Дочь капитана Летфорда, или Приключения Джейн в стране Россия - Аврутин Евгений Александрович - Страница 68

• Предыдущая
• 68/133
• Следующая

Впрочем, когда приехала Катерина Михайловна, толпа легко разошлась перед её санями. То ли у Бойкой вдовушки была такая репутация, то ли стоять на пути у кучера Данилыча не решился никто. Мужички лишь тихо ворчали.

Катерина Михайловна весело выскочила из саней, вошла в дом. Как заметила Джейн, многие в толпе с ней здоровались, а кто стоял поодаль, снимали шапки. Правда, сразу же их и надевали – стоял крепкий мороз. Это и стало одной из причин, почему гостья не стала надолго задерживаться у стола с лёгким угощением.

– Ну, Лев Иванович, – улыбнулась она, – народ морозить негоже. Пора в путь.

Лев Иванович вздохнул и как был, во фраке, вышел на крыльцо. Толпа, к которой прибавились и выскочившие из дома дворовые, заголосила. Джейн чаще других слышала одно – «ne pustim».

– Тихо! – вдруг гаркнул Лев Иванович. И дворовые, и крестьяне, не привыкшие к такому тону барина, даже попятились. И, конечно же, замолчали.

Потом дядя обернулся к племяннику.

– Александр, – сказал он Саше и протянул саблю. – Неприятель вторгся в пределы Отечества. Поезжай и сражайся, пока не выгоним.

Обнял и три раза поцеловал. Джейн увидела, как вся толпа разом сняла шапки и перекрестилась.

Потом Лев Иванович тихо сказал Джейн:

– Вашему отцу очень повезло. У него замечательная дочь, готовая ради него переплыть море и проехать половину России. Передайте ему эти слова, когда вы встретитесь.

– Spasibo, – сказала Джейн и, неожиданно для себя, поцеловала его в щеку. Щека Льва Ивановича была выбрита до лёгкой синевы и чуть-чуть дрожала.

Когда уже садились в кибитку, подошла Марфуша и обратилась к Катерине Михайловне. Да не просто, а сначала поклонилась в ноги.

– Катерина Михална, не думала, что буду при нашем барине другую барыню просить, слава Богу, не зареклась. Берегите Сашеньку. Вы…

Непонятно, что она хотела сказать, то ли «вы умеете беречь», то ли «обещайте, что вернётся». Но то ли сама не решилась, то ли взгляд Катерины Михайловны отменил эти слова.

– Буду беречь, Марфуша, – просто ответила барыня.

Марфуша поблагодарила, потом обняла Сашу, причём сдерживая слезы. Протянула образок, дождалась, когда он положит его в карман рубашки. А затем обратилась к Джейн:

– Береги Сашеньку, пожалуйста. Ты ему мила, он тебя послушает. – Саша покраснел. – Когда с батюшкой своим встретишься, попроси, чтобы Сашеньку не обидели. Он, поди, до генерала дослужился. Береги его, пожалуйста.

Джейн понимала через три слова, и тогда Марфуша наконец-то произнесла слова, услышанные утром от Льва Ивановича и вызубренные за день:

– Май Год протэк ю! Женни, протэк Сэнди!

Лев Иванович и Катерина Михайловна улыбнулись. Саша поцеловал Марфушу. Потом помог Джейн сесть в сани, сел сам, поднялся во весь рост, повернулся ко Льву Ивановичу:

– До встречи, папенька!

Тот смущённо улыбнулся – видимо, Саша редко обращался к нему так.

И уже громко, ко всем:

– Не поминайте лихом! До свиданья!

Ещё хотел махнуть саблей – в лучах вечернего солнца было бы эффектно. Но поскользнулся на мелкой наледи кучерских козёл и поторопился сесть, чтобы не упасть.

– Иван Данилыч, – сказал дядя Лев, – гони быстрее, чтобы я не одумался да не пустился вдогонку.

– Будет сделано, Лев Иванович, – улыбнулся Данилыч, тряхнув чёрной бородой. – Только слово ваше крепко: отпустили – не погонитесь. А Александра Петровича я поберегу.

– Спасибо, – сказал дядя Саши и, к удивлению Джейн, первый раз увидевшей такое в России, протянул Данилычу руку. Тот, не удивляясь, её крепко пожал.

После чего свистнул и выполнил просьбу. Джейн и опомниться не успела, как Рождествено осталось за спиной.

– Джейн, если не спишь, попрощайся с владениями маркиза де Караба.

Вообще-то, Джейн дремала, но пробудилась легко. «К чему спать вечером – ночь впереди», – говорила миссис Дэниэлс, если её подопечной хотелось задремать в столь неурочный час, и Джейн соглашалась с этой мудростью.

Владениями, с которыми полагалось попрощаться, была деревня Андреевка – как не раз говорил Саша, «Австралия дяди Льва». Перевод на местный скотный двор считался высшим наказанием для дворни или особо нерадивых мужиков из другой деревни. Наказание усугублялось тем, что надзирали над ними управители, разжалованные за воровство или за грубость. Правда, совсем уж залютовать им не разрешалось и здесь, а примерное поведение – трезвая жизнь и крепкое хозяйство – награждалось возвратом на прежнее место жительства.

Андреевка, небольшая и неказистая деревушка, осталась за спиной. Впереди был лес, над ним – печальная синяя полоска, прощальный привет закатившегося солнышка. «Значит, едем на юго-запад, туда, куда нам и надо», – улыбнулась дремавшая Джейн.

Ей нравилось путешествовать, не задумываясь о направлении маршрута, да и Саше тоже. Он уже сказал, что с Данилычем можно, как Митрофанушке, совсем не знать географию: будет нужда у Катерины Михайловны заехать в Капскую колонию, он и туда довезёт. То, что Митрофанушка – склонный к парадоксам юный джентльмен, всецело доверяющий кебменам, Джейн уже узнала от Саши.

Ещё Джейн нравилась решимость Катерины Михайловны ехать быстро, ночуя прямо в возке и лишь изредка, если совсем растрясёт, на постоялых дворах. «Тем более, найти лучший гостиничный номер, чем тот, в котором мы едем, будет трудно», – сказала она.

Правда, в пути допускались и незапланированные остановки. Катерина Михайловна предупредила о них сразу же, ещё в тот вечер, когда она уговорила Льва Ивановича.

– Только вот что имейте в виду, – сказала она Джейн, – может так получиться, а скорее всего и получится, любят меня разные приключения, в пути придётся задержаться. Если так будет, то от вас как иностранной подданной потребуется лишь терпение – ждать, пока я улажу чужую заботу. Не удивляйтесь, Джейн, вы должны помнить наше знакомство. В тот вечер мы с Данилычем рассчитывали вернуться в мою усадьбу без приключений, однако вы спасли нас от дорожной скуки.

Джейн улыбнулась, сказала, что её путешествие по России само по себе является приключением, поэтому других может и не случиться.

Пока остановок не было, тройка мчалась по укатанной февральской дороге. Джейн решила, что царский возок, снившийся ей не раз, вряд ли ехал бы быстрее. Это она и сказала Катерине Михайловне.

– Да, – отозвалась она, – только фельдъегерь менял бы лошадей на каждой станции, чего мы делать не будем, да к тому же дорога перед ним всегда была бы свободной: казённая тройка предупреждает о себе звоном колокольчиков. Как видите и слышите, у нас лишь бубенцы.

– А чем различается их звон?

– Когда выедем на большой тракт, вы услышите не раз. Он отличается.

Минут десять спустя Катерина Михайловна сказала:

– На ловца и зверь бежит. Слышите, Джейн? Это именно колокольчик. Впрочем, эта пословица в нашем случае может иметь обратный смысл. Мы поравняемся с колокольчиком через пару минут, прошу вас, не высовывайтесь. Саша, к тебе относится тоже. Если хозяин встречной тройки, а я уже догадываюсь, кто он, сочтёт меня единственной пассажиркой, будет лучше всего.

Джейн не просто послушалась, она вытянулась, укрывшись замечательной серой шалью.

Колокольчик приближался, звеня весело и тревожно. То ли на Джейн так подействовала перевёрнутая пословица про охотника и добычу, то ли уж такой был волшебный воздух России, что все разлитые в нем радости и опасности нечаянно проникают в душу и звучат там, как этот колокольчик.

Послышалось «тпрруууу». Тройка приостановилась. Джейн почти не разобрала беседу Катерины Михайловны со встречным. А беседа была вот такой.

– Здравствуйте, Катерина Михайловна! – сказал ротмистр Сабуров, с той выглаженной вежливостью, за которой скрывается настоящая злость. – И кого сегодня вы утешать собираетесь, или с утешения едете?

– Мне, Дмитрий Борисович, утешительным ремеслом заниматься, право же, неловко, – то ли серьёзно, то ли лукаво вздохнула Катерина Михайловна. – Не могу забыть о платке, данном покойным Государем покойному графу Александру Христофорычу[65] с тем, чтобы утирать им слезы невинных и обиженных. Потому, когда мне кого-нибудь доводится утешать, каждый раз чувствую, что отбираю жандармский хлеб.

• Предыдущая
• 68/133
• Следующая