Масштабная операция - Рощин Валерий Георгиевич - Страница 57

• Предыдущая
• 57/61
• Следующая

— А может вы сами?! — вдруг с жаром предложил хозяин комнатки.

— Ты в своем уме? — холодно возразил капитан.

— Ну, надо же вам как-то возвращаться с того света и потом… — не унимался молодой человек. — Потом я мог бы подтвердить, что не было с вашей стороны никакого предательства, а?

— Возможно. Возможно, когда-нибудь мне понадобится твоя помощь, но не сейчас.

Откуда-то из внутреннего кармана Станислав достал аккуратно сложенную «лыжную» шапочку снайпера. Развернув ее, погладил далеко не новую шерстяную вязку и на миг о чем-то задумался… Очнувшись, спросил:

— Узнаешь?

— Еще-е бы!.. — улыбаясь, протянул Тургенев, глядя на простенькую, незамысловатую вещицу, как на старую, добрую знакомую. — Кажется, будто Серега в Чечне ее и с головы-то не снимал. Так и останется в моей памяти в этом головном уборе.

— Ее тоже передай жене, — Торбин вздохнул и, накрыв ладонью другой сверток, продолжил: — Теперь третье и последнее. Это твои деньги. Здесь достаточно для того, чтобы купить квартиру и организовать собственное дело. Ты профессиональный связист — устроишься. Но одно условие: устраиваться будешь не в Питере, а дома — в Краснокамске. В Питере ты пропьешь любую сумму за пару лет и пропадешь. А на родине все будет нормально. Понял меня?

— Понял, — закивал обалдевший Бояринов.

— Ты вчера говорил о девушке — бывшей однокласснице.

— Да?.. — смутился тот, но, опомнившись, подтвердил: — Точняк, говорил.

— Мол, не забыла она тебя и в письмах звала. Верно?

— Звала. Много писем присылала.

— Как ее зовут?

— Александра.

— Стало быть, плевать Александре на это, — сделав ударение на последнее слово, Стас указал взглядом на костыли. — Знала обо всем и настойчиво писала. Следовательно, и по сей день любит. И родителям своим ты всегда был дороже всех. Вот все эти близкие люди и не дадут тебе пропасть, уяснил?

— Так точно. Уяснил.

— Ты поедешь домой и заживешь по-человечески — не жалким инвалидом, просящим милостыню у прохожих, и не опустившей руки размазней. Чтоб в течение недели собрал необходимые документы, справки, купил билет и отбыл в Пермскую губернию. Считай это моим последним приказом.

— Есть, товарищ капитан, — четко, как в былые времена отвечал рядовой.

— Ну, давай прощаться.

Они обнялись посреди махонькой комнаты.

Когда пожимали друг другу руки, Тургенев уже не стеснялся выступивших слез. А, приметив мелькнувшую под полой куртки Торбина рукоятку пистолета, грустно улыбнулся и спросил:

— И куда ж вы теперь?

— Тоже на восток, только гораздо дальше — там проще затеряться.

— Прощайте, товарищ капитан. Удачи вам…

Утро выдалось прохладным. Солнце норовило надолго спрятаться за слоями тонких облаков, а с берегов Финского залива повеяло свежим ветерком, слегка трепавшим темные волосы Стаса, неспешно бредущего по оживленным улицам Санкт-Петербурга.

Покинув тесную комнатушку бывшего сослуживца, молодой человек в узких очках и черной кожаной куртке вновь проделал известный маршрут и занял позицию на той же лавочке в сквере, откуда вел наблюдение вчерашним вечером. Теперь, после встречи и разговора с Иваном, он был твердо уверен: ожидать предстоит не напрасно — интересующий его человек по-прежнему заправлял в бригаде и обитал в гарнизонной пятиэтажке.

Не успел Гросс развернуть газету, как ко второму подъезду подкатила серебристая иномарка и несколько раз протяжно просигналила.

«Уж, не за моим ли знакомцем?» — насторожился он и, отложив прессу, приготовился встать.

Однако из дома неожиданно выпорхнула Елизавета.

Тысячу раз Торбин представлял их встречу. Нет, разумом он понимал: даже намека на связь с Лизой отныне быть не может, и она до конца дней не узнает всей правды о нем. Ни к чему. Однако каждый раз торопливо, пока в воображение не вторгался фантом ее отца, в дивных красках рисовал счастливое свидание, непременно случившееся бы при других — более благоприятных обстоятельствах…

Из автомобиля вышел невысокий мужчина, разодетый в дорогой и ладно сидящий на худощавой фигуре костюм, белоснежную рубашку и яркий галстук. Поцеловав подставленные Елизаветой губки, он услужливо открыл правую дверцу. Дождавшись, когда барышня устроиться на сиденье, аккуратно прикрыл ее, и занял водительское место. Представительское авто плавно тронулось и исчезло за поворотом, унося с собой последние иллюзии Станислава…

Иногда он спрашивал себя: отчего я не организовал убийство эмира и не исчез из лагеря раньше — прошлым летом, когда получил относительную свободу или же зимой, переселившись после празднования Курбан-байрама в отдельную палатку и оставив не у дел трех арабов-надсмотрщиков? Зачем столько выжидал, теряя драгоценное время? Неужто не придумал бы способа перехитрить службу безопасности Губаева, раздавить Шахабова и незаметно просочиться мимо расставленных вокруг базы постов? Впрочем… «Стоит ли укорять себя за медлительность? — каждый раз отвечал сам себе спецназовец, — уж не оттого ли я занят подобными вопросами, что кто-то за это время успел занять мое место возле Лизы? Эким же я становлюсь собственником! Ни себе, ни людям. Один бы черт с ней ни чего не получилось, даже если бы я вернулся сюда следом за Щербининым и сумел доказать свою непричастность к измене».

Ну, а кроме сих объективных доводов, говорящих о том, что торопиться было незачем, существовал и давний обычай Гросса не подвергать критике собственные поступки в далеком прошлом.

— Коль растянул подготовку акции «Вердикт-2» на целый год — значит, того требовали обстоятельства, — прошептал он, наблюдая за игравшей неподалеку, невзирая на раннее время и утреннюю прохладу, детворой. — Кто знает, чем обернулась бы необдуманная поспешность? А Елизавета… — потащил Стас из пачки сигарету, — Елизавета — живой и вполне нормальный человек. Не в монастырь же ей было подаваться после известия о моей «смерти». Небось, одних косых взглядов в спину сколько пришлось вынести! Как-никак, полгода ходила под ручку с «предателем»…»

Вряд ли молодой человек сожалел о канувших в небытие отношениях с Лизой. Увиденное несколько минут назад лишь окончательно развеяло последние сомнения и разложило по нужным полочкам давно свершившиеся факты. Отныне оставалось одно неотложное и наиважнейшее дело — страстно хотелось повидаться с командиром бригады. И скоро его заветной мечте суждено было сбыться — из подъезда неторопливо, или точнее сказать — чинно, выплыл Юрий Леонидович…

За год полковник немного раздобрел, седина на висках стала заметно гуще. Одетый в военную форму он, вероятно, направлялся в штаб, что находился в трехстах метрах, посему, не воспользовавшись служебной машиной, решил пройтись пешком.

Гросс в миг сорвался с лавочки и быстрым шагом пустился наперерез. Когда дистанция между ними сократилась до двадцати метров, негромко окликнул:

— Господин Щербинин! Вам просили передать привет.

Шеф местного спецназа остановился, словно перед ним возникла неведомая преграда и, резко обернулся. Стас замедлил шаг и приближался, зорко следя за каждым его движением.

— Ты?! — изумленно пробормотал тот, воровато оглядываясь по сторонам. Правая ладонь его машинально приподнялась к тому месту, где на ремне висела кобура.

— Не дергайся, — предупредил капитан, слегка отводя полу куртки от рукоятки готовой к стрельбе «Гюрзы».

Наверно в памяти Юрия Леонидовича еще оставались свежи воспоминания об отменой реакции и умении молниеносно стрелять точно в цель с обеих рук бывшим подопечным, ибо полковник заметно побледнел, судорожно сглотнул вставший поперек горла ком. Рука его безвольно опустилась.

Теперь он стоял перед Торбиным, лихорадочно гадая, что же произойдет дальше…

— Беслан Магомедович передал вам свой последний привет из дремучих лесов Панкисского ущелья, — с недоброй усмешкой молвил нежданный гость. — Вы не рады?

• Предыдущая
• 57/61
• Следующая