Старый дом - Михеева Екатерина Васильевна - Страница 6

• Предыдущая
• 6/14
• Следующая

— Что с вами? — спросила Лина, и ее глаза, голубые-голубые, как небо над Волгой, широко открылись от удивления.

— Лина, Линочка… — задохнулся Андрей, заглянув в эти удивительные глаза. — Я люблю вас, — он и сам не знал, как вырвалось у него это признание, и, выкинув в воде какое-то неимоверное сальто, также стремительно поплыл обратно к берегу.

А потом… Потом они просто решили пожениться, когда Андрей демобилизуется. Решили, что он останется здесь, в Астрахани, поступит работать, а по вечерам будет учиться в машиностроительном техникуме.

— Ну что ж, я не против, — засуетился старик, узнав об этом решении. Андрей с самого первого дня очень ему нравился. — Только уговор: сперва съезди домой, посоветуйся, чтобы честь по чести. Дело это серьезное, на всю жизнь.

Обо всем Андрей собирался сказать Таисии тотчас же по приезде домой. Но ее искренняя радость, которой он не ожидал, помня, с каким нетерпением жаждала Таисия проводить его в армию, глубоко тронула его. Он скорей почувствовал, чем понял, что его сообщение может огорчить Таисию, и решил отложить этот разговор до более удобного случая. В конце концов он не к спеху. К тому же Андрею и самому было приятно после такого длительного отсутствия вернуться сюда, в этот старый дом, где прошли его детство и юность, согретые заботами Таисии. Он вспомнил, как когда-то ходил за ней по пятам, боялся, как бы она не вышла замуж и не оставила его одного, и теплая волна благодарности охватила его.

— Ну как ты тут жила без меня? — с некоторым облегчением поинтересовался он, энергично растирая загорелую до черноты спину махровым полотенцем.

— Жила, как все, — ответила Таисия, накрывая к ужину стол в горнице, и, как бы между прочим, спросила: — Может, выпьешь с дороги? Наливка у меня тут какая-то, еще с прошлого года стоит.

— Ради такого случая можно, — весело согласился Андрей, усаживаясь за стол.

«Вот и приехал», — думала Таисия, доставая из буфета заветную бутылочку. Руки ее заметно дрожали, когда она наливала вино в стопку.

— А сама-то ты что же не садишься? — спросил он, смакуя закуску. — Хороши груздочки! В Астрахани таких нет, зато рыбы завались. Нас почти одной рыбой кормили.

— Ужинала я недавно, — солгала Таисия. — А ты ешь, ешь. Еще рюмочку для аппетита выпей.

…Когда Андрей встал из-за стола, все предметы двоились у него перед глазами.

— Я, Тась, кажется, того, перехватил…

Добродушно усмехаясь, он направился в свою комнату и, сев на стул, начал стягивать сапоги, однако руки плохо слушались его.

— Давай, помогу, — предложила Таисия, точно и правда хотела помочь ему разуться, но, обхватив его колени гибкими сильными руками, жарко и страстно зашептала:

— Андрюша, радость, горе ты мое! Думала с тоски вся изведусь, пока ждала тебя! А теперь не отпущу, мой ты, мой!

Глаза ее исступленно сияли на побледневшем запрокинутом лице, растрепавшаяся коса тяжелым жгутом упала вдоль спины. Вся поза Таисии выражала страстную мольбу и покорность. Женщина порывисто дышала, губы ее трепетали от палящего внутреннего зноя, и Андрея так и потянуло ощутить их живое тепло. Он прижался к ним щекой.

…На следующий день Андрей по армейской привычке проснулся чуть свет и, увидев рядом с собой Таисию, сразу вспомнил, что с ним произошло накануне.

«Что же я наделал? Как же теперь Лина? Как Таисия? — растерянно и виновато думал он, разглядывая спящую женщину, но с перепоя в голове гудело, мысли бестолково путались, мешая сосредоточиться. Захватив одежду, Андрей вышел в огород к колодцу и достал из него полную бадейку студеной воды, чтоб обкатиться ею. Потом он оделся и сел на крыльцо.

Солнце только, только еще встало, окрасив червонным золотом верхушку черемухи в дальнем конце двора и старую скворечню, прибитую на высоком шесте к сараю. На скворечне сидели два молодых скворца и, трепеща крылышками, распевали свою песню, прощаясь с родным гнездом. Из конуры вылез Жук и подошел к хозяину, умиленно заглядывая в его глаза, точно спрашивал: «Ты что такой хмурый или не рад, что домой вернулся?»

Андрей запустил пальцы в его длинную мягкую шерсть и невесело усмехнулся:

— Соскучился, дурак? И я соскучился, только бы лучше не приезжать мне.

Жук лизнул его руку шершавым языком и растянулся вверх брюхом, выражая крайнюю радость. Андрей ласково потрепал собаку и решительно вернулся в дом: «Что будет, то и будет».

…Три недели в припадке какого-то чувственного угара и отчаянной решимости Андрей жадно пил одуряющую сладость Таисьиных ласк, точно хотел убедить себя в том, что нет иного выхода из создавшегося положения, и с каждым новым днем все больше и больше запутывался в своих мыслях и чувствах. То ему казалось, что он действительно любит Таисию, так как ничем другим не мог объяснить случившееся, и должен немедленно жениться на ней, то порывался честно сказать ей о Лине, пусть сама тогда решает, как быть, но тут же откладывал это намерение, считая, что теперь не имеет права даже и думать о Лине, потому что сам втоптал в грязь все светлое, все чистое в своей и ее жизни. Так он метался от одного решения к другому, не зная, что делать, что предпринять. Он был бы рад, если какое-нибудь непредвиденное обстоятельство помимо его собственной воли вмешалось в его жизнь и положило конец всем его мучениям.

Как-то днем, когда Таисия была на работе, к Андрею зашел Иван Сорока, первый шофер на всю округу, отчаянный балагур и большой любитель выпить.

Ивана Андрей знал еще со школьной скамьи. Они не были закадычными друзьями, но придерживались добрых, товарищеских отношений. Вместе бегали в кино, на танцы, где Иван вскоре и невесту себе приглядел. Андрей даже на свадьбе у него гулял. Более близкие друзья-одногодки служили еще в моряках, домой не вернулись. Поэтому Андрей искренне обрадовался приходу Ивана, который с порога запел своим сочным тенорком:

— Ты что это, елки зеленые?! Полмесяца дома и носа не кажешь? Это как понимать надо?

— А ты от кого узнал, что я дома? — вопросом на вопрос ответил Андрей, подвигая гостю стул.

— Сорока на хвосте принесла. Как-никак мы с ней родня, — хохотнул Иван, бесцеремонно присаживаясь к столу, на котором стояла початая бутылка водки, стакан и тарелка с солеными груздями, — Лизавета моя вчера тебя в магазине видела. — Он без приглашения налил себе вина, закусил. — С прибытием, значит?! — И как ни в чем не бывало продолжал: — Усачу как сказал о том — иди, грит, чтоб сей минут на работу выходил, без токаря сидим. Был мальчишка какой-то, да сбежал. Трудно показалось. Машин-то у нас теперь вдвое против прежнего.

— Чего ж ты сразу-то не сказал, битюк тамбовский? — засмеялся Андрей, почувствовав вдруг странное моральное облегчение, словно все его сомнения с приходом Ивана разрешились сами собой.

Торопливо распахнув шкаф, где обычно висела рабочая одежда, он стал искать спецовку и, не найдя, выругался:

— А, черт! Пошли так!

Был ясный октябрьский день, и холодный порывистый ветер-листобой безжалостно полоскал ветви тополей и кленов, что росли вдоль тротуара. Он срывал с них пестрый наряд веселого «бабьего» лета и щедрыми пригоршнями кидал под ноги прохожим тусклое золото осенней листвы. Листья были всюду. Они хороводами кружились в воздухе, недовольно шурша, метались по тротуару и, сбившись в кучу где-нибудь в затишье, умолкали.

«Листопад, листопад, листья желтые летят…» — вспомнил Андрей строчку стихотворения, которое когда-то в далеком детстве учил в школе, и заторопил Ивана:

— Идем скорее, что ты еле-еле плетешься.

Ему вдруг нестерпимо захотелось увидеть товарищей по работе и свой старенький «Дип», от которого принес Таисии свою первую трудовую сотню. Он испытывал такое ощущение, какое испытывает выбившийся из сил пловец, совсем уже отчаявшийся достичь берега и неожиданно волею стихии прибитый к суши. Работать так работать. Значит, такая у него судьба — остаться здесь, в Еланске.

• Предыдущая
• 6/14
• Следующая