрал к себе домой местный зеленщик.

Анастасия Цветаева немного рассказала мне о своей жизни в ссылке. Я не перестаю восхищаться и ей, и Паулиной Мясниковой, и всеми женщинами, с которыми познакомилась, работая над «Крутым маршрутом». Русские женщины – такая в них сила, такая мощь, даже в самых маленьких и хрупких, таких как Цветаева, Мясникова, Заяра Веселая – дочь «врага народа», репрессированного писателя Артема Веселого.

Летом 1990 года наш театр во время Игр доброй воли гастролировал в США, в Сиэтле.

Успех «Современника» был просто фантастическим. Мы сыграли подряд двадцать восемь спектаклей «Три сестры» и пятнадцать спектаклей «Крутой маршрут». Чем это объяснить? Наверное, интересом к русским, к русскому театру, к Чехову, к Гинзбург (очень многие читали ее). Ну а потом… Я очень люблю свой театр и считаю, что труппа у нас прекрасная, поэтому американцы так хорошо приняли и полюбили всех актеров. Было много рецензий, люди приходили к нам высказать свое восхищение театром и актерами.

Театр работал очень своеобразно. Например, проводили генеральные репетиции с публикой для работников искусства, для спонсоров, для студентов. Был благотворительный спектакль, когда за билет платили кто сколько может. Было два бесплатных представления. Были и дневные спектакли в субботу и среду. Кто же ходил в среду днем, спросите вы? Пожилые люди. Их привозили на автобусах из домов престарелых.

Организованы гастроли были прекрасно. Все службы работали четко, транспорт – без перебоев.

Сиэтл – очень красивый зеленый город на берегу океана. Правда, вода в океане холодная – не выше десяти градусов, даже когда на улице плюс тридцать пять. Но в городе много озер с благоустроенными пляжами, и кто-то из актеров ежедневно успевал купаться.

Город поразил чистотой: окна блестят (нам сказали, их моют каждую субботу), всюду цветы, стриженые газоны перед домами. Небоскребы только в центре, в основном это магазины и офисы, большинство же домов – частные, одно– и двухэтажные.

Не удивлюсь, если некоторые читатели прочтут только эту главу. Для вас, мои дорогие!

Каждая актриса мечтает играть любовь: Офелию, Джульетту, Виолу в пьесах Шекспира, Катерину в «Грозе», Анну Каренину. Характерным актрисам это удается реже, чем героиням. Мне, честно говоря, не удавалось вовсе. Я уже писала, что в спектакле «Традиционный сбор» мне все-таки довелось сказать: «Как я любила-то тебя!» И в «Матросской тишине» моя героиня была влюблена, но спектакль так и не вышел.

Зато жен, любящих, верных, я играла множество. В «Матросской тишине» моим партнером был Олег Ефремов (по сюжету наши герои в конце пьесы были женаты), и дочь Галича вспоминает, что на нее наша пара произвела большое впечатление. В спектакле «Продолжение легенды» я играла хохлушку Ганну, домовитую и гостеприимную хозяйку, а моего мужа играл замечательный актер Лев Круглый, который несколько лет работал в «Современнике», но затем уехал в Париж и продолжает работать там. Он приезжал в Москву со спектаклем «Кроткая» по Достоевскому.

Во время ленинградских гастролей «Современника» меня пригласили сниматься в фильме «Учитель пения». Главную роль играл народный артист СССР Андрей Алексеевич Попов, а я играла его жену. Он был очень трогательным, внимательным, ласковым, и у нас даже была сцена объяснения в любви. Он говорил: «Если бы я получал побольше денег, ты бы меня больше любила, Клава?» – и смеялся. В жизни он был скромнейшим человеком, настоящим интеллигентом. Знаете ведь, как в кино бывает: отыграешь последний съемочный день – и о тебе тут же забывают. Мы снимались в Ленинграде, и на последний день нам даже не заказали гостиницу, а только обратные билеты. Нас с Поповым довезли от студии до вокзала и оставили, а там даже скамеек нет. И мы два часа стояли. Я ему говорю: «Давайте я сбегаю к начальнику вокзала, организую, может быть, нам поменяют билеты?» А он: «Ничего, ничего, постоим».

• Предыдущая
• 41/47
• Следующая