Комендантский час (сборник) - Хруцкий Эдуард Анатольевич - Страница 13
- Предыдущая
- 13/76
- Следующая
Гость от выпивки отказался, зато ел жадно.
Потапов смотрел на него и думал, что в лице незнакомца есть что-то собачье, тяжелая нижняя челюсть, что ли…
Наконец гость отодвинул тарелку, закурил, блаженно откинувшись на стуле.
«Сейчас начнется главное, сейчас», — понял отец Георгий. Что принес ему визит этого человека? Об этом он не знал. Ясно было одно: окончилось, навсегда окончилось спокойное житье, с домашними настоечками и соленьями… И Потапову вдруг стало страшно. Он вспомнил бешеный грохот копыт по улицам Ростова, всадников в островерхих шлемах. Матово-блестящие шашки. Пальцы его до сих пор помнили неподатливую упругость срываемых с кителя погон.
— Боитесь?
Отец Георгий похолодел: гость словно читал его мысли.
— Нет, не боюсь.
— Так вот, святой отец, наступило время действия.
Потапов истово перекрестился.
— Вы должны помочь нам. Подполковник фон Мантейфель надеется, что именно вы сделаете это.
— В чем же помощь моя выразиться должна?
— У вас есть связи с уголовным миром…
— Какие там связи…
— Есть. Мы знаем точно. Надо создать хорошо вооруженную группу. Ее задача — сеять панику, грабить магазины, ночами, во время бомбежек, подавать сигналы ракетами. Помните: грабеж, ракеты, слухи — это все должно создавать панику, деморализовывать большевиков. У армии, защищающей Москву, не должно быть прочного тыла. И еще одно. В городе много ценных произведений искусства: картины, скульптуры, чеканка, церковная утварь, иконы. Все это, безусловно, начнут эвакуировать. Помешать!
— Как же мы сможем? Ведь в одной Третьяковке да в Музее изобразительных искусств сколько ценностей!..
— А я и не прошу все. Что сможете. Вы священник, вот и займитесь церковными делами.
— Ну, если так… — протянул Потапов. А мысли его работали уже с лихорадочной быстротой.
Откуда немцам знать о церковных ценностях? Взять их самому, а в одной только Николе на Песках — на многие тысячи. Покупатель всегда найдется.
— Вы задумались. Что, задание слишком сложно?
— Да, не легко. НКВД свирепствует. А люди… Сами знаете, люди деньги любят. Откуда они, деньги-то, у бедного священника?
— С этого и надо начинать. Деньги, оружие, ракетницы, ракеты получите сейчас же. Пойдемте со мной.
Гость встал. Потапов вслед за ним вышел на улицу, и они отправились к кладбищу. Отец Георгий подивился, как хорошо этот человек знает все аллейки и тропочки. На окраине города мертвых гость подошел к полуразвалившейся часовне, открыл дверь. В лицо пахнуло сыростью и плесенью.
— Здесь!
Незнакомец зажег карманный фонарь. Пошарил лучом. Тонкая полоска света пробежала по выбитым кирпичам и остановилась в углу, на куче камней.
— Помогите-ка мне. — Гость отодвинул камни. Под ними были два чемодана.
Потапов с трудом поднял один. Чемодан оказался очень тяжелым.
— Пошли.
На этот раз тишина над кладбищем казалась Потапову зловещей. Кресты и могильные камни могли обернуться засадой.
— Ну что вы стоите! — недовольно бросил гость. — У меня мало времени, пошли!
— Погодите…
Тихо. Только слабый ветер чуть слышно перебирает листву деревьев над головой.
— Боитесь? — Потапову показалось, что гость улыбнулся.
— Нет.
— Пошли!
Они шли быстро, не останавливаясь. Только войдя в калитку и поставив на землю оттянувший руку чемодан, Потапов облегченно вздохнул: пронесло.
— Теперь слушайте меня внимательно…
Незнакомец не успел кончить фразы. Где-то совсем рядом пронзительно взвыла сирена. Ей откликнулись паровозы на Белорусском. Тревога! Город к ним уже привык. Почти каждый вечер репродукторы на минуту замолкали, а потом бросали в настороженную тишину: «Граждане, воздушная тревога!» Но через некоторое время по радио давали отбой, и люди спокойно расходились по домам. Тревоги в Москве стали такой же обыденностью, как стекла, крест-накрест заклеенные бумагой, маскировочные шторы на окнах, неосвещенные трамваи и троллейбусы по вечерам.
Но на этот раз все было иначе. На небе сошлись белые лучи прожектора. И вдруг где-то совсем рядом ударил, захлебываясь, пулемет.
— Налет! — Гость схватил Потапова за руку. — Скорее!
Он рванул замок чемодана. Наконец крышка открылась, и отец Георгий увидел длинные, похожие на патроны к охотничьему ружью гильзы. Поверх них лежали большие черные пистолеты.
— Берите один. Пользоваться ракетницей умеете? Прячьте чемоданы! Пошли!
Они бежали через кусты, по могилам. Сучья били их по лицу, под ногами путалась трава и цветы. Вдруг гость, ломая кустарник, тяжело рухнул на штакетник могильной ограды.
— О… ферфлюхте люд ер! — выругался он сквозь зубы и сразу же вскочил на ноги.
Немец. Точно, немец.
Они остановились у забора кладбища.
— Где железная дорога? — хрипло спросил гость.
— Вон там. — Потапов протянул руку.
Гость переломил ракетницу, вставил патрон и выстрелил в указанную сторону.
Ракета рассыпала зеленый огонь почти над самым Белорусским вокзалом…
Данилов ушел к начальнику, а Мишка разыскал в полумраке жесткий деревянный диван. Ох как хорошо он был знаком Кострову! Каждый раз, когда его приводили в МУР, он ожидал допроса на этом диване.
Синие лампочки почти не освещали коридора. Изредка мимо Мишки проходили сотрудники управления. Лица их он не различал, а они просто не видели его. До Кострова доносились обрывки разговоров. И разговоры эти были деловиты и тревожны. В этом коридоре только он один оказался лишним и чужим для этих невероятно загруженных людей.
Утром этого дня, придя на Петровку, он еще толком не знал, о чем будет говорить с Даниловым. Когда ночью к нему пришел Лебедев и, цыкая после каждого слова больным зубом, подмигивая и усмехаясь, передал Мишке приказ Резаного, Кострова охватил ужас. Нет, он сам не боялся Широкова, хотя знал, что шутить с этим человеком не рекомендуется. Он испугался за жену и дочь.
Полтора года назад Мишка вернулся из тюрьмы и, не заходя домой, поехал к Данилову.
— А, это ты, Костров, — сказал Иван Александрович так, будто не было долгих двух лет после их последней встречи. — Ну заходи, заходи. Давно в Москве?
— Только с поезда.
— И значит, сразу ко мне.
— Значит, сразу к вам.
— Просто так или дело какое есть?
— Есть у меня дело, — сказал Мишка, — есть. Специальность в лагере получил. Знатную специальность — дизелиста. Поэтому желаю дальше работать именно по этой специальности, а не по какой-нибудь другой.
— Так, — отозвался Данилов, — так, Миша. Значит, сам понял, что нельзя по-старому жить. Значит, нужно тебя на работу устраивать.
Мишка тогда ничего не сказал Данилову. А сказать хотелось очень многое. Пять последних месяцев он готовился к этому разговору, продумал его до мельчайших подробностей, а придя, сказал всего несколько слов. То многое так и осталось в подтексте их беседы. И оба поняли это. Уж слишком давно они знали друг друга.
Мишкина жизнь складывалась нелепо и недобро. Она могла развиваться до конца по стереотипу многих таких же жизней, начавшихся в годы послевоенной разрухи. Беспризорщина, воровство, домзаки и колонии. Но ему повезло: он встретил на своем пути человека, перед которым всегда стоял светлый пример Феликса Эдмундовича Дзержинского. Данилов тоже твердо верил, что нет неисправимых людей.
Через десять дней Мишка работал дизелистом в экспедиции, которая искала в Подмосковье артезианские скважины. Работа была веселая, кочевая. С апреля по ноябрь в поле. А зимой приходилось тяжеловато. Нет-нет да и навестят старые дружки. Однажды Мишка чуть не сорвался, когда Володька Косой стал, смеясь, упрекать его в трусости. Но все же выдержал…
И вот сейчас, сидя в темноте, Мишка вспомнил всю свою прошедшую жизнь, которая, кроме этих последних лет, состояла из драк, пьянок и была насквозь пронизана страхом наказания.
- Предыдущая
- 13/76
- Следующая