«Америкашки» - Ру Гийом - Страница 16

• Предыдущая
• 16/38
• Следующая

– Я не хожу в подозрительные заведения.

– Это же роскошно подозрительное заведение. Туда стоит поехать хотя бы для того, чтобы полюбоваться его убранством. А кухня там одна из лучших во Франции! Хочешь пойти со мной? Я заеду за тобой через час.

– В своем "Роллсе"?

– Нет, я своих пятнадцатимильных сапогах-скороходах.

– Насколько я знаю, сказочные сапоги были семимильными.

– Ты забываешь о прогрессе. Мои сапоги пробегают пятнадцать лье в час.

Говард с любопытством рассматривал себя в зеркало. Скоро уже два года, как он не надевал смокинга. Он придавал ему вид бывшего, ныне процветающего пирата, и шел ему гораздо больше, чем его англо-бюрократический твидовый пиджак.

Он поднял телефонную трубку.

– Говорит господин Ракози, комната 324. Можно через пять минут подогнать ко входу мою машину?

Говард за время своей карьеры нажил много врагов, и у него давно уже вошло в привычку сохранять инкогнито, куда бы он ни направлялся.

Его отец, болгарин, приехавший в США в начале первой мировой войны, сменил имя, как это, впрочем, делали многие иммигранты, становясь американскими гражданами. Его фамилия Ракози превратилась в Рея, более короткую, более "американскую". Говард, любивший забавные ситуации, часто использовал, как вымышленную, свою подлинную фамилию.

Машина уже ждала его в боковой аллее, и посыльный из гостиницы нетерпеливо притопывал ногой.

Это был отель "Ритц", и машина Рея как бы дерзко поддразнивала столь значительное место. Сапог-скороход из волшебной сказки становился здесь гротескным сабо неотесанного провинциала.

Говард протянул посыльному десятидолларовую банкноту, которую тот ошеломленно положил в карман. Как по волшебству, Говард в его глазах из деревенщины преобразился в эксцентричного помещика. По-своему он тоже верил в волшебные сказки.

Говард несколько раз мигнул фарами перед порталом из массивного дуба, который открылся автоматически.

За опереточной сторожевой будкой песчаная дорожка, обсаженная каштанами, терялась в миниатюрном лесочке.

Их машина проехала мимо десятка бунгало, слабо освещенных изнутри. Более яркий свет тихонько мерцал на крыльце одиннадцатого бунгало; Говард поехал по дороге, ведущей к гаражу, двери которого открылись также автоматически.

Симона смотрела во все глаза, изображая растерявшуюся девчонку.

Они вышли из машины и прошли по мостику, который возвышался над крошечным прудиком, заросшим лилиями. Дверь бунгало открылась сама собой.

Войдя туда, Симона замерла, пораженная видом интерьера: окна просторной гостиной-спальни выходили в садик, окруженный высокими стенами, покрытыми плющом и цветами вьющихся растений. Климатизированный воздух, приглушенное освещение. Тихо льющаяся музыка, тропические растения и экзотические рыбки. Обстановка же, напротив, была скудной: низкий стол с индийскими скатертями с каждой стороны, которые покачивались, как плоты, над мягким ковром, лежавшим на полу. В центре же был шедевр вызывающей роскоши – овальная кровать "суперкоролевского размера", в три раза превосходившая по величине обычную.

– Это и называют изысканным борделем! – присвистнула Симона, взволнованная увиденным. – Я не знала, что Джой заправляет таким изысканным заведением!

– Изысканным? Он принимает у себя самых серьезных людей во Франции!

Как раз в это время мелодично зазвонил телефон.

Говард снял трубку.

– Алло! Привет, Джо... Да, снова в делах. Хорошо, я приду. Ты мне пришлешь метрдотеля?.. Ну, Джо!

Он повернулся к Симоне:

– Он подсказал нам мысль пойти поужинать в другом месте, в сельской таверне, недалеко отсюда. Он уверяет, что там кухня лучше.

– Жаль, это местечко начинало мне нравиться, – вздохнула она, поддразнивая его.

– Ты подождешь меня? Джо не слишком любит показываться перед женщинами.

– Почему?

Вот, наконец, вещь, которой она не знала!

– У него изуродовано лицо. Его танк взорвался возле Мюнхена. Он перенес, я уж не знаю, сколько операций, но ему кажется, что ни одна из них не закончилась успешно. И тогда он начинает по новой.

Официант тихо постучал в дверь, затем вошел в комнату мягкими шагами, неся бутылку шампанского. Он умело откупорил ее, наполнил два бокала и исчез, не глядя на них, с угодливой поспешностью.

– Какая скромность! Обслуживание производится призраками, – сказала Симона, забавляясь.

– Скромность здесь – это ложь. Здесь во всех спальнях полно микрофонов и миниатюрных кинокамер.

– Возможно, нас сейчас подслушивают, – прошептала Симона.

– В данный момент опасности нет, – улыбнулся Говард. – Устройство автоматическое и включается лишь тогда, когда задергивают шторы.

– Почему шторы?

– Весьма проницательно Джо считает, что до этого люди не скрывают ничего важного.

Джо поворачивался спиной или в профиль, избегая, насколько возможно, показывать лицо своим собеседникам. Огромный, массивный, но с быстрой походкой и плоским животом, он весьма заботился о том, что у него оставалось нетронутым: о своем теле. Однако его уклончивый взгляд был взглядом человека, напуганного собственным увечьем.

Его кабинет был обклеен фотографиями голых женщин, в позах скорее акробатических, чем скабрезных. С этой стороны, он, кажется, преодолел свои комплексы. Злые языки рассказывали, что для такого рода испытаний он надевал капюшон, как палач.

– Да, она приезжала сюда с Билли Боттомуортом, писателем.

– Я думал, что это известный гомосексуалист!

– О, он должно быть, бисексуал, – сказал Джо голосом глухим, как заткнутая труба. – Обычно он приводит своих сопляков, но он не пренебрег и этой девушкой. Хочешь, чтобы я напечатал для тебя фотографии?

– Нет, спасибо. Твои фотографии стоят очень дорого и в настоящее время я в них не нуждаюсь.

– Как хочешь, – рассмеялся Джо надтреснутым, почти неслышным голосом. – Во всяком случае, она ему очень нравилась. Он читал ей стихи и называл ее единственной женщиной своей жизни.

– И разумеется, он говорил правду, – иронично заметил Говард.

– Должно быть, это место ей понравилось, так как спустя некоторое время она вернулась с Кристианом де Льезаком, режиссером.

– Он тоже был увлечен ею?

– Я не знаю. Этот тип занимался не литературой, а немым кино. Только действие!

– Приходила ли она еще с кем-нибудь?

– Нет, это все.

– Ты знаешь Мэнни Шварца?

– Очень хорошо. Вообще-то я член его бейсбольной команды, но играю очень редко. Я все больше ленюсь ездить в Париж.

– Он сюда приезжал?

– Никогда. Он любит, когда приходят к нему домой, и это самые дорогие куколки, которых можно найти на рынке!

– Я слышал, что трое сразу.

Джо усмехнулся:

– Да, первую для своего слуги, вторую для своего повара и третью для своего шофера! Он же лишь смеется над ними. А поскольку платит он по-царски, все эти девицы предпочитают заниматься любовью с его слугами, а не с министрами. И все же – предлагать своим слугам лучших проституток Парижа, какое расточительство! Есть люди, которые в самом деле не знают, что делать со своим состоянием!

Джо открыл ящик своего стола и вынул большой конверт, который он протянул Говарду:

– Возьми. Поскольку ты находишь их очень дорогими, я тебе их дарю. Подарок в честь твоего возвращения.

Говард открыл конверт. В нем было четыре фотографии Дженни: две с Билли и две с Льезаком.

– Надеюсь, что ты оценишь...

В то время, как Джо разразился непристойным хохотом, Говард рассмотрел фотографии. Билли и Льезак действительно любили Дженни. Это было видно по выражению их лиц, по их обращению с ней. Дженни, закрыв глаза, нежно предавалась их объятиям. Она, казалось, скорее мечтала, чем занималась любовью.

– Ты любезен, спасибо, – сказал он Джо. Он охотно ударил бы его, чтобы он перестал смеяться. Дженни была из таких женщин, в которую, если бы он ее знал, он наверняка тоже влюбился бы.

• Предыдущая
• 16/38
• Следующая