Ожерелье королевы - Дюма Александр - Страница 41

• Предыдущая
• 41/182
• Следующая

– Вам следовало хотя бы как-нибудь попасться ей на глаза, чтобы она вас заметила и позвала ко двору. Это верный способ.

– Я никогда не пыталась им воспользоваться.

– Ей-богу, сударыня, вы говорите нечто невероятное.

– Просто я была в Версале только два раза в жизни и виделась там лишь с доктором Луи, лечившим моего бедного отца в Отель – Дьё, и с господином бароном де Таверне, которому меня рекомендовали.

– И что же сказал вам господин де Таверне? Он вполне мог устроить вам встречу с королевой.

– Он сказал мне, что я растяпа.

– То есть?

– Он заявил, что отстаивать перед королем свой титул все равно, что набиваться к нему в родственники, а бедных родственников никто не любит.

– В таком случае барон – эгоист и грубиян, – проронил принц.

Затем, вспомнив о визите Андреа к графине, он подумал: «Занятно: отец выставляет просительницу вон, а королева приводит к ней его дочь. Из этого что-нибудь да выйдет».

– Слово дворянина, – воскликнул он вслух, – я счастлив познакомиться с очаровательной просительницей, женщиной благороднейшего происхождения, которая в жизни не видела ни короля, ни королеву.

– Разве что на портретах, – улыбнувшись, заметила Жанна.

– Обещаю, – продолжал кардинал, убедившийся в том, что графиня действительно искренна и ни о чем не подозревает, – что если понадобится, я сам повезу вас в Версаль и сделаю так, чтобы перед вами раскрылись все двери.

– О, ваше высокопреосвященство, как вы добры! – вне себя от радости вскричала г-жа де Ламотт.

Кардинал пододвинулся к ней поближе.

– Немыслимо, – сказал он, – чтобы через короткое время все на свете не приняли в вас участия.

– Увы, монсеньор, – очаровательным вздохом отозвалась графиня, – неужели вы искренне в это верите?

– Несомненно.

– По-моему, вы мне льстите, монсеньор.

С этими словами г-жа де Ламотт пристально посмотрела на кардинала.

Столь разительная и скорая перемена удивила графиню, тем более что минут десять назад кардинал обращался с ней с поистине королевской небрежностью.

Взгляд Жанны, выпущенный, словно стрела из лука, то ли угодил де Рогану прямо в сердце, то ли просто затронул его чувственность. Во взгляде этом таилось пламя честолюбия или желания, но в любом случае пламя.

Знаток женщин, г-н де Роган вынужден был признать, что ему редко приходилось встречать столь обольстительные взоры.

«Силы небесные! – подумал он как истый придворный дипломат. – Это или нечто невероятное, или большая удача: я повстречал порядочную женщину с внешностью обманщицы, нищую, но протеже всемогущей покровительницы!»

– Ваше высокопреосвященство, – прервала его размышления сирена, – вы порою замолкаете, и это меня, простите, настораживает.

– Что же именно вас настораживает, графиня? – полюбопытствовал кардинал.

– А вот что, монсеньор: люди вроде вас могут позволить себе неучтивость по отношению к женщинам двух сортов.

– Боже, что у вас на уме, графиня? Право слово, вы меня пугаете.

И кардинал взял г-жу де Ламотт за руку.

– Да, к женщинам двух сортов – я это сказала и повторю еще раз, – настаивала графиня.

– Каких же?

– Либо к женщинам, которых слишком любят, либо к женщинам, к которым относятся с недостаточным уважением.

– Графиня, графиня, вы вгоняете меня в краску. Я позволил себе неучтивость по отношению к вам?

– Еще бы!

– Не надо так говорить, это ужасно!

– Но ваше высокопреосвященство, в самом деле: слишком любить меня вы не можете, а повода меня не уважать я, кажется, пока не дала.

Кардинал снова взял Жанну за руку.

– Ах, графиня, вы говорите со мною так, словно за что-то сердитесь.

– Нет, монсеньор, моего гнева вы пока не заслуживаете.

– И никогда не заслужу, сударыня, начиная с этого дня, когда я имел счастье вас увидеть и познакомиться с вами.

«Ах, хорошо бы взглянуть сейчас в зеркало!» – подумала графиня.

– И с этого дня, – продолжал кардинал, – я не оставлю вас своими заботами.

– Ах, полно вам, монсеньор! – сказала Жанна, однако свою руку из ладоней кардинала не вынула.

– Что вы хотите этим сказать?

– Не говорите мне о своем покровительстве.

– Боже сохрани, чтобы я когда-нибудь произнес слово «покровительство»! О сударыня, унижен буду я, а не вы.

– В таком случае, господин кардинал, давайте условимся об одной вещи, которая мне чрезвычайно польстит.

– Коли так, непременно условимся, сударыня.

– Давайте условимся, ваше высокопреосвященство, что вы нанесли визит вежливости графине де Ламотт-Валуа, и не более того.

– Но тогда и не менее, – галантно ответил кардинал. Он поднес пальцы Жанны к губам и запечатлел на них довольно долгий поцелуй. Графиня убрала руку.

– Ах, эта вежливость! – произнес кардинал со вкусом и отменной серьезностью.

Жанна снова протянула ему руку, которую на сей раз прелат поцеловал с большим почтением.

– Вот так-то лучше, ваше высокопреосвященство.

Кардинал поклонился.

– Сознавать, что я, – продолжала графиня, – занимаю местечко, пусть даже самое крошечное, в уме столь выдающегося и занятого человека, как вы, – клянусь вам, одна эта мысль будет служить мне утешением целый год.

– Год? Но это так мало, графиня. Будем надеяться, что дольше.

– Что ж, я не говорю «нет», господин кардинал, – с улыбкой отвечала Жанна.

Обращение «господин кардинал» было фамильярностью, которую г-жа де Ламотт допустила уже второй раз. Прелат, человек весьма гордый и ранимый, мог бы удивиться этому, однако дело уже зашло столь далеко, что он не только не удивился, но даже порадовался обмолвке как обещанию со стороны графини.

– Ах, доверьтесь же мне! – воскликнул он, пододвигаясь еще ближе. – Вот так будет лучше.

– Я вам верю, ибо чувствую, что ваше высокопреосвященство…

– А только что вы назвали меня «господин кардинал», графиня.

– Простите, ваше высокопреосвященство, придворный этикет мне незнаком. Я говорю, что верю вам, ибо вы можете понять мой отважный и дерзкий ум и чистое сердце. Несмотря на то, что я так страдала от нужды, столько боролась со злобными недругами, ваше высокопреосвященство способны увидеть по моим речам все, что во мне достойно уважения. А к остальному, надеюсь, ваше высокопреосвященство будете снисходительны.

– Итак, мы друзья, сударыня. Договорились?

– Мне очень бы этого хотелось.

Кардинал встал и подошел к г-же де Ламотт, но поскольку руки его для простой проповеди были разведены слишком широко, легкая и гибкая графиня ускользнула из их кольца.

– Дружба втроем! – проговорила она с неподражаемой смесью насмешки и невинности.

– Втроем?

– Ну разумеется. Неужели вы забыли, что где-то на свете есть бедный кавалерист, которого зовут граф де Ламотт?

– О сударыня, что за прискорбное воспоминание!

– Но я должна говорить вам о нем, поскольку сами вы этого делать не станете.

– Знаете, почему я не говорю о нем, графиня?

– Ну, скажите.

– Он сам станет напоминать о себе: о чужих мужьях не забывают, уж поверьте.

– Но ведь он будет напоминать лишь о себе?

– А люди будут говорить о вас, о нас.

– Каким образом?

– Скажут, к примеру: господин де Ламотт радуется или же огорчается, что господин кардинал де Роган три, четыре, пять раз в неделю приезжает к госпоже де Ламотт на улицу Сен-Клод.

– Да будет вам, господин кардинал! Три, четыре, пять раз в неделю?

– Дружба есть дружба, сударыня. Я сказал пять раз? Я ошибся. Я хотел сказать шесть или даже семь, не считая еще одного дня в високосный год.

Жанна рассмеялась.

Кардинал отметил, что она в первый раз изволила обратить внимание на его шутку, и почувствовал себя польщенным.

– Но вы сможете сделать так, чтобы разговоров не было? – спросила графиня. – Вы же понимаете, это невозможно.

– Смогу, – ответил де Роган.

– А как?

– О, это совсем нетрудно. Плохо ли, хорошо ли, но народ в Париже меня знает.

• Предыдущая
• 41/182
• Следующая